Под куполом, стр. 224

Она вновь подняла на него глаза, они сияли слезами и вызовом:

— И всё-таки я не муравей. Я не муравей.

Он вновь её поцеловал. Она крепко обхватила его руками и ответила на его поцелуй искренне, как только могла. И когда его рука вытянула низ её блузки из-за пояса слаксов, а потом скользнула по животу к груди, она начала целовать его взасос. Дыхание её было отрывистым, когда они отклонились одно от одного.

— Хотите? — спросил он.

— Да. А вы?

Он взял её руку и положил себе на джинсы, туда, где вполне ясно ощущалась сила его желания.

Через минуту он уже опирался локтями, балансируя над ней. Она взялась рукой за него и направила в себя.

— Будьте нежны со мной, полковник Барбара. Я немного подзабыла, как это делается.

— Это — как езда на велосипеде, — произнёс Барбара. Оказалось, что он таки был прав.

15

Когда всё закончилось, Джулия откинулась головой ему на руку, так она и лежала, смотрела на розовые звезды, а потом спросила, о чём он сейчас думает.

Он вздохнул:

— О снах. Видениях. Обо всём том, не знаю что. У вас мобильный телефон с собой?

— Всегда. И заряд он держит чудесно, хотя, сколько ещё будет в рабочем состоянии, сказать не могу. Кому вы собираетесь звонить по телефону? Наверно, Коксу, я думаю.

— Правильно думаете. Его номер есть в памяти?

— Да.

Джулия потянулась рукой к своим слаксам, которые лежали неподалёку, и сняла с пояса телефон. Нашла КОКС и подала телефонную трубку Барби, тот почти моментально начал в неё говорить. Наверное, Кокс сразу же отреагировал на звонок.

— Алло, полковник. Это Барби. Я на свободе. Рискну, сообщу вам наше местонахождение. Это Чёрная Гряда. Старый сад Маккоя. Есть он у вас на вашей… о'кей, итак, есть. Конечно, должен быть. И вы имеете возле себя спутниковые снимки города, так?

Он послушал, потом спросил у Кокса, есть ли на снимках световая дуга в форме подковы, которая охватывает гряду и заканчивается возле границы с ТР-90. Кокс ответил отрицательно, и тогда, судя по выражению на лице Барби, сам спросил о деталях.

— Не сейчас, — сказал Барби. — Сейчас мне нужно, чтобы вы кое-что сделали для меня, Джим, и чем быстрее, тем лучше. Вам для этого нужна пара «Чинуков».

Он объяснил, что надо сделать, Кокс выслушал, потом что-то ответил.

— Именно сейчас я не могу вдаваться в детали, — сказал Барби. — И если бы и смог, вряд ли, чтобы от этого что-то прояснилось. Просто поверьте мне: какое-то очень вонючее дельце здесь заваривается, и, я уверен, самое плохое ещё впереди. Возможно, если нам посчастливится, ничего не случится до Хэллоуина. Но мне не верится, что нам посчастливится.

16

В то время, как Барби говорил с полковником Коксом, Энди Сендерс сидел под стеной склада позади здания РНГХ и смотрел в небо на неестественного цвета звезды. Он тоже витал сейчас где-то вверху, как тот воздушный змей, счастливый, как устрица, беззаботный, как огурец… другие сравнения добавь сам. И одновременно глубокая печаль — удивительно успокоительная, чуть ли не утешительная, — мощная, словно подземная река, текла через него. Он никогда не знал предчувствий в своём прозаичной, практичной, заполненной повседневными трудами жизни. Но теперь у него было предчувствие. Это его последняя ночь на земле. Когда горькие люди придут, он с Мастером Буши уйдёт. Это было так просто и совсем не плохо.

— Всё равно я задержался здесь случайно, — произнёс он. — Принял бы те таблетки, и уже не был бы.

— Что с тобой, брат Сендерс?

Мастер неспешно шёл по дорожке от задних дверей радиостанции, светя себе фонариком перед босыми ступнями. Обтруханные пижамные штаны так же едва держались на костлявых крыльях его таза, но в его образе добавилось кое-что новое: большой белый крест. Он висел у него на шее на сыромятном ремешке. На плече у него висел БОЖИЙ ВОИН. С приклада, прицепленные на другом ремешке, свисали, пошатываясь, две гранаты. В свободной от фонаря руке он держал гаражный пульт.

— Добрый вечер, Мастер, — поздоровался Энди. — Я просто говорил сам с собой. Похоже, что теперь только сам я и могу себя послушать.

