Рассказы, стр. 1

В зале предварительных слушаний Нью-Йоркского окружного суда в тот апрельский день царила на редкость оживленная атмосфера. Оглашение дел, назначенных к слушанию, заняло целый час, так как прерывалось бесконечными спорами и предложениями об отсрочках или переносах. Адвокаты, повысив голоса чуть ли не до крика, доходили до перепалок, в которых логика уступала место эмоциям.

Судья Фрэзер Мэнтон сдержанно прерывал эти отчаянные дебаты в самом их разгаре. Казалось, этот человек был буквально создан для того, чтобы вершить правосудие. Его лицо, довольно молодое для такой солидной должности, со сверкающими темными глазами и чистой кожей, выражало природную властность и умудренность, которые отдельным счастливчикам удается с изяществом пронести через всю жизнь.

Заметно возвышаясь над остальными, он сидел в своем огромном кожаном кресле, облаченный в черную судейскую мантию, и его лицо без преувеличения можно было назвать самым красивым в зале. Адвокаты любили его за спокойные быстрые решения, а также за непоколебимую беспристрастность, однако популярность его выходила и за рамки зала суда, ибо этот состоятельный холостяк, аристократ по рождению, считался душой общества в светских кругах Нью-Йорка.

Сразу после оглашения дел, назначенных к слушанию, суд приступил к рассмотрению нескольких обвинительных актов, полученных из Большого жюри.

Трое молодых людей, обвиняемых в вооруженном налете на ювелирный магазин на Шестой авеню, заявили о своей невиновности через адвоката — рослого жизнерадостного малого, известного своими связями в верхах демократической партии. Потом адвокат маленького черноволосого итальянца, заложившего бомбу под дверь соседу, попросил отложить слово для защиты на двадцать четыре часа. Просьба была удовлетворена. За ним следовали еще двое — аптекарь, обвиняемый в незаконной торговле героином, и щуплый, худосочный юнец, чей босс недосчитался в своем сейфе тысячи долларов. Затем секретарь объявил следующее дело, и в зал в сопровождении конвоиров ввели мужчину с изможденным, осунувшимся лицом. Сразу же при его появлении заместитель окружного прокурора Артур Торнтон поднялся со своего места.

Обвиняемый, тот самый осунувшийся мужчина лет сорока, был одет в поношенный и неопрятный костюм, которому, казалось, лет было не меньше, чем его владельцу. Лицо его, побритое сегодня утром в тюремной камере, носило на себе отпечаток крайней изможденности — следствие продолжительных страданий и лишений, а в серых глазах застыло выражение стоического безразличия, какое бывает у человека, знающего, что он обречен, и не слишком беспокоящего о дальнейшей судьбе.

Ровным, тихим голосом он сообщил секретарю о себе: Уильям Маунт, без определенного места жительства, возраст — тридцать восемь лет, американец, профессия — бухгалтер.

Судья Фрэзер Мэнтон, с пристальным интересом наблюдавший за обвиняемым во время опроса, прочистил горло.

— Уильям Маунт, — сказал он, — Большое жюри предъявляет вам обвинение в убийстве вашей жены, миссис Элейн Маунт, известной также как Элис Ривз.

Вы хотите, чтобы вам зачитали вслух обвинительный акт?

Обвиняемый поднял голову, глаза его встретились с глазами судьи.

— Нет, сэр. Я не хочу слушать обвинительный акт, — ответил он.

— Ну что ж, хорошо. Напомню только: вас привели сюда, чтобы предоставить слово для защиты. Насколько вы понимаете, у нас сейчас не судебное заседание, а предварительное слушание, и вам предоставляется возможность высказаться только относительно обвинительного акта. Вы считаете себя виновным в преступлении, в котором обвиняетесь?

Взгляд обвиняемого немного просветлел, но тут же снова померк, и он просто сказал:

— Я не делал этого, сэр.

— Стало быть, вы не признаете себя виновным?

— Не признаю, сэр.

Судья повернулся к секретарю, знаком предложив ему зафиксировать заявление, затем снова перевел взгляд на обвиняемого:

— Ваши интересы кто-нибудь представляет? У вас есть адвокат?

Едва уловимая горькая усмешка пробежала по губам Маунта.

— Нет, сэр, — ответил он.

— А вы хотели бы иметь его?

— Что с того, если бы и хотел? Я не могу оплатить адвоката — у меня нет денег.

— Это мне известно. — Судья пристально, с любопытством изучал обвиняемого. — Моя обязанность, Маунт, в случае, если обвиняемый по уголовному делу не способен нанять адвоката, назначить ему такового для защиты. Труды адвоката, равно как и все правомерные и необходимые для проводимого им расследования расходы, в данном случае оплачиваются государством.

Как видите, государство заботится об обеспечении прав своих подданных. Я назначу адвоката по вашему делу сегодня днем, и, возможно, уже завтра утром вы с ним встретитесь.

— Да, сэр, — ответил обвиняемый без малейшего интереса в голосе — судя по всему, от адвоката он особой помощи не ждал.

Судья Мэнтон повернулся к секретарю, и тот передал ему папку с прикрепленными к ней несколькими листками бумаги. Судья задумчиво просмотрел их, потом повернулся к заместителю окружного прокурора:

— Мистер Торнтон, я назначаю рассмотрение этого дела на восемнадцатое мая. Вас эта дата устраивает?

— Да, ваша честь, — ответил прокурор.

— Хорошо. Итак, Маунт, в четверг восемнадцатого мая вы предстанете перед судом. Ваш адвокат будет об этом уведомлен. Все.

Когда конвоиры выводили обвиняемого из зала, лицо его выражало все ту же покорную безнадежность, с какой он вошел сюда двадцать минут назад.

В тот же день несколько позже в комнату отдыха по соседству с залом заседаний, где судья Фрэзер Мэнтон наслаждался сигарой и дружеской беседой со своими старинными приятелями — Гамильтоном Роджерсом, владельцем и издателем «Судебного бюллетеня», и Ричардом Хэммелом, комиссаром полиции, — вошел его секретарь, принесший на подпись документы.

— Кстати, сэр, надо будет еще одну бумагу подписать, — заметил он, промакнув подписи. — Кого вы намерены определить на дело Маунта? Ведь надо же отправить ему уведомление.