Под куполом, стр. 213

У него зазвонил телефон.

На мгновение он застыл, не уверенный в том, что на самом деле это слышит, и тогда сорвал с пояса телефонную трубку. Открыв телефон, увидел на экранчике имя ДЖОУНИ. Но звонила по телефону не его невестка; звонила по телефону Норри.

— Дедушка! Ты там в порядке?

— Конечно, да, — ответил он, смотря на хаос перед собой.

— Вы их оттуда освободили?

— Именно сейчас все происходит, пчёлка, — произнёс он, надеясь, что говорит правду. — Я не могу говорить. Ты в безопасности? Вы уже в… в том месте?

— Да! Дедушка, он ночью светится! Этот радиационный пояс! И машины тоже светились, а потом перестали! Джулия говорит, что это вряд ли опасно! Она говорит, что это фальшивое предостережение, вероятно, просто для того, чтобы отпугивать людей!

«Лучше бы вам не полагаться на это», — подумал Эрни.

Ещё два приглушённых выстрела донеслось из полицейского участка. Кого-то убили в подвале, почти наверняка.

— Норри, я не могу сейчас говорить.

— Всё будет хорошо, дедушка?

— Да, да. Я тебя люблю, Норри.

Он сложил телефон. Подумал: «Он светится» — и удивился, увидит ли он то свечение собственными глазами. Чёрная Гряда совсем рядом (в маленьком городке все рядом), но именно теперь она казалась такой далёкой. Он взглянул на двери полицейского участка, предпочитая мыслью ускорить своих друзей. А когда они не вышли, он выбрался из фургона. Не мог он больше просто так здесь сидеть. Он должен был зайти вовнутрь и сам увидеть, что там происходит.

30

Барби увидел, как Джуниор поднимает пистолет. Услышал, как Джуниор говорит Расти, чтобы тот закрыл глаза. Он закричал, не думая, без всякого предположения, что именно собирается сказать, слова сами собой выскочили у него из глотки: «Эгей! Сракоротый! Я тебя достал, не так ли? Я тебя хорошенько достал!» Смех, который прозвучал вслед за этим, похож был на смех безумца, которого лишили обычного лекарства.

«Это так я смеюсь перед смертью! — подумал Барби. — Надо это запомнить». И от этой мысли расхохотался ещё сильнее.

Джуниор повернулся к нему. На правой стороне его лица отразилось удивление; левая сторона оставалась застывшей в оскале.

Это его выражение напомнило Барби какого-то супернегодяя, книжку о котором он читал в детстве, хотя какого именно, он вспомнить не мог. Вероятно, кого-то из врагов Бэтмена, они всегда были самыми страшными. Потом ему вспомнилось, как его младший брат Уенделл старался выговорить слово «враги», а у него всякий раз выходило «вовоги». Это заставило его расхохотаться ещё сильнее, чем вначале.

«Это не самый плохой из тех финалов, которые могли бы произойти, — подумал он, просовывая руки через решётку и тыкая Джуниору одновременно два хорошеньких „фака“. — Вспомни Стабба из „Моби Дика“: „Какая не выпадет мне судьба, я буду встречать её смеясь“» [416].

Джуниор увидел, что Барби показывает ему аж два средних пальца, синхронно, и напрочь забыл о Расти. Выставив вперёд руку с пистолетом, он бросился по коридору. Ум у Барби сейчас работал очень ясно, но он ему не доверял. Люди, которые, как он слышал, ходили наверху и говорили, были, скорее всего, плодом его воображения. Но, вопреки всему, тебе нужно доиграть свою роль до конца. Не имея ничего другого, он может подарить Расти несколько вдохов воздуха, немного времени жизни.

— А вот и ты, сракоротый, — позвал он. — Помнишь, как я начистил тебе морду той ночью возле «Диппера»? Ты ещё скулил, как сучий щенок.

— Я не скулил.

У него это прозвучало, как название чего-то экзотического блюда в уже и без того напрочь китайского меню. Лицо Джуниора выглядело сплошной маской. Кровь из левого глаза капала ему на тёмную от щетины щеку. И только теперь у Барби промелькнула мысль, что у него здесь есть пусть небольшой, но шанс. Пусть не прекрасный, но плохой шанс всё равно лучше, чем никакой. Он пришёл в движение со стороны в сторону перед своим топчаном и туалетом, сначала медленно, потом быстрее. «Вот теперь ты знаешь, что чувствует механическая утка в тире, — подумал он. — Это тоже надо запомнить».

