Последний свидетель, стр. 19

Часы показывали шесть минут одиннадцатого, когда помощник окружного прокурора Мандельбаум поднялся со своего кресла в зале суда и обратился к судье Корбетту. Зал был переполнен. Присяжные в полном составе сидели на своих местах. Джимми Донован, защитник, абсолютно не похожий здесь на мелкого конторского служащего, перебирал какие-то бумаги, которые ему подал помощник.

— Ваша честь, — заявил Мандельбаум. — Я хочу вызвать свидетеля, которого уже вызывал вчера, но его не оказалось на месте. Несколько минут назад мне сообщили, что он присутствует. Вы помните, что по моему заявлению вы дали ордер на арест мистера Ниро Вулфа?

— Да. — Судья откашлялся: — Он здесь?

— Здесь. — Мандельбаум повернулся и громко произнес. — Ниро Вулф!

Прибыв в суд без минуты десять, мы бы ни за что не сумели проникнуть в зал, если бы не протолкались к дежурившему у дверей офицеру и не сообщили ему, о том, что нас разыскивают. Офицер вытаращил глаза на Ниро Вулфа, но в конце концов узнал его и разрешил нам войти. А служитель умудрился даже отыскать для нас два места на скамейке.

Однако до тех пор, пока Мандельбаум не вызвал Вулфа, я сидел неизвестно на чем. Вулф, откинул доску на перегородке, не спеша поднялся на возвышение, повернулся лицом к судье и вытянулся во весь рост.

— У меня будет к вам несколько вопросов, мистер Вулф, — сказал Мандельбаум, — после того, как вы будете приведены к присяге.

Покончив с этой процедурой, Вулф с явной осторожностью опустился в кресло для свидетелей. Считалось, что оно пригодно для людей любых габаритов, но в данном конкретном случае кресло оказалось маловато.

— Вас, мистер Вулф, пригласили в суд, — сказал судья. — Вы присутствовали, но потом самовольно покинули зал заседания, и вас нигде не могли разыскать, так что пришлось выдать ордер на ваше задержание. Вас представляет адвокат?

— Нет, сэр.

— Почему вы ушли? Вы отвечаете под присягой.

— Меня вынудил совершить данный поступок мотив, который мне представляется весьма уважительным. Я объясню подробнее сейчас же, если вы этого потребуете, но я нижайше прошу вашего разрешения повременить. Я понимаю, что если мои основания покинуть зал заседаний будут сочтены неудовлетворительными, я буду обвинен в оскорблении суда и соответствующим образом наказан. Но скажите мне Ваша честь, какая разница, будет ли мне сейчас предъявлено обвинение в оскорблении суда или уже после того, как я дам показания? Потому что мои основания уйти вчера из суда тесно связаны с тем, что я собираюсь доказать, и мне бы хотелось сначала изложить свои мотивы. Если, конечно, это разрешит суд. Я буду здесь.

— Разумеется. Вы же находитесь под арестом.

— Нет, сэр.

— Нет?

— Я явился сюда добровольно.

— Ну и что же, в таком случае вы — арестованы.

Судья повернул голову:

— Офицер, этот человек арестован!

Потом он снова обратился к Вулфу:

— Вы ответите за оскорбление суда позднее. Продолжайте, мистер Мандельбаум.

Мандельбаум вернулся на свое место.

— Пожалуйста сообщите присяжным ваше имя, адрес и род занятий.

Вулф повернулся к присяжным:

— Я, Ниро Вулф, официальный частный детектив, мой офис находится на дому по адресу: дом 98, Западная Тридцать пятая улица, Манхэттен, Нью-Йорк.

— Встречались ли вы когда-либо с обвиняемым по данному делу? — Мандельбаум указал рукой. — Вот с этим джентльменом?

— Да, сэр. Это мистер Леонард Эш.

— Когда и при каких обстоятельствах вы с ним познакомились?

— Он явился ко мне в офис по предварительной договоренности в 11 часов утра во вторник, 13 июля.

— Что он сказал вам?

— Что желает воспользоваться моими профессиональными услугами. Накануне он договорился с Бюро телефонного обслуживания, что там будут отвечать на все телефонные звонки в его квартире. Он узнал, наведя соответствующие справки, что одна из телефонисток будет прикреплена к его номеру и станет его обслуживать, пять или шесть дней в неделю. А он хочет поручить мне выяснить личность этой телефонистки и предложить ей прослушивать все разговоры по его номеру в дневное время и докладывать о них либо ему самому, либо мне. Я не могу с уверенностью сказать кому, потому что в этом вопросе не было полной ясности.

— Сказал ли он вам, с какой целью все это предпринимает?

— Нет, он так далеко не заходил.

Донован вскочил:

— Возражаю, Ваша честь. Свидетель не имеет права делать выводы о намерениях моего подзащитного.

— Вычеркните это из протокола, — покладисто признал Мандельбаум, — вычеркните все, кроме слова «нет». Ваш ответ «нет», мистер Вулф?

— Да, сэр.

— Назвал ли обвиняемый стимул, который следовало предложить телефонистке, чтобы заставить ее заняться подслушиванием разговоров?

— Сумму он не назвал, но упомянул…

— Упоминания нас не интересуют. Что он сказал?

Я позволил себе ухмыльнуться. Вулф, который всегда настаивал на точности, который обожал бранить других, в особенности меня, за неаккуратные ответы и который, вне всякого сомнения, знал все правила дачи свидетельских показаний, вот уже дважды был пойман. Я дал себе слово в будущем найти возможность позлословить по этому поводу, но тут же усомнился, не преследовал ли он какой-то скрытой цели. Ибо он ни капельки не сконфузился и спокойно продолжал отвечать.

— Обвиняемый сказал, что вознаградит ее за труды, но не назвал суммы.

— Что еще он сказал?

— Больше ничего. Весь разговор продолжался лишь несколько минут. Как только я разобрался в том, что именно он намерен мне поручить, я отказался браться за это дело.

— Объяснили вы ему причину отказа?

— Да, сэр.

— Что именно вы ему сказали?

— Сказал, что хотя детектив и обязан совать нос в чужие дела, я исключил из поля своей деятельности все, что связано с супружескими ссорами, и поэтому отклоняю его предложение.

— Заявил он вам, что поручает шпионить за своей женой?

— Нет, сэр.

— Тогда почему вы упомянули о супружеских ссорах?

— По моему мнению, именно в этом была причина его беспокойства.

— Что еще вы говорили ему?

Вулф заерзал на кресле