Под куполом, стр. 5

— Ты, лживая сука! — крикнул он ей прямо в ухо.

Боль иглой глубоко вонзился ей в голову. Она зашлась криком, но этот звук казался неуместно тихим, по сравнению с его голосом. И тут его руки обхватили её за талию и потащили по коридору с такой бешеной скоростью, что только пальцы её ног успевали касаться ковра.

Мелькнул в голове неясный образ себя — фигурки на капоте автомобиля, который несётся без тормозов, и тогда они оказались на залитой ярким солнцем кухне.

Джуниор вновь вскрикнул. На этот раз не от злости — от боли.

5

Свет убивал его, поджаривал его вопящий мозг, но он не позволил ему себя остановить. Уже было слишком поздно.

На полной скорости он врезался ею прямо в покрытый пластиком кухонный стол. Тот боднул её в живот, да и сам сдвинулся, врезавшись в стену. Сахарница с перечницей и солонкой полетели кувырком. Утробно фыркнувши, воздух вырвался из её лёгких. Держа её за талию одной рукой, а второй ухватившись за скользкий змеиный клубок её волос, Джуниор с разворота швырнул её на «Колдспот» [15]. Она так тяжело треснулась о холодильник, что с него осыпалось большинство магнитиков. Лицо её побледнело от неожиданности. Уже кровоточили нос и нижняя губа. Кровь ярко блестела на фоне её белой кожи. Он уловил её взгляд, брошенный на полку с химией для кухни, где торчали ножи, и когда она пошевелилась, стараясь встать, он засадил ей коленом прямо между глаз, жестоко ударил. Что-то хрустнуло, словно где-то в соседней комнате кто-то упустил большую фарфоровую посуду — наверное, блюдо.

«Так я должен был бы сделать Дейлу Барбаре», — подумал он и, сжав ладонями её пульсирующие виски, сделал шаг назад. Слезы из его глаз бежали ему по щекам. Джуниор уже прокусил себе язык — кровь струилась по подбородку и капала на пол, — но сам он этого не замечал. Слишком сильная боль пронзала ему голову.

Энджи лежала вниз лицом среди рассыпанных магнитиков, на самом большом была надпись: ЧТО ПОПАЛО ТЕБЕ В РОТ СЕГОДНЯ, ЗАВТРА ПРОЯВИТСЯ НА ТВОЕЙ СРАКЕ. Он думал, что она отключилась, но тут она вдруг судорожно затряслась всем телом. Пальцы у неё дрожали так, словно она готовилась сыграть какой-то сложный пассаж на фортепиано. «Вот только единственный инструмент, на котором играла эта сука, это кожаная флейта», — подумал он. У неё начали дёргаться ноги, а вслед за ними вступили и руки. Казалось, Энджи старается отплыть подальше от него. Видишь ли, судороги начались у чёртовой сучки.

— Прекрати! — крикнул он, а когда она обосралась, гаркнул: — Перестань! Сейчас же перестань мне здесь такое вытворять, сука!

Он упал на колени, между ногами у него оказалась её голова, которой она теперь билась об пол, целуя лбом кафель, как делают верблюжьи жокеи, когда салютуют своему Аллаху.

— Прекрати! Сейчас же перестань, сучище!

Она начала рычать. Как ни странно, громко. Боже, а если кто-то её услышит? Что, если его здесь сцапают? Это совсем не то, как объяснять отцу, почему он бросил учёбу (действие, на которое Джуниор все ещё не был способен). На этот раз всё может обернуться гораздо хуже, чем урезание на семьдесят пять процентов его месячной нормы денег из-за этой чёртовой потасовки с поваром — потасовку, на которую его подстрекнула именно эта никчёмная сука. На этот раз Большой Джим Ренни не сможет обработать шефа Перкинса и всех местных задрот. На этот раз…

Вдруг в голове его всплыла картина — пасмурные зелёные стены штатной тюрьмы Шоушенк. Ему нельзя туда, у него целая жизнь впереди. Но он может туда попасть. Даже если сейчас он заткнёт ей глотку, всё равно может. Потому что она раззвонит все со временем. И её лицо — оно у неё выглядело значительно хуже, чем лицо Барби после потасовки на стоянке — будет говорить само за себя.

Разве что он заткнёт её полностью.

