Лагуна фламинго, стр. 55
Когда Эдуард тем же вечером вернулся в Бельграно, в свою комнату, расположенную в доме его сестры, он пребывал в странном настроении — то ли возбужденном, то ли печальном, он и сам не знал. Вскоре он вновь вернется в Ла-Дульче, и это было прекрасно. Но ему придется опять расстаться с сестрой, и это его огорчало.
Конечно, Анне больше не нужна была его помощь, она и сама отлично со всем справлялась, но они всегда были близки. Эдуард решил, что больше не будет расставаться с ней надолго. Попрощался он и с Лоренсом. Тот воспринял известие о его отъезде с облегчением. Что бы там ни натворил Лоренс, Эдуарду не было до этого дела. С Элиасом он тоже попрощался. Все попытки выяснить, что же все-таки произошло, ни к чему не привели. Никакая месть не сможет уменьшить его боль. Смерть порождает смерть, Элиас всегда это знал и уж точно не стал бы призывать друга к возмездию.
Когда Эдуард решил оставить мысли о старом друге в прошлом, он впервые почувствовал, что примирился с утратой. Он никогда не забудет Элиаса, но не более того. И это правильно.
Перед отъездом он заглянул к Монике. Она встретила его обворожительной улыбкой.
— Надеюсь, на этот раз ты приедешь к концу года.
Эдуард не ответил. И они вновь занялись любовью.
Эдуард зевнул и подошел к столу, собираясь погасить лампу. Невольно его взгляд упал на дагерротип, лежавший на столе. Он так и не заставил себя убрать снимок в сумку. На фотографии были изображены Аннелия, Мина и он сам в один из тех редких дней, когда они все вместе отправились на пикник. Аннелия стояла рядом с ним и с серьезным видом смотрела в камеру. Мина сидела на стуле перед ними и улыбалась. Эдуард же расправил плечи и выпятил грудь. Теперь эта поза казалась ему немного глупой. Медленно вытянув руку, он осторожно погладил кончиком мизинца лицо Аннелии.
Глава 20
Франка качнуло. Перед тем как небольшая лодка, на которой его везли в Буэнос-Айрес, причалила к берегу, поднялась гроза. Выбираться на сушу под дождем было не очень-то приятно. Гроза пришла с юго-запада. Наверное, это был памперо, от которого дрожали сходни, словно они были сделаны из картона.
На этот раз, как и раньше, Франк воспользовался услугами компании «Платенсе», чтобы добраться сюда из Монтевидео. Хоть опыт и подсказывал ему, что надеяться не на что, он хотел верить в то, что встретит Мину на площади имени Двадцать Пятого Мая.
В прошлом году Франк не сумел приехать в Буэнос-Айрес, но в этом году поклялся, что будет приходить на площадь каждый год, пока они с Миной не воссоединятся.
Нет, Мина не погибла, не сгорела в том доме. Он чувствовал это, что бы там ни говорила ему мать. Если Филипп… Если Филипп выжил, то Мина уж точно не могла умереть. Господь бы этого не допустил, ни в коем случае.
Франк вздрогнул, подумав об изуродованном лице Филиппа. Говорили, что на дом напали, но после того, как молодой Амборн пришел в себя, оказалось, что он ничего не помнит. По крайней мере, так сказала Франку мать.
В Нью-Йорке Франку удалось дослужиться до мастера. Он даже подумывал о том, чтобы открыть собственную строительную контору, но Уоллис вовремя предупредил его о возможных последствиях. По словам Уоллиса, конкуренты просто сметут его с дороги. И если повезет, его тело выловят из Гудзона, чтобы семье было что похоронить. Да, Нью-Йорк был не для слабаков.
Бедный Уоллис! Франк вздохнул. В прошлом году на двадцать пятое мая он заботился о своем друге: Уоллис поранился на стройке, рана воспалилась, началась гангрена, и, помучившись, несчастный умер. Приходя в себя, Уоллис умолял Франка отправиться на поиски Мины, но тот лишь качал головой.
— Ты мой лучший друг, Уоллис. Кем бы я был, если бы оставил тебя одного?
Кроме парочки работников со стройки Франк был единственным, кто явился на похороны Уоллиса. У него не было семьи и друзей.
