Величайший рыцарь, стр. 74

– Я считаю честью быть твоим опекуном.

Он взял ее руку в свою. На двух пальцах были золотые кольца, но Элоиза не особо берегла их. Одно оказалась поцарапано, на втором поврежден камень. Ногти были обкусаны, а на руке бросались в глаза следы укусов: ее пожевал щенок одной гончей. Вильгельм поднес руку девушки к губам и поцеловал, как делали при дворе, затем перевернул кисть, поцеловал ладонь и прикрыл поцелуй пальцами. Он делал это сотни раз с разными женщинами, иногда льстил им, когда это предшествовало интимным отношениям, а иногда просто таким образом выражал симпатию, сочувствие и сожаление.

– Вам не нужно меня развлекать, – сказала Элоиза с чувством уязвленной гордости.

– А я и не развлекаю. Я могу говорить красиво, как принято при дворе, но я честен с тобой.

Элоиза посмотрела на свою руку, пальцы которой были сжаты над его поцелуем.

– А что с Дениз де Шатору? Вы тоже будете с ней честны?

Вильгельм нахмурился. Обращение Генриха за помощью прибыло вместе со взяткой. Пусть только Вильгельм придет ему на помощь и приведет с собой столько рыцарей, сколько сможет собрать – и Генрих отдаст ему крепость Шатору. Он сможет ею владеть, вступив в брак с молодой наследницей этой крепости – Дениз, леди Берри.

Вильгельм пожал плечами.

– Она может от меня ничего не получить. Совсем ничего, включая честность.

Он потянулся и встал из-за шахматной доски.

Элоиза играла с косой, накручивая ее на указательный палец.

– Я не понимаю, – сказала она голосом поставленной в тупик девушки.

– Шатору находится в руках французского короля. Генрих обещал мне нечто, за что мне придется бороться всеми силами. Не на жизнь, а на смерть! Он бывает щедрым, только если вынужден проявлять щедрость.

– А вы можете это сделать?

– Это еще нужно посмотреть. Нужно выяснить, насколько сильно король Франции хочет удержать эту крепость и насколько сильно недоверие между принцем Ричардом и его отцом. – Вильгельм запустил руки в волосы и вздохнул. – Боже упаси от таких сыновей, каких вырастил Генрих.

Элоиза смотрела на него с любопытством. Он всегда был сдержанным в разговорах о господах королевской крови, которые где-то далеко играли в свои дудки и ожидали от менее важных смертных, чтобы они под них плясали. Обычно Вильгельм просто улыбался.

Они вам не нравятся?

– Я не могу так сказать, – ответил Вильгельм. – Но я рад, что это не мои сыновья. В борьбе за власть они готовы разорвать на части и отца, и друг друга. Если Ричарду придется переступить через труп отца, чтобы забрать то, что он считает принадлежащим ему по праву, он сделает это. Иоанн выберет направление, которое даст лично ему наибольшие преимущества. Мой молодой господин был точно таким же. Он хотел власти, а потом его желания и недовольство привели к печальному концу. Пусть Господь упокоит его душу.

Вильгельм перекрестился.

– Но тем не менее вы до сих пор желаете получить Шатору?

– Я не уверен в этом, – задумчиво произнес Вильгельм. – Но я надеюсь, что король готов вести переговоры.

Элоиза внимательно посмотрела на него.

– Тогда что вы хотите?

– Пока отправиться в свою постель, – ответил он таким тоном, что Элоиза поняла: она зашла со своими вопросами слишком далеко.

– А как же наша игра? – она показала на шахматную дочку.

– Я сдаюсь, – ответил Вильгельм. – Не стыдно сдаться красоте.

Элоиза печально улыбнулась. Вильгельм снова плотно закрылся щитом придворного, и сегодня вечером за него больше не проникнуть. Возможно, ей никогда это не удастся. Мгновение она колебалась, потом подбежала к нему, обняла за талию, прижалась головой к груди и очень крепко обняла.

– Не забывайте меня, – попросила она.

– Как будто я когда-нибудь смогу это сделать, – ответил он насмешливо, но тоже крепко обнял ее.

