Под куполом, стр. 66

— Хочу я добраться до красного неба, как это подобает патриоту города [180], - пропел Мэл и засмеялся: и-го-го-го-го.

— У меня ничего нет, — ответила Сэмми.

— Не говори глупостей, здесь всё дурью провоняло, — сказал Картер. — Продай нам немного. Не будь сукой.

— Вот-вот, — добавила Джорджия. Её глаза серебристо отблёскивали в луче фонаря Сэмми. — Не смотри на то, что мы копы.

На это они все вместе взорвались хохотом. Ну, точно, разбудят ребёнка.

— Нет! — попробовала закрыть двери Сэмми. Тибодо толчком вновь их приоткрыл.

Толкнул всего лишь тылом ладони, довольно легко, но Сэмми подалась назад. Она перецепилась о чёртов игрушечный поезд Малыша Уолтера и второй раз за сегодняшний день села на сраку. Майка на ней вспорхнула вверх.

— Bay, розовые трусы, ждёшь какуюто из своих любовниц? — спросила Джорджия, и все вновь зашлись хохотом.

Отключённые фонари вновь вспыхнули, осветив её, словно на сцене.

Сэмми резко одёрнула на себе майку, едва не порвав горловину. Лучи фонарей танцевали по её телу, пока она неуверенно поднималась на ноги.

— Где твоя гостеприимность, приглашай нас в дом, — произнёс Фрэнки, вваливаясь в двери. — Премного благодарю, — обвёл он лучом фонаря гостиную. — Что за свинарник?

— По свинье и свинарник, — подхватила Джорджия, и вновь все вместе захохотали. — На месте Фила я бы рискнула прийти сюда вновь только для того, чтобы надрать тебе сраку! — подняла она кулак. Картер Тибодо церемонно стукнулся с ней костяшками.

— Он все ещё прячется на радиостанции? — спросил Мэл. — Прётся по мету? Тот же самый бред на тему Иисуса?

— Я не понимаю, о чём ты… — её уже это не злило, ей уже было страшно. Так беспорядочно говорят в своих кошмарах люди, накурившись перед этим травы, притрушенной ангельской пылью [181]. — Фил ушёл от меня!

Её незваные гости переглянулись между собой и рассмеялись. Идиотское и-го-го Ширлза перекрывало остальные голоса.

— Ушёл! Драпанул! — веселился Фрэнки.

— Типа, съебался! — откликнулся Картер, и они все вместе стукнулись костяшками кулаков.

Джорджия сгребла с верхней полки кучку книжек в мягких обложках и листала их.

— Нора Робертс? Сандра Браун? Стефани Меер? [182] Ты это читаешь? Ты что, бля, не знаешь, правило Гарри Поттера? — протянув руки перед собой, она разжала пальцы, и книжки посыпались на полу.

Ребёнок все ещё так и не проснулся. Это было просто чудо.

— Вы уйдёте прочь, если я продам вам травы? — спросила Сэмми.

— Конечно, — заверил её Фрэнки.

— И давай быстрей, — сказал Картер. — Нам утром рано на службу. Обеспечивать э-ва-ку-а-цию. Итак, шевели своей жирной сракой.

— Подождите здесь.

Она пошла в кухню и открыла холодильник (теперь уже тёплый, скоро всё растает, почему-то от этого она всхлипнула) и достала оттуда пластиковый пакет травы. Один из трёх галлоновых [183] пакетов, которые она там держала.

Она уже начала поворачиваться, и вдруг кто-то обхватил её за плечи, а кто-то другой вырвал у неё из рук пакет.

— Я хочу вновь взглянуть на твои розовые трусы, — произнёс Мэл ей прямо в ухо. — Посмотреть, есть ли надпись ВОСКРЕСЕНЬЕ у тебя на сраке. — Он задрал ей майку выше талии. — Нет, я так и знал.

— Перестаньте! Прекратите!

Мэл засмеялся: и-го-го-го-го.

Ей прямо в глаза ударил луч света, но она успела узнать узкую голову того, кто держал фонарь: Фрэнки Делессепс.

— Ты огрызалась мне сегодня, — сказал он. — К тому же ты меня ударила, сделала больно моей рученьке. А я всего лишь сделал это. — И он вновь схватил её за грудь.

Она попробовала отбить руку. Нацеленный ей в лицо луч света моментально упёрся в потолок. И тут же резко опустился вновь. Боль взорвалась у ней в голове. Он ударил её фонарём.

— Ой! Ой, как больно! ЧТО ты делаешь!