— Это туфта, Сендерс. Полная, несусветная, заквашенная на дерьме туфта. Бог всегда слушает. Он подключён к нашим душам, как ФБР к телефонам. И я слушаю также.

Красота этой идеи — вместе с её утешительностью — наполнила душу Энди признательностью. Он протянул трубку.

— Хапни вот дыма. Сразу в башке развиднеется.

Мастер хрипловато засмеялся, взял трубку и, сделав длинную затяжку, задержал дым в лёгких, и уже потом прокашлялся.

— Страшная сила! — сказал он. — Божественная сила. Прёт, как корабельная турбина «Роллс-Ройс», Сендерс!

— Я вкурил тему, — кивнул Энди. Так всегда говорила Доди, и от упоминания о ней у него вновь оборвалось сердце. Он привычно смахнул с глаза слезинку. — Где ты взял этот крест?

Мастер махнул фонарём в сторону радиостанции.

— Там есть кабинет Коггинса. Этот крест лежал у него в столе. Верхний ящик был заперт, но я её выломал. А знаешь, что там ещё лежало, Сендерс? Такие гадостные дрочильные журнальчики, которых даже я раньше не видел.

— Дети? — спросил Энди. Его это не удивило. Если сатана схватит священника, тот может упасть так низко, что ой-ой. Так низко, что может в цилиндре на голове проползти под гремучей змеёй.

— Хуже, Сендерс, — он понизил голос до шёпота, — ориенталки.

Мастер взял у Энди АК-47, который лежал у того поперёк колен. Присветил фонарём приклад, на котором Энди взятым в студии маркером уже успел аккуратно написать КЛОДЕТТ.

— Моя жена, — объяснил он. — Она стала первой жертвой Купола.

Мастер сжал ему плечо.

— Ты хороший человек, Сендерс, раз помнишь о ней. Я рад, что Бог свёл нас вместе.

— Я тоже, — взял у него из руки трубку Энди. — Я тоже, Мастер.

— Ты понимаешь, что должно произойти завтра, нет?

Энди вцепился в приклад КЛОДЕТТ. Сейчас это был достаточно выразительный ответ.

— Скорее всего, они прибудут одетые в бронежилеты, и если нам придётся воевать, целься в головы. Никаких там одиночных, поливай их во всю прыть. А если дойдёт до того, что они начнут нас побеждать… ты же знаешь, что тогда произойдёт, так?

— Да.

— До конца, Сендерс? — Мастер поднял себе на уровень глаз гаражный пульт и присветил его фонарём.

— До конца, — согласился Энди, дотронувшись до пульта дулом КЛОДЕТТ.

17

Олли Динсмор неожиданно проснулся посреди плохого сна, понимая, что случилось что-то плохое. Он лежал в кровати, смотря в серость, создаваемую первым, и потому немного грязноватым светом, который полился сквозь окно, и старался убедить себя, что это был просто неприятный сон, просто обычный кошмар, которого он теперь не мог надлежащим образом припомнить. Огонь и вопли, вот и всё, что он запомнил.

«Не просто вопли. Визжание».

На столике рядом с его кроватью тикал дешёвый будильник. Он схватил его в руки. Без четверти шесть, а никакого звука от отца, который должен был бы уже ходить по кухне. Ещё более выразительное — не слышать запаха кофе. Отец всегда был уже на ногах и полностью одетый самое позднее в четверть шестого («Коровы ждать не могут» — любимая поговорка Алдена Динсмора), а в половине шестого у него уже кипел кофе.

Но не этим утром.

Олли встал и натянул вчерашние джинсы.

— Папа?

Ответа не было. Тишина, лишь тиканье будильника и — издалека — мычание одной, чем-то недовольной коровы. Страхом ему сковало тело. Он убеждал себя, что для этого нет никаких причин, что его семья — полная и полностью счастливая ещё неделю назад — выдерживала все трагедии, предназначенные им Богом, по крайней мере, пока что. Он себя убеждал, но сам себе не верил.

— Папа?

Генератор позади дома все ещё работал и, зайдя в кухню, он увидел зелёные индикаторы и на микроволновке, и на плите, но кофеварка «Мистер Коффи» [431] стояла тёмная, пустая. И в гостиной также было пусто. Когда прошлым вечером Олли шёл спать, отец смотрел телевизор, телевизор работал и сейчас, правда, с отключённым звуком. Какой-то круто парень демонстрировал новую, улучшенную тряпку «Шемвау» [432]: «Вы тратите по сорок баксов ежемесячно на бумажные полотенца и выбрасываете, таким образом, деньги на ветер», — тарахтел тот крутой на вид парень с какого-то иного мира, где такие вещи что-то значили.