Последний шаг — и Франк очутился на берегу. К этому времени он мог найти путь на площадь с завязанными глазами. Повсюду суетились люди, готовясь к празднику. Время от времени вдалеке звучали выстрелы. Кто-то белил стены домов. Некоторые уже устремились на площадь имени Двадцать Пятого Мая. Франк пошел быстрее. Пристроившись к группке веселых портеньос, он дошел до площади и направился к монументу Майской пирамиды.
До сих пор никто не ждал его там, но нужно было проверить. Нужно…
Франк замер как вкопанный.
Сегодня у монумента кто-то стоял. И не просто кто-то. Это был кто-то знакомый.
Он не видел Аннелию с тех пор, как покинул Эсперанцу, но сразу же узнал ее.
Франк медленно пошел к ней, но женщина, заметив его, осталась стоять на месте.
«Аннелия, — крутилось у него в голове. — Аннелия».
При виде юноши Аннелия улыбнулась. Несмотря на тяжелую жизнь, женщина все еще казалась молодой.
— Здравствуй, Франк. — Аннелия кашлянула. — Мина сказала мне, что ты будешь ждать ее здесь.
— Сказала… Но почему…
Франк осекся, видя, как изменилось лицо Аннелии. Женщина опустила глаза, но затем вновь подняла голову. Франк заметил слезы на ее щеках.
«Нет, — подумал он. — Нет, она не может это сказать. Нет! Пока она это не произнесла, это неправда…»
— Нет! — крикнул кто-то.
Франк не сразу понял, что это слово слетело с его губ.
Аннелия протянула руку и погладила его по плечу. Юноша дрожал, словно в лихорадке.
— Я должна тебе сказать… — Она говорила так тихо, что Франку пришлось склониться к ней. — Мина мертва. Она так надеялась встретиться с тобой, но…
— Что? Как это… произошло? Отчего она умерла?
— Холера. В Росарио была эпидемия холеры.
— Вы были в Росарио?
— Это долгая история… Эсперанца, Росарио… Я могу тебе все рассказать. И я должна передать тебе последние слова Мины.
Франка вновь начало трясти. Аннелия сжала его ладонь, и ей показалось странным то, как ее тонкие, хрупкие руки смотрятся на его огромной кисти.
— Она сказала, что любит тебя. Вот что я должна была тебе передать. Тебе следует обрести свое счастье. Возвращайся туда, откуда приехал…
— В Нью-Йорк… — рассеянно пробормотал Франк.
— Значит, возвращайся в Нью-Йорк. И помни, что Мина тебя любила.
Глава 21
Филипп Амборн сел перед зеркалом и взглянул на свое отражение. Когда-то он был красивым юношей, на которого засматривались девушки. Теперь же широкий шрам, разделяя его лоб на две части, тянулся до макушки. Волосы там больше не росли. Насколько это было возможно, Филипп скрывал шрам под шляпой, но стоило ему приударить за девушкой, как рано или поздно наступал момент, когда ему нужно было снять шляпу. И тогда на лице девушки проступало отвращение. Некоторых, даже тех, кому он заплатил, приходилось брать силой. «И это она виновата во всем».
Перед его внутренним взором появилась хрупкая фигурка Мины, ее упрямое личико, каштановые локоны, веснушки, усеивавшие белоснежную кожу, словно золотой песок. Он ненавидел ее и в то же время не мог без нее жить. С тех пор как она исчезла, Филиппу становилось все хуже. Прошло много времени, прежде чем он смог оправиться от ужасного удара Аннелии. Прошло еще больше времени, прежде чем он смог все вспомнить. Филипп не забыл Мину, и воспоминания о ней становились с каждым годом все отчетливее. Поэтому он уже давно пытался найти ее. Иногда Филиппу казалось, что цель близка, но всякий раз Мина ускользала. Конечно, ему приходилось зарабатывать себе на жизнь. Это было не так просто, как в те времена в Эсперанце, когда все само шло к нему в руки.
После смерти отца — за это проклятая бабенка, Аннелия, еще заплатит! — Филипп несколько месяцев занимался своим rancho, ранчо, а потом продал имение этим окаянным Дальбергам. Они не оставили ему выбора. Они за это заплатят.