— Это, бля, ещё не больно. Тебе повезло, что я не арестовал тебя за продажу наркотиков. Стой спокойно, если не хочешь получить ещё.

— Как-то эта трава воняет мерзко, — произнёс Мэл деловым тоном. Он так и стоял сзади, задрав её майку.

— Да и сама она тоже, — добавила Джорджия.

— Должны конфисковать эту траву у тебя, сучечка, — сказал Картер. — Извиняй.

Фрэнки вновь ухватил её за сиську:

— Стой спокойно, — крутил он сосок. — Стой спокойно, говорю. — Голос у него стал хриплым. Дыхание участилось.

Она поняла, к чему идёт. Закрыла глаза. «Хоть бы только ребёнок не проснулся, — подумала она. — Хоть бы они не сделали чего-нибудь другого. Худшего».

— Давай, — подначила Джорджия. — Покажи ей, чего ей не хватает с тех пор, как смылся Фил.

Фрэнки махнул фонарём в сторону гостиной:

— Давай на диван. И раздвигай ноги.

— А ты не хочешь сначала зачитать ей её права? — спросил Мэл и засмеялся: и-го-го-го-го. Сэмми подумала, если она вновь услышит этот его смех, у неё лопнет голова. Но двинулась к дивану, наклонив голову, с опущенными плечами.

Картер перехватил её на полдороги, развернул к себе, подсветив фонарём снизу своё лицо, превратив его в маску какого-то гоблина.

— Ты кому-то расскажешь об этом, Сэмми?

— Н-Н-Нет.

Гоблин кивнул.

— Умная девушка. А никто тебе и не поверит всё равно. Кроме нас, конечно, а мы тогда вернёмся сюда, и уже надлежащим образом тебя заебём.

Картер толкнул её на диван.

— Трахай её, — вскрикнула Джорджия взволнованным голосом, нацелив фонарь на Сэмми. — Трахайте эту суку.

Трахнули её все трое молодчиков. Фрэнки был первым, он прошептал:

— Держи лучше рот на замке, пока тебе не прикажут сосать, — и вошёл в неё.

Следующим был Картер. Во время его на ней прыганья проснулся и начал плакать Малыш Уолтер.

— Заткни глотку, мальчик, а то мгне придець зачтайт тебе твой пгава! — проревел Мэл Ширлз и засмеялся: и-го-го-го-го-го-го.

11

Уже было около полночи.

На своей половине кровати крепко спала Линда Эверетт; день ей выпал изнурительный, завтра утром вновь на службу (обеспечивать э-ва-ку-а-цию), и даже беспокойные мысли о Дженнилл не помешали ей заснуть. Она не храпела, нет, лишь тихонькое ху-ху-ху звучало с её половины кровати.

У Расти день был не менее изнурительным, но заснуть он не мог, и мешало ему не беспокойство из-за Джен. С ней всё будет хорошо, думал он, по крайней мере, в ближайшее время. Если её судороги не будут усиливаться, он их сможет сдержать. Если закончатся запасы заронтина в госпитале, он достанет лекарство у Сендерса в аптеке.

А думал он о докторе Гаскелле. И о Рори Динсморе, конечно. У Расти перед глазами стояла окровавленная, пустая дыра, там, где у мальчика раньше был глаз. Он слышал слова, сказанные Гаскеллом Джинни: «Я ещё не оглупел, то есть не оглох».

Вот только он умер теперь.

Расти перевернулся на другой бок, стараясь прогнать эти воспоминания, но вместо этого вспомнилось бормотание Рори: «Это Хэллоуин». А вслед за этим голос его собственной дочурки: «Это Большая Тыква виновата! Тебе нужно остановить Большую Тыкву!»

У его дочери были судороги. Рори Динсмору в глаз срикошетила пуля, и её фрагмент застрял в его мозгу. О чём это говорит?

Ни о чём. Как тот шотландец сказал в «Затерянных» [184]? - «Не принимай ошибочно случайность за судьбу».

Может, и да. Может, и нет. Но «Затерянные» были давно. Тот шотландец мог бы сказать и наоборот: «Не принимай ошибочно судьбу за случайность».

Он перевернулся на другой бок и теперь вспомнил чёрный заголовок вечернего спецвыпуска «Демократа»: БАРЬЕР БУДУТ ПРОБИВАТЬ ВЗРЫВЧАТКОЙ!

Все напрасно. Сейчас заснуть не удастся, и наихудшее в таком состоянии — силком загонять себя в страну сна.