Йоханнес Кабал, Некромант (ЛП), стр. 72

Последнее и сильнейшее желание сохранить себе жизнь появилось и исчезло, а теперь стало

уже слишком поздно. Даже он не смог бы вовремя добраться до тени. В последние секунды Хорст

спрашивал себя, нет ли его вины в том, что случилось, больно ли будет гореть, всё ли он сделал

правильно, но понимал, как бессмысленно об этом думать.

— Прощай, брат, — сказал он, и когда солнечный свет накрыл их обоих, разливаясь над

далёким горным хребтом и на мгновение ослепив Кабала, все мысли Хорста исчезли.

Кабал моргнул, выругался, пытаясь найти брата вытянутыми руками, но там уже никого не

было. Он резко развернулся, — вдруг Хорст остался сзади? — но было ясно, что уже слишком

поздно. Наконец, когда к нему вернулось зрение, смотреть было не на что. Лишь в воздухе кружились

коричневые листья, летала серая пыль, и чувствовался слабый запах упущенных возможностей. Кабал

вертелся по сторонам, вглядываясь в далёкие горизонты, но нет, он был один, как и всегда.

Йоханнес Кабал, некромант, встречал новый день, сидя у полуразвалившегося и гниющего

поезда на давно заброшенной ветке. Он обхватил руками голову, гравий у него под ногами весь был в

соляных каплях, очки он отбросил в сторону, когда глаза заволокло слезами.

ГЛАВА 16

"Безумный Дэн" Клэнси тщательно обдумал свой следующий ответ. Он был преступником во

времена Дикого Запада, и никогда особо не интересовался, что ждёт его после смерти; уж слишком

был занят тем, что беспробудно прожигал жизнь. Тем не менее, когда он уступил противнику по

результатам дуэли, его низвергли в бездну, где он поочерёдно встретился лицом к лицу с вечностью,

Лимбом, и охапкой печатных листов. Последнее ужаснуло его больше всего.

Вопрос (Форма UNCH/14/K, Раздел 45, №215) предваряло следующее предупреждение: "Бланк

будет признан недействительным в случае нахождения любого метахронизма". Адское слово

"метахронизм" (хотя он не был уверен, имеет ли оно отношение к Аду напрямую) не было знакомо

Клэнси, и это его пугало. Уже семьдесят шесть раз он безуспешно пытался заполнить бланк формы

UNCH/14/K, но ему никогда не говорили, в чём он ошибался. Трабшоу, мерзкий, гнусный Трабшоу

говорил так: "У нас не хватает рук в каждом бланке ошибки отмечать. Тут тебе не школа, парень!

Хочешь пройти вон в ту дверь, будь чуток повнимательней, понял?" Затем он гаденько хихикал и со

стуком закрывал окошко. Клэнси чуть ли не физически напрягся, чтобы выбросить Трабшоу из

головы и сосредоточиться на вопросе. Уже почти ответив, он рассеянно прибавил лишнюю палочку к

букве "Л", а "Все ответы должны быть написаны ЗАГЛАВНЫМИ БУКВАМИ, если не указано иное",

и превратил “ПЛОХОЙ, ХОРОШИЙ, ЗЛОЙ” в “ПЛОХОЙ, ХОРОШИЙ, ЗДОЙ.” Он остановился и

уставился на ошибку, пытаясь стереть заблудшую палочку одной силой мысли. Не вышло. Он

попытался переписать букву пожирнее, чтобы слово больше походило на правильный ответ, но у него

получилось лишь "ЗАОЙ". Безнадёжно. Осталось только простоять в очереди ещё три месяца, чтобы

получить бланк заявления на то, чтобы получить новую копию бланка с вопросами.

Его накрыла тень и прежде, чем он успел обернуться, что-то упало на высушенную землю

между его скрещённых ног. Он протянул руку, чтобы это достать, и находка поразила его в самое

сердце — святая святых, предмет, о котором он мечтал почти всё своё пребывание в этом богом

забытом месте — ластик.

— Грязный немного, но стереть — сотрёт, — сказала тень. У неё был лёгкий немецкий акцент.

