В стране кораллового дерева, стр. 112
Голос Эдуарда казался измученным. Он все еще держал Густава за руку. На секунду воцарилось молчание. Потом Эдуард сказал:
— Помнишь ли ты, как мы сюда приехали? У нас не было за душой ни гроша, только мечты. И все-таки мы всем показали, разве нет? Дон Густаво и дон Эдуардо — вот были имена!
Густав слегка улыбнулся. Казалось, что вместе с этим выстрелом из него ушла вся ненависть. Он выглядел спокойным, его лицо не искажалось от боли.
Анна взглянула на братьев и вдруг вспомнила двух мальчишек, мчавшихся через виноградники. Никто не мог их остановить, даже отец, грозивший им поркой.
— Помоги мне, — сказал Эдуард, и Анна сразу поняла, что он обращается к ней.
Вместе они перенесли брата на стол и положили его. Дышит ли он? Анна не отрываясь смотрела на Густава, но он больше не шевелился. Его глаза закрылись. Присутствующие перешептывались. Эдуард поднял голову.
— Уйдите! — неожиданно заревел он и протянул руку Анне. — Оставьте нас одних. Оставьте нас на какое-то время.
И заплакал.
После того как Эдуард всех выгнал, Педро привел девочек. Анна прижала дочь к себе и не хотела ее больше отпускать. Эстелла, всхлипывая, бросилась к Виктории. Марлена со слезами обняла мать.
«Наконец-то все кончилось, — подумала Анна, — наконец-то, наконец-то все позади».
Глава седьмая
Виктория и Педро в сопровождении Лоренца уехали, чтобы отвезти Умберто в Сальту. Умберто рассказал им, что это его мать виновата в смерти отца. Виктория прошептала Анне в момент прощанья, что она намеревается вести переговоры с мужем.
После известных событий прошло почти два месяца. Вечером приехал Юлиус. Он впервые провел ночь вместе с Анной.
Когда она проснулась на следующее утро, то чувствовала себя как никогда отдохнувшей. Снаружи доносились голоса детей и шум большого города Буэнос-Айреса.
Они как можно скорее покинули Ла-Дульче — слишком много тяжелых воспоминаний связывали их с этим местом. Лишь Эдуард захотел остаться. В Буэнос-Айресе их ждали истосковавшиеся Фабио и Пако. Снова и снова они просили девочек во всех подробностях описать похищение. Казалось, мальчики даже завидовали Марлене и Эстелле, ведь те пережили такое приключение!
Девочки тоже хорошо отдохнули. «Они повзрослели, — снова подумала Анна, — малышки скоро превратятся в настоящих женщин. Какими они будут? Как скоро влюбятся? Выйдут ли замуж? Продолжат ли дело фирмы Бруннер-Вайнбреннер?» Анна не сводила глаз со своих сокровищ, но знала, что когда-нибудь их придется отпустить.
Вздохнув, она встала и набросила на плечи накидку, спасаясь от утренней прохлады. Снова ее мысли вернулись к Эдуарду. Ла-Дульче была хорошей эстансией с отличными землевладениями. Тут можно было разводить коров, овец, выращивать пшеницу, фрукты и овощи. Где-то на обширных заброшенных землях находилось озеро, служившее домом для фламинго.
Убитых похоронили на маленьком кладбище Ла-Дульче. Умберто выл, как пес, когда в могилу опускали тело его матери. «Действительно ли она убила мужа?» — Анна впервые задала себе этот вопрос, но он, наверное, так и останется без ответа. То, о чем подозревала Анна, подтвердила Виктория.
«Доброе утро, маленькие принцессы», — услышала Анна голос Эдуарда в тот день, когда они уехали из Ла-Дульче. Она улыбнулась. Он часто называл так Анну, когда она была еще ребенком, в Германии, на их родине. Она не была там уже тринадцать лет. «Может, я больше никогда не увижу Германию, — впервые сказала себе Анна, — ни Рейн, ни виноградники, ни Гуштль». Она решила снова написать подруге. Стала ли для них за это время старая родина такой же чужой, какой была новая сразу после приезда? Анна вспоминала, как сияло здание эстансии Ла-Дульче в утреннем свете, словно чужое, но дружелюбное существо, и как от этой красоты у нее захватило дух.
— Тебе нравится? Вот это зрелище! Ты можешь себе представить, что покинешь Буэнос-Айрес и переедешь сюда? — спросил ее Эдуард.
