Величайший рыцарь, стр. 9

– Я тоже не думаю, – вставил Аксель. В его ломающемся голосе звучало уважение к брату-герою.

– А почему ты приехал домой? – резко спросил Иоанн.

Выживание Вильгельма в доме де Танкарвиля зависело от способности читать по выражениям лиц и тону голоса.

– Разве ты не рад меня видеть?

– Конечно, рад, – покраснел Иоанн. – Ты же мой брат.

«Вот в этом-то все и дело», – подумал Вильгельм и добавил вслух:

– И поэтому у тебя есть обязательства.

Иоанн поменял положение на стуле с тонкой резьбой, предназначенном для хозяина дома. Ручки были отполированы еще отцом, который часто за них хватался. Иоанн явно чувствовал себя неуютно.

– Я просто думал, что ты все еще живешь у Гийома де Танкарвиля, вот и все, – он говорил так, словно это не имело значения, но оба знали, что это неправда.

Вильгельм посмотрел на кубок с вином.

– Он решил не оставлять меня в своем доме. Мы оба пришли к выводу, что мне лучше уехать, пока мой отъезд все еще можно считать результатом взаимной договоренности.

– Он же должен был увидеть, что ему выгодно оставить тебя в своей свите! – возмущенно воскликнула мать.

– Да, он это видел, но также понимал, к каким проблемам это может привести. Некоторые рыцари считали, что он слишком благосклонен ко мне из-за нашего родства.

– В таком случае ему следовало прогнать их.

Вильгельм покачал головой.

– Я был самым младшим и самым неопытным рыцарем, поэтому он не мог так поступить. Он принял решение военачальника, и я на его месте, вероятно, сделал бы то же самое. Не беспокойся, – повернулся он к Иоанну, сидевшему с натянутым выражением лица и источавшему враждебность. – Я не собираюсь просить тебя оставить меня при себе: у тебя уже есть Ансель, проходящий подготовку.

Он подмигнул младшему брату.

– Я бы и не оставил тебя здесь, – заявил Иоанн. – Если держать в замке всех твоих лошадей, то за один год разоришься на овсе. К тому же в Англии не проводятся турниры, на которых ты мог бы зарабатывать серебро. Да и ты сам посчитаешь жизнь рыцаря у меня скучной после Нормандии, – добавил Иоанн, словно оправдываясь. – Если хочешь послушать совета старшего брата, то тебе лучше поехать к дяде Патрику в Солсбери. Он нанимает людей для отправки в Пуату.

Брат не смягчал свои слова и не делал тонких намеков; он фактически прямо заявлял, что Вильгельму нет места в его доме. Правда, после смерти отца Вильгельм знал об этом. Иоанн не обеднел бы, если бы выделил Вильгельму что-нибудь из наследства, оставленного отцом, но решил этого не делать.

– Именно так я и собирался поступить, – сказал Вильгельм спокойным, ничего не выражающим голосом, скрывая свою обиду.

– А если его рыцари посчитают, что он проявляет к тебе благосклонность из-за вашего родства? – спросила мать.

Вильгельм пожал плечами.

– По крайней мере я приеду в дом дяди с лошадьми, доспехами и кое-каким военным опытом. Ему не потребуется обеспечивать меня. Кроме того, я никогда не служил оруженосцем ни у кого из его рыцарей, и поэтому они будут воспринимать меня по-другому. Я начну там с чистого листа.

* * *

Вильгельм отправился спать очень поздно: он не видел родных много лет, и всем хотелось узнать, кто как жил эти годы. Мать с сестрами отправились в женские покои. Алаис несла лампу, освещая им путь. Вильгельм видел, как Иоанн долго смотрел на стройную фигурку девушки.

– Наша мать убьет тебя, если заметит, – сказал Вильгельм.

Язык у него заплетался после крепкого меда. Пил он его медленно, но почти весь вечер. Иоанн пребывал в таком же состоянии, а свеча, вставленная в лампу, которую он держал, дрожала и раскачивалась, отбрасывая отсветы пламени в разные стороны. Иоанн ступал нетвердыми шагами.

– Убьет меня, если заметит что? – спросил старший брат заплетающимся языком.

– Ты смотришь на Алаис, как лиса на гуся.

Иоанн презрительно фыркнул:

– Это тебе только кажется. Вероятно, ты вел разгульную жизнь в Танкарвиле.