Джуниор ухватил её за волосы и помог ещё приложиться лбом об пол. Надеялся, что так её полностью отключит, и тогда он сможет завершить… ну, это, как его… но она ещё сильнее задёргалась в судорогах. Начала бить ногами в «Колдспот», и оттуда градом посыпались остатки магнитиков.

Он отпустил волосы и сдавил ей горло. Произнёс: «Мне жаль, Энджи, так не должно было произойти». Но, в действительности, ему не было её жаль. Ему было лишь страшно, и больно, и брали сомнения, что эта её агония посреди очень ярко освещённой кухни вообще когда-нибудь прекратится. Даже пальцы у него устали. Кто же мог знать, что это так тяжело — задушить человека.

Откуда-то издали, с юга, долетел грохот. Словно кто-то выстрелил из огромной пушки. Джуниор не обратил внимания. Джуниор сосредоточился на том, чтобы удвоить свои усилия, и, наконец, подёргивания Энджи начали слабеть. Где-то намного ближе — в доме, на этом этаже — послышался глухой звон. Он посмотрел вверх, глаза широко раскрыты, сначала подумал, что это звонят в двери. Кто-то услышал возню, и уже прибыли копы. Голова у него разрывалась, кажется, он растянул себе пальцы, и все зря. Ужасная картина вынырнула в его воображении: Джуниора Ренни под конвоем заводят в суд округа Касл для объявления приговора, и какой-то коп накрывает ему голову пиджаком.

И тогда он узнал этот звук. Точно так же названивал его компьютер, когда пропадало электричество, и комп был вынужден переключаться на питание от аккумуляторов.

Динь… Динь… Динь…

«Добросовестностью компьютера и собственным воображением я чуть сам себя не засадил в тюрьму», — подумал он, не переставая душить. Она уже не шевелилась, но он сдавливал ей горло ещё не менее минуты, отвернув в сторону своё лицо, стараясь избежать запаха её дерьма. Как это на неё похоже — оставить на прощание такой мерзкий подарок! Как это на них на всех похоже! Эти бабы! Бабы с их племенными хозяйствами! Не что иное, как поросшие волосами муравейники! И они ещё говорят, что все проблемы от мужиков!

6

Он стоял над её окровавленным, обосранным и, несомненно, мёртвым телом, не понимая, что же ему делать дальше, когда с юга отдалённо донёсся новый грохот. Не пушечный; но мощный. Что-то взорвалось. Может, наконец-то разбился красавчик-самолётик Чака Томпсона? А что, вполне возможно; в такой день, когда ты собирался кое-кого просто обругать — сделать втык, и не больше, а она довела тебя до того, что ты был вынужден её убить, — что-нибудь могло случиться.

Завыла полицейская сирена. Джуниор был уверен: это по его душу. Кто-то заглянул через окно и увидел, как он её душит. Это его побудило к действию. Он бросился через коридор к входным дверям, добрался уже до полотенца, сбитого им с её головы тем, первым, ударом, и остановился. Они же направляются именно сюда, они так всегда делают. Подъедут прямо под входные двери, яркие вспышки их новых светодиодных мигалок будут лупить стрелами боли по чувствительному мясу его мозга…

Он развернулся и вновь побежал на кухню. Посмотрел вниз, прежде чем переступить тело Энджи, потому что не мог удержаться. В первом классе они с Фрэнком иногда дёргали её за косички, а она показывала им язык и корчила гримасы, скашивая глаза к переносице. Теперь её глаза вылезли из орбит, словно старинные стеклянные игровые шарики, а рот был заполнен кровью.

«Это сделал я? Неужели на самом деле я?»

Да. Именно он. И даже одного этого беглого взгляда было достаточно, чтобы объяснить почему. Из-за этих её падлючих зубов. Из-за этих её страшенных клыков.

К первой, присоединилась вторая сирена, потом третья. Но они отдалялись. Слава Христу, они отдалялись. Они направлялись на юг, туда, откуда долетели звуки бомбовых раскатов.

Не смотря на это, Джуниор не стал медлить. Он, крадучись, преодолел задний двор Маккейнов, сам не осознавая, что тому, кто мог бы его увидеть, он просто в глаза кричит, что в чём-то провинился (никто его не увидел). За рядами помидор Ладонны стоял высокий деревянный забор, а в нём калитка. На ней навесной замок, но он, раскрытый, высев на лутке. За свои детские годы, иногда шатаясь здесь, Джуниор никогда не видел его закрытым.