Виктория говорила, что она отнимет у Умберто эстансию за все, что он натворил. Незадолго до отъезда в Сальту она сказала Анне, что хочет видеть Эдуарда управляющим эстансией. Анна с опаской взглянула на брата. Он долго молчал, и она уже начала побаиваться, что он скажет что-нибудь не то, но Эдуард вдруг рассмеялся.
— Конечно, конечно, это было бы прекрасно!
— Тебе действительно здесь нравится? — Анна с опаской взглянула на брата.
Эдуард огляделся по сторонам.
— Это же то, о чем мечтал наш отец! — Он, улыбаясь, развел руки в стороны. — Я стану крестьянином.
Анна толкнула его в бок.
— Не говори таким тоном!
— Что ты имеешь в виду?
— Словно ты сожалеешь об этом.
— Сожалею, что откажусь от жизни в Буэнос-Айресе? Да будет тебе известно, что я никогда не тоскую о прошлом.
Анна серьезно взглянула на брата.
— Тут ты прав. Ты никогда не тосковал о прошлом, и я всегда этому удивлялась.
— Да? — Эдуард вопросительно взглянул на нее. — Ты удивлялась? Я все время подозревал, что ты плохо обо мне думаешь.
— Не очень приятно, когда твой брат — преступник. — Анна крепко обняла его. — Но ты все равно мой брат. И был им всегда.
Анна внезапно отвлеклась от воспоминаний. У нее за спиной кто-то откашлялся. Она обернулась.
— Юлиус! — воскликнула Анна.
«Юлиус, Юлиус», — стучало ее сердце. Как хорошо после пережитого ужаса снова оказаться рядом с ним.
Глава восьмая
Спустя неделю после приезда на Санта-Селию Педро пригласил Викторию на прогулку в горы, в ту заброшенную деревню, в которой они когда-то сблизились. Они испытывали благодарность к этой земле. На завтрак у них были фрукты и эмпанады. Они кормили друг друга фигами.
Когда Виктория надела платье и сапоги (под платьем были кожаные штаны, сверху — кожаная куртка и платок на голове), она вышла во двор, где их уже ждали оседланные лошади.
Она взглянула на Умберто, который удивительным образом не оказывал им сопротивления. Работники эстансии обрадовались возвращению Педро. Они говорили, что не могли поверить в то, что он виновен в смерти дона Рикардо. Они подозревали, что к этому приложил руку Умберто. Его мать… Возможно, она тоже участвовала в убийстве. Но наверняка этого никто не знал и, может быть, никогда и не узнает.
Педро уже сидел на лошади, и Виктория последовала его примеру. Она пришпорила лошадь, чтобы поспеть за ним.
Когда они добрались до русла реки, где Педро впервые увидел сына, Виктория сглотнула. О чем она только ни думала в тот момент.
Педро, казалось, тоже погрузился в воспоминания. Неожиданно он взял Викторию за руку и слегка сжал ее.
— Ты думаешь о них?
— Да.
Виктория знала, что он говорит о Пако и об Эстелле. Педро станет им хорошим отцом, дети не смогли бы теперь жить с Умберто, она была в этом уверена.
Иногда Виктория представляла себе, как вернется в Сальту, но никогда надолго над этим не задумывалась. «Я не создана для подобных размышлений», — говорила она себе. Виктория не думала, что испытает радость, когда вновь появится на Санта-Селии. Но окружающая природа внушала ей доверие. Во времена несчастий, одиночества и бед, которые пережила Виктория, она всегда обращала внимание на ланшафт: землистые цвета, дали, горы на горизонте, небо, до которого, казалось, можно дотронуться рукой, заросли лавра, папоротника, лиан и бромелий в тропических лесах…
Тем временем они уже оставили деревню далеко позади и поднимались все выше и выше. Дышать стало тяжелее. От мелкой пыли, оседавшей на коже и на одежде, Виктория кашляла. Повсюду возвышались засохшие кустарники. Под жаркими лучами солнца горы плясали в мареве.
В тот день Виктория и Педро любили друг друга, как еще никогда в жизни, — с опытом взрослых людей и пылом юности. Какое-то время они отдыхали, обнявшись, а потом вновь стали подниматься в горы. Виктория чувствовала неприятное давление. Но все забылось, когда перед ними неожиданно открылась равнина, темно-синяя, как море. Она простиралась до горизонта. И нельзя было сказать, туман это, вода или земля. Впечатление усиливалось еще и от того, что они с Педро находились выше облаков, а горы, освещенные ярким солнцем, устремлялись в голубое небо. Виктория глубоко вздохнула. Никогда в жизни она не видела такой красоты!