Под куполом, стр. 221

— А что касается лаборатории? Я думал, может, нам её следует сжечь…

— Ты ополоумел? — Картер, который именно в этот миг вернулся в комнату, посмотрел на него изумлённо. — Со всеми теми химикатами, которые там складированы? Одно дело газета Шамвей; а тут котёл с абсолютно другим варевом. Тебе следует быть более рассудительным, потому что я начну думать, что ты такой же идиот, как Роджер Кильян.

— Хорошо, — Стюарт произнёс понуро, но Большой Джим был уверен, что тот сделает все правильно. Да и всё равно он больше не мог тратить на него время; в любую минуту может прийти Рендольф.

«Воистину, парад дураков пожизненно бесконечный», — подумал он.

— Ну, а теперь восхвалим Бога великого, — произнёс Большой Джим. Внутренним зрением он увидел себя верхом на спине у Стюарта, как он топчет его лицом в грязь. Увлекающая вышла картинка.

— Восхвалим Бога, — пробормотал Стюарт.

— Аминь, брат, — откликнулся Большой Джим и откинулся.

12

Вскоре после этого пришёл и шеф Рендольф, с уставшим, но удовлетворённым лицом.

— Кажется мне, что нескольких наиболее молодых новобранцев мы потеряли насовсем, Додсон, Роклифф и сынок Ричардсонов ушли, но большинство других держатся. И я нашёл нескольких новых. Это Джо Боксер… Стабби Норман, Обри Таул… тот, у которого брат, ну, ты знаешь, держит книжный магазин…

Большой Джим довольно терпеливо слушал эту тираду, правда, лишь краем уха.

Когда Рендольф наконец-то заглох, Большой Джим пододвинул к нему по полированной столешнице конверт с надписью ВЕЙДЕР.

— Вот то, чем вымахивала наша бедная Эндрия. Взгляни-ка сам.

Рендольф поколебался, потом открыл клапан и извлёк оттуда кипу листов.

— Но здесь нет ничего, только чистая бумага.

— Твоя правда, правдивая и истинная. Когда соберёшь завтра свой личный состав — в полицейском участке, ровно в семь часов утра, потому что наши муравьи должны начать суетиться очень рано, ты слушай внимательно, когда дядя Джим тебе что-то говорит, — можешь им разъяснить, что бедная женщина была просто не в себе, как тот анархист, который застрелил президента Маккинли.

— А разве это не гора? [427]

Большой Джим потратил минутку на удивление, с какого такого дуба упал сыночек миссис Рендольф, когда был маленьким. И тогда продолжил, предпочитая быстрее закончить. Ему не светит этой ночью хороший восьмичасовой сон, с Божьего благословения получится поспать хотя бы пять часов. А ему так надо выспаться. Этого так надо его утомлённому сердцу.

— Нужно задействовать все полицейские машины. По два офицера на экипаж. Проверь, чтобы у каждого был газовый баллончик и шокер. Но если кто-то выстрелит из огнестрельного оружия на глазах у репортёров, перед камерами, перед тем никчёмным внешним миром… Я сам у того вырву кишки на подтяжки к штанам.

— Да, сссэр.

— Пусть они едут по обочинам шоссе 119, сопровождают толпу. Никаких сирен, но мигалки чтобы блымали.

— Как на параде, — заметил Рендольф.

— Конечно, Пит, как на параде. Дорожное полотно пусть остаётся свободным для людей. Кто будет подъезжать на своих машинах, приказывайте им оставить их и дальше идти пешком. Объявляйте это через громкоговорители. Я хочу, чтобы они были уже хорошенько утомлёнными, когда туда доберутся. Утомлённые люди — это люди, более склонные к покорности.

— А как ты думаешь, может, нам следует откомандировать несколько отрядов на поиски арестантов, беглецов? — Он увидел, как при этих его словах вспыхнули глаза Большого Джима, и поднял ладонь. — Я просто спросил, просто спросил.

— Хорошо, ты заслужил ответ. Ты же, в конце концов, у нас шеф. Правда, Картер?

— Йес, — сказал Картер.

— Ответ будет однозначный — нет. И это поэтому, шеф Рендольф… слушай меня внимательно… потому что они не могут убежать. Кругом Честер Милла стоит Купол, и они абсолютно… безоговорочно… не имеют никакой возможности куда-то убежать. Теперь ты понял, как делаются умозаключения? — Он заметил, как покраснели щеки у Рендольфа, и добавил: — Будь осторожен с ответом. Я тебе советую.

— Я понимаю.

— А тогда пойми ещё и другое: пока Дейл Барбара будет находиться где-то на свободе, не говоря уже о его соучастнике Эверетте, люди ещё ревностнее будут искать защиты у своих членов правительства. И как бы нам не хотелось закручивать гайки, но мы вынуждены будем среагировать на такие обстоятельства.