Глава 28

Шатийон, французская граница,
октябрь 1188 года

Вильгельм и Болдвин де Бетюн разместились в доме торговца вином в Шатийоне. Вернувшись с переговоров, Вильгельм передал коней оруженосцам и рухнул на скамью в большой комнате. Он чувствовал себя измотанным до предела. В такие минуты тихая жизнь на севере Англии начинала казаться очень привлекательной. Полное надежд лето сменилось трудной осенью. Начиная с июля Генрих и Филипп французский время от времени встречались и вели переговоры и каждый раз приходили к одному и тому же. Никаких договоров, все чаще стычки, затем перемирие и снова встреча, еще более бесполезная, чем предыдущая. Вначале преимущество было у Генриха, но положение стало портиться быстрее, чем трехдневное молоко жарким утром.

– По крайней мере, вино хорошее, – пробормотал Болдвин, протягивая кубок Вильгельму и усаживаясь рядом с ним. – Нет осадка, и на дне кубка не увидишь ни кожи, ни ногтей с ног давильщиков винограда, – Болдвин не мог без колкостей, эта привычка была у него в крови. Но настроение было мрачным. – Я выясню, кто распустил слух, будто Генрих собирается обойти Ричарда и оставить корону Иоанну. Я его кишки пущу на ремни в подпруге.

Для этого тебе придется отправиться к французам, – заметил Вильгельм. – Филипп сделает все возможное, чтобы вбить клип между Генрихом и Ричардом. И это совсем нетрудно, учитывая их характеры.

Вильгельм взял кубок у оруженосца. Сцена между отцом и сыном получилась отвратительной. Оба обладали железной волей, и каждый считал себя лучшим правителем. Один приводил в доказательство твердость характера, выдержку и большой опыт, второй был очень честолюбив и обладал талантом военачальника. Вильгельм был моложе короля и старше Ричарда и понимал обе стороны, но старался не вмешиваться в их споры.

Как ты считаешь, Генрих действительно отдаст Англию Иоанну через голову Ричарда?

– Я думаю, он хотел бы это сделать, и я знаю, что Иоанн давит на него всеми возможными способами, чтобы заставить обделить Ричарда, правда, действует не прямо, а исподтишка… Но если потребуется принимать решение, то Генрих этого не сделает: он сам в молодости сражался за власть. – Вильгельм сделал несколько глотков вина. – Ситуация опасная. Ричард слишком нетерпелив для таких игр, как мы только что видели.

Он поморщился, вспоминая, как Ричард вылетел с переговоров с отцом. Он заявил, что лучше будет гореть в аду, чем увидит Иоанна на троне, что никогда не допустит этого. Иоанн ничего не сказал. Да и не надо было – его усмешки было достаточно.

– Предположим, Генрих лишит Ричарда наследства в пользу Иоанна, – серьезно спросил Болдвин, – какой король выйдет из Иоанна? Ведь получился кошмар, когда отец отправил его в Ирландию.

Вильгельм покачал головой.

– Он слишком молод, чтобы справиться с Ирландией, и его отцу не стоило возлагать на него такую ответственность. Король был готов и командовать, и править в шестнадцать лет – мы столько слышали об этом, что выучили все рассказы наизусть. Но не все люди взрослеют с одинаковой скоростью; особенно сыновья великих людей. Наш молодой господин умер в двадцать восемь, но оставался слабым и безответственным до самой смерти… Пусть Господь упокоит его душу. – Вильгельм перекрестился, его примеру последовал Болдвин. – У Иоанна есть и способности, и мозги, – продолжил Вильгельм после паузы. – Он очень быстро соображает, но часто использует свой острый, как игла, ум, чтобы колоть и ранить, а не для того, чтобы шить. Кроме того, он ревнив, завистлив, алчен и зарится на чужое. Все это особенно ярко проявляется по отношению к Ричарду.

– Если бы Ричард был моим братом, я бы тоже ему завидовал, – признался Болдвин. – Он красив, славится отвагой, и в нем есть что-то, что вызывает у людей желание следовать за ним на край земли. Иоанн никогда не встретит такой преданности.

– Нет, – уныло согласился Вильгельм.

Когда он поступил на службу к королеве Алиеноре, Иоанн был привлекательным постреленком, всегда готовым улыбаться. Но Алиенора не любила своего младшего сына, Генрих же обожал его. Родители испортили ребенка, сбили его с правильного пути.