Шатаясь, Иоанн отправился по коридору в спальню, предназначенную для хозяина дома. В углу поставили кровать из натянутых сплетенных веревок для Вильгельма. На ней лежал пуховый матрас, а вокруг – снаряжение рыцаря: меч, щит, кольчуга, шлем.

– Это было очень рискованно, – ответил Вильгельм. – Госпожа де Танкарвиль охраняла своих женщин, словно дракон, свернувшийся на куче золота, а содержавшиеся при дворе шлюхи не интересовались каким-то оруженосцем.

– Гийом де Танкарвиль держал шлюх? – спросил Ансель, навострив уши.

– Нескольких. – Вильгельм лизнул палец и принялся стирать какую-то грязь с поверхности щита, все еще окрашенного в цвета Танкарвиля. – Мой господин самолично и тщательно их выбирал.

– Самолично и тщательно выбирал? – Иоанн расхохотался и поставил лампу на край сундука, откуда она могла свалиться. – Опробовал каждую? Тщательно?

Вильгельм тоже рассмеялся.

– Я имел в виду, что они были или бесплодны, или знали, как не забеременеть. Таким образом замок не заполнялся незаконнорожденными детьми. – Он серьезно посмотрел на Иоанна. – Алаис – служанка в покоях матери. Если ты только к ней прикоснешься, это дорого обойдется, тем более учитывая обстоятельства ее рождения.

– Мне не нужны твои наставления! – вспыхнул Иоанн. – Приехал тут с прекрасными лошадьми после долгих лет отсутствия и указываешь, как мне жить. Ты не святой и не образец благородства, так что не притворяйся. – Он рухнул на постель. – Нет ничего дурного в том, что я смотрю, а если ты скажешь, что сам не смотрел, то соврешь. Я видел, какие ты бросал на нее взгляды.

Вильгельм махнул рукой, прекращая спор, а затем повернулся к Анселю, который только что достал меч из ножен. Парня следовало предупредить, чтобы не хватал меч потными руками. Любая влага может навредить клинку.

– Я уже начал подготовку, – в негодовании заявил Ансель. – Я знаю, как ухаживать за клинком.

– Однако никогда не стоит его доставать, после того как выпил, – Вильгельм жестом показал, чтобы брат убрал меч обратно в ножны.

– Почему? – язвительно спросил Иоанн. – Ты боишься, что братская любовь перейдет в пьяную драку?

– Я не знаю, чего ждать от братской любви или что братская любовь ожидает от меня, – ответил Вильгельм с грустной улыбкой, потом потрепал Анселя по светло-каштановым волосам. – Завтра ты можешь взять мой меч на тренировку и поработать с ним при свете дня, когда будешь трезвым. А сейчас я отправляюсь спать.

Хотя Вильгельм очень устал, он долго не мог заснуть и слушал храп старшего брата. Последняя мысль была о братской любви. Это меч, который нужно постоянно смазывать, точить и обращаться с ним очень уважительно и осторожно, если хочешь, чтобы от него вообще был какой-то толк. И у него есть две грани.

Глава 4

Саутгемптон,
декабрь 1167 года

Вильгельм стоял на причале в спускающихся зимних сумерках и наблюдал за моряками, которые грузили товары на суда, стоящие на якоре. Ему не нравились морские путешествия, и он молился про себя, надеясь, что хорошая погода продержится, пока они будут плыть в Нормандию. Мысль о том, что его от неизведанных глубин ледяного зеленого моря отделяет несколько хрупких слоев дерева, скрепленных гвоздями, приводила к появлению холодного нота под мышками.

Он попрощался с семьей несколько дней назад в небольшом монастыре в Браденстоуке. Там проходила поминальная служба по отцу, а Вильгельму пожелали счастливого пути с Божьей помощью. Ненадолго они встретились с братом Генрихом, который теперь находился на службе у архиепископа Йоркского. Пять лет назад Вильгельм прощался с двенадцатилетним пареньком, который теперь превратился в серьезного молодого священника с аккуратно выбритой тонзурой и маленьким ртом с плотно сжатыми губами – казалось, Генрих пытался сохранить какой-то секрет. Он был очень педантичен и ясно дал понять, что зарабатывание на жизнь мечом – занятие приемлемое, но не такое достойное, как служение церкви. Генрих единственный из братьев Маршалов умел читать и писать и всячески это подчеркивал. Когда, полный важности и самомнения, Генрих в очередной раз о чем-то рассуждал, Вильгельм с Иоанном переглянулись, и общие мысли ослабили напряжение между ними. Полезно иметь в семье священника, но, как в случае с Генрихом, лучше, чтобы он жил подальше.