Рендольф понял. Пусть он и не имел понятия, что есть и президент и также есть гора по имени Маккинли, однако он, в конце концов, докумекал-таки, что Барби в чистом поле для них может быть намного более выгодным, чем Барби в кулаке.

— Да, — сказал он. — Будем вынуждены. Черт, а точно же. А что касается пресс-конференции? Если ты на неё не пойдёшь, то, может, захочешь послать…

— Нет, не захочу. Я буду здесь, на своём посту, где моё законное место, мониторить развитие событий. А пресса пусть себе ведёт конференцию с тысячей или больше тех людей, которые припрутся туда, к южной границе города, и будут лупить там глаза, словно те бараны на новые ворота. Удачи им в интерпретации той болтовни, которую они там наслушиваются.

— Кое-кто там может рассказать не очень похвальные вещи о нас, — произнёс Рендольф.

Большой Джим сверкнул ледяной улыбкой.

— На то и дал нам Бог крепкие плечи, друг. Кроме того, что сможет сделать тот наглый никчема Кокс? Въедет сюда верхом на коне и вытурит нас из кабинетов?

Рендольф угождающее захохотал, отправился к дверям, но вдруг о чём-то ещё вспомнил.

— Там соберётся очень много людей, и они там будут находиться продолжительное время. Военные на своей стороне установили передвижные туалеты. Не надо ли нам сделать что-то подобное и со своей стороны? У нас, кажется, было несколько таких кабинок на складе. Для дорожных рабочих их использовали. Может, Эл Тиммонс мог бы…

Большой Джим послал выразительный взгляд, в котором ясно читалась его мысль: он считает, что новый шеф полиции вдруг обезумел.

— Если бы моя воля, наши люди завтра сидели бы в безопасности по своим собственным домам, вместо того чтобы выходить из города, словно какие-то израильтяне из Египта. — Он выдержал паузу для ударения на следующем. — Если кому-то припечёт, позволишь им пойти и покакать там, где-то в проклятых кустарниках.

13

Когда Рендольф наконец-то ушёл прочь, Картер произнёс:

— Если я побожусь, что не имею намерения лезть не в свои дела, могу ли я вам кое-что сказать?

— Да, конечно.

— Я люблю смотреть, как вы действуете, мистер Ренни.

Большой Джим оскалился — в широкой солнечной улыбке, которая ярко осветила все его лицо.

— Ну, ты имеешь свой шанс, сынок; учился чему-то у других, поучись теперь у лучшего.

— Я так и думаю сделать.

— А сейчас от тебя мне лишь нужно, чтобы ты подвёз меня домой. Будь у меня завтра ровно в девять часов утра. Мы приедем сюда и будем смотреть шоу по Си-Эн-Эн. Но сначала мы посидим на городском холме, посмотрим, как будет выходить народ из города. Грустно это, на самом деле; израильтяне без Моисея.

— Муравьи без муравейника, — подхватил Картер. — Пчелы без улья.

— Но, прежде чем забрать меня, я хочу, чтобы ты с кое с кем увиделся. Или попробовал, по крайней мере. Могу поспорить сам с собой, что они окажутся без вести пропавшими.

— Кто это?

— Рози Твичел и Линда Эверетт. Жена медика.

— Я знаю.

— Можешь также проверить, где Шамвей. Я слышал, что она может сейчас жить у Либби, у той проповедницы с плохо воспитанной собакой. Если хоть кого-то из них увидишь, допроси их о местопребывании наших беглецов.

— Жёстко или мягко?

— Средне. Мне не очень нужно, чтобы Барбару или Эверетта поймали именно сейчас, но я бы не отказался знать, где они прячутся.

Выйдя на крыльцо, Большой Джим набрал полную грудь вонючего воздуха, а затем выдохнул с хмыканьем, в котором чувствовалось удовлетворение. Картер тоже чувствовал себя весьма удовлетворённым собой. Ещё на прошлой неделе, в лупатых очках, чтобы уберечь себе глаза от ржавой стружки, которая сыпалась с изъеденных солью выхлопных систем, он менял глушители. Сегодня он влиятельный человек с положением. Лёгкий смрад в воздухе казался небольшой ценой за это.

вернуться

427

Уильям Маккинли (1843–1901) — 25-и президент (1897–1901), был застрелен анархистом Леоном Чолгошем; самая высокая в Северной Америке гора Маккинли (6198 м) располагается на Аляске, сегодняшнее название ей дали золотоискатели, которые поддерживали тогда ещё кандидата в президенты Уильяма Маккинли, потому что в его программе был пункт переведения денежной системы США с серебряного на золотой стандарт.