Джуниор следил за его движениями своим единственным целым глазом.

— Ты её трахал? Ты трахал Энджи? — «Фи-и-твафау? Фи твафау Ейньи?»

Барби захохотал. Это был смех бешеного, такой смех, который он не признавал как свой собственный, но в нём не было ничего фальшивого.

— Трахал ли я её? Джуниор, я трахал её сверху и снизу, впереди и сзади, вдоль и поперёк. Я трахал её, пока она не начала петь «Слава командиру» и «Восход злой луны» [417], я трахал её, пока она не начала трястись на полу и взывать: «Ещё-Ещё-Ещё». Я…

Джуниор перевёл взгляд на свой пистолет. Барби это заметил и немедленно прыгнул влево. Джуниор выстрелил. Пуля ударила в кирпичную стену в глубине камеры. Разлетелись темно-красные обломки. Некоторые из них ударились о прутья — Барби услышал металлический звон, словно горох в жестяной кружке, даже вопреки тому, что от выстрела у него зазвенело в ушах, — но ни один из них не достал Джуниора. Сука. Дальше по коридору что-то кричал Расти, вероятно, стараясь отвлечь Джуниора, но Джуниор уже покончил с отвлечениями. Джуниор имел на мушке свою главную цель.

«Отнюдь, ничего ты не имеешь, — подумал Барби. Он не переставал смеяться. Абсурд, сумасшествие, но уж как есть. — Я не твой, ты, жалкий одноглазый мазефакер».

— Она говорила, что у тебя не стоит, Джуниор. Она тебя называла Эль Мягкое Херотто. И мы с ней с этого смеялись во время наших…

Он прыгнул вправо одновременно с выстрелом Джуниора. На этот раз он услышал, как пуля свистнула у него мимо головы, с таким звуком: зззззз. Снова брызнули кирпичные осколки. Один ужалил Барби в шею.

— Давай, Джуниор, ты, часом, не неважно чувствуешь себя? Что-то из тебя стрелок, как из сурка математик. Ты действительно тупица? Так тебя по обыкновению называли Энджи с Фрэнки…

Барби сделал фальшивое движение вправо, но вместо этого бросился к левой стене камеры. Джуниор выстрелил трижды, грохот был оглушительным, запах пороха густым и резким. Две пули зарылись в кирпич, третья попала в металлическую основу туалета со звуком: «дзинннь». Начала вытекать вода. Барби так ударился об дальнюю стену камеры, что зубы у него клацнули.

— Теперь я тебя достану, — запыхавшись, произнёс Джуниор. «Фефев фефя фифану».

Но в глубине того, что осталось от его перегретого думающего двигателя, он удивлялся. Левый глаз у него ослеп, а в правом мерцало. Он видел не одного Барби, а трёх.

Ненавистный сукин сын упал вниз, когда Джуниор выстрелил, и эта пуля также пролетела мимо. Только крохотный чёрный дверной глазок открылся в центре подушки в изголовье топчана. Но он наконец-то лежал неподвижно. Уже не прыгал, не трепыхался. «Слава Богу, я вставил новый магазин», — подумал Джуниор.

— Ты отравил меня, Бааарби.

Барби не имел понятия, о чём он лепечет, но сразу же согласился.

— Правильно, проклятый ссыкодрыстунчик, именно это я и сделал.

Джуниор продвинул «Беретту» через решётку и прищурил свой негодный левый глаз; таким образом, количество Барби уменьшилась всего до двух. Язык у него залип между зубами. Его лицо заплыло потом и кровью.

— Увидим, как ты теперь побегаешь, Бааарби.

Барби не мог бегать, но мог ползти и сделал это, резко двинувшись прямо в сторону Джуниора. У него свистнуло над головой, и он ощутил лёгкий ожог вдоль одной из половинок гузна, когда пуля распорола ему джинсы и трусы, заодно счесав верхний пласт кожи под ними.

Джуниор отшатнулся назад, попятился, едва не упал, схватился за решётку камеры по правую сторону и так удержался на ногах.

— Не двигайся, мазефакер.

Барби перекатился к топчану и потрогал под ним, надеясь схватить нож. Он совсем забыл об этом долбаном ноже.

— Хочешь получить в спину? — спросил Джуниор позади его. — О'кей, мне это годится.