— Пользуйся.

Йоханнес Кабал во второй раз в жизни подошёл к Вратам Ада. Ничего особенно не изменилось,

только над дверью привратника появилась пластиковая вывеска с надписью "Очередь здесь". Кабал

направился прямо туда.

А у двери вереницу сменяющих друг друга претендентов на вечные муки временно прервал

спор на повышенных тонах, который разразился между Хоули Харви Криппеном и Кунигунде

Макамотцки, также известной как Бель Элмор, также известной как Кора Криппен.

— Почему я здесь? — театрально запричитала она.— Это он меня убил! И на куски разрезал!

— Кора, послушай, пожалуйста, — сказал Криппен, и явно не в первый раз. — Я тебя не

убивал. Это было непредумышленное убийство. Несчастный случай.

— Значит, ты случайно расчленил меня и похоронил в подвале? В негашеной извести? Вот так

случайность, жалкий ты червяк!

— Это просто минимизация негативных последствий, мэм, — сказал солдат США в очереди за

ними. Он был известен тем, что лучше владел измельчителем документов, чем винтовкой.

— Но я ведь жертва! — закричала она. — Что я здесь делаю? Почему я здесь? Почему?

Почему? Почему?

Артур Трабшоу поднял голову от картотеки, с которой всё это время сверялся.

— Прелюбодеяние. Несколько случаев, — сказал он скучающим голосом. Он взглянул на

следующую карточку. Потом ещё на одну. — И весьма немало случаев.

Все посмотрели на Кору Криппен. Под всеобщим вниманием она слегка сникла.

— Ну, — тихо сказала она, — мне было одиноко.

— Как интересно, — сказал новый голос.

При виде полностью одетого Кабала начало очереди отдалилось от двери, как будто его

срезало бритвой.

— Здравствуй, Трабшоу. Я вернулся. Будь добр, открой дверь.

Трабшоу прищурился и некоторое время его разглядывал. Затем мерзкий оскал появился у него

на лице.

— Так это опять вы, мистер "Впустите меня, у меня не назначена встреча"? Конечно, вы

можете войти. — Он хихикнул, нагнулся под стойку, достал увесистую пачку бланков и просунул её

через окошко. — Как только заполните бумаги!

Кабал кипу листов брать не стал; только наклонил голову, чтобы прочитать первую страницу:

"Форма VSKW/I, Заявление на предоставление пропуска живому лицу ввиду чрезвычайных

обстоятельств". Кабал выпрямился и посмотрел на Трабшоу.

— Ты что, серьёзно?

— Ещё как серьёзно! Составил специально для вас. Должен признать, заковыристо вышло.

Несколько раз придётся заполнить, пока всё правильно не получится. Скажем, раз двести-триста.

Трабшоу снова захихикал.

Общеизвестно, что не надо ломиться в открытую дверь. Но означает ли это, что нужно

ломиться в закрытую? Наверное, да, если ты очень тупой, настырный и не очень любишь двери. Или

тех, кто за ними стоит.

Кабал просунул руки в окошко, схватил Трабшоу за уши, и потянул. Тот дико визжал, пока из

окошка не вылезла вся голова, после чего Кабал зажал ему шею и начал тащить. Трабшоу не был

крупным, и всё же он никак не проходил в оконную раму, пока одно плечо не сломалось с таким

хрустом, что очевидцы поморщились. Вытащив тело полностью, Кабал бросил его на раскалённую

землю.

— Ах ты, сукин сын! — рыдал Трабшоу. — Проклятый сукин сын! Ну, погоди, вот доложу Его

Всемогуществу, что ты тут вытворяешь...

Кабал не собирался слушать: рывком поставив Трабшоу на ноги, он свирепо рявкнул ему в

лицо:

— Мне совершенно наплевать. А вот ты лучше бы о другом подумал.

Он развернул его лицом к равнинам Лимба. Повсюду, насколько хватало глаз, были люди —

они побросали на землю бланки с карандашами и поднимались на ноги. Громадная вздымающаяся

волна обозлённых людей лицом к лицу со своим мучителем.