Под куполом, стр. 212

— О'кей, — произнёс он. — Ох… кей.

Он уже было отправился к ступенькам, как вдруг вернулся к телу Стэйси Моггин. Убедился, что у неё точно такая же «Беретта Таурус», как и у него, и вытянул магазин со своего пистолета. Заменил полным, снятым с её пояса.

Разворачиваясь, Джуниор покачнулся, упал на одно колено и вновь встал. Чёрное пятно перед его левым глазом теперь казалась большим, как крышка уличного люка, и он догадывался, что это признак того, что с левым глазом у него действительно какая-то херня. Но ничего страшного; если ему нужно больше одного глаза, чтобы застрелить человека, запертого в камере, он и ломанного петушиного гребня не стоит. Он направился через комнату дежурных, поскользнувшись на крови Мики Вордло, и вновь едва не упал. Однако сумел удержаться на ногах. В голове у него стучало, но Джуниор поздравлял это бамканье. «Оно держит меня в тонусе», — подумал он.

— Привет, Бааарби, — позвал он вниз со ступенек. — Я знаю, что ты мне сделал, и иду за тобой. Если хочешь помолиться, молись скорее.

27

Расти увидел, как по ступенькам вниз захромали ноги. Он ощутил запах порохового дыма и крови, и понял, что приближается время его смерти. Тот, кто сюда ковыляет, идёт за Барби, но он почти вероятно не презрит фельдшером, который попадётся ему по дороге. Никогда ему больше не увидеть Линду и своих Джей-Джей.

Показалась грудь Джуниора, дальше шея, а потом и голова. Расти хватило одного взгляда на его перекошенный рот, левая часть которого была оттянута вниз в хищной улыбке, и на левый, заплывший кровью глаз, чтобы подумать: «Далеко болезнь зашла. Даже удивительно, что он ещё на ногах, и очень жаль, что он не подождал где-то хоть немножко дольше. Ещё бы чуточку времени, и он уже и улицу не способен был бы перейти».

Чуть-чуть, словно из иного мира, он услышал усиленный мегафоном голос из городского совета: «НЕ БЕГИТЕ! НЕ ПАНИКУЙТЕ! ОПАСНОСТЬ МИНОВАЛА! ГОВОРИТ ОФИЦЕР ГЕНРИ МОРРИСОН, Я ПОВТОРЯЮ — ОПАСНОСТЬ МИНОВАЛА!»

Джуниор оступился, но к этому времени он уже достиг нижней ступеньки. Вместо того чтобы грохнуться и свернуть себе шею, он лишь припал на одно колено. Отдохнул в этой позе несколько секунд, похожий на боксёра, который пережидает обязательный счёт до восьми, чтобы встать и продолжить бой. Расти видел и переживал все это ясно, вблизи и очень стремительно. Драгоценный мир вдруг утончился и стал неустойчивым, один тоненький пласт марли остался прокладкой между ним и тем, что будет дальше. Если будет.

«Падай, — послал он мысль Джуниору. — Падай ничком на пол. Упади в обморок, ты, мазефакер».

Но Джуниор тяжело встал, вытаращился на пистолет у себя в руке так, словно впервые его видел, а потом направил взгляд вдоль коридора, на дальнюю камеру, где, уцепившись руками в решётку, стоял и смотрел на него Барби.

— Бааарби, — пропел шёпотом Джуниор и двинулся вперёд.

Расти отступил назад, думая, что так Джуниор, возможно, минует его, не заметив. А ещё, может, сам застрелится, покончив с Барби. Он понимал, что это малодушные мысли, но также понимал, что они практичные. Барби он ничем помочь не может, но может поспособствовать собственному выживанию.

И это могло бы сработать, сидел бы он в какой-то из камер слева по коридору, потому что на эту сторону Джуниор был слеп. Но его заперли в камере справа, и Джуниор заметил его движение. Он остановился и вперился в Расти, на его искривлённом лице застыло удивление пополам с лукавством.

— Фасти, — прошептал он, — так твоё имя? Или Беррик? Не могу вспомнить.

Расти хотел было умолять о пощаде, но его язык прилип к небу. Да и что за смысл в мольбах? Юноша уже поднимал пистолет. Джуниор собирался его застрелить. Никакая сила на земле не состоятельна была его остановить.

В крайнем отчаянии ум Расти бросился на поиски выхода, найденного многими умами в их последние мгновения сознания — прежде чем щёлкнет выключатель, прежде чем распахнётся погреб под ногами, прежде чем дуло, прижатое к виску, плюнет огнём. «Это сон, — подумал он. — Это все сон. И Купол, и тот дикий случай на Динсморовском поле, и потасовка за еду, и этот юноша также. Вот он нажмёт курок, и этот сон кончится, и я проснусь в своей кровати посреди прохладного, свежего, осеннего утра. Повернусь к Линде и скажу: „Я только что такой кошмар видел, ты не поверишь“».

— Заклой глаза, Фасти, — произнёс Джуниор. — Так будет луфше.

28

Первой мыслью Джеки Веттингтон, когда она вошла в приёмную полицейского участка, была: «О, Боже правый, здесь повсюду кровь».

Стэйси Моггин лежала против стены под доской приказов и объявлений, копна её белокурых волос рассыпалась вокруг неё, а пустые глаза смотрели в потолок. Второй коп — она не могла узнать, кто именно — распластался ничком перед диспетчерской стойкой, с ногами, раскинутыми вширь под невозможным углом. За ним, в комнате дежурных, боком, лежал третий коп. Им должен был быть Вордло, один из новобранцев их конюшни. Крупнее его просто не существовало. Плакат над кофеварочным аппаратом заляпало мальчишеской кровью и мозгом. Теперь надпись на нём выглядела так: «К ФЕ И ПО НЕ ПЛАТНЫЕ».

Сзади послышалось тихое потрескивание. Она порывисто обернулась, не осознавая, что одновременно поднимает пистолет, пока не увидела на мушке Ромми Бэрпи. Ромми её даже не заметил; он смотрел на тела трёх мёртвых копов. Потрескивала его маска Дика Черни. Он снял её, кинул на пол.

— Господи, что здесь случилось? — спросил он. — Это не…

Не успел он завершить предложение, как снизу, из клетки, долетел вопль: «Эгей! Сракоротый! Я тебя достал, не так ли? Я тебя хорошенько достал!»

А за тем, невероятно, смех. На высоких тонах, маниакальный смех. Какой-то миг Джеки и Ромми просто смотрели один на другого, не в состоянии пошевелиться.

Наконец Ромми опомнился:

— Я думаю, это Барбара, да.

29

Эрни Келверт сидел в фургоне телефонной компании, который стоял с работающим на холостых оборотах двигателем возле бордюра, вдоль которого шла трафаретная надпись: «ТОЛЬКО 10 МИНУТ ПО ПОЛИЦЕЙСКИМ ДЕЛАМ». Он запер все двери, опасаясь, чтобы, стремясь захватить машину, к нему не ворвался никто из тех людей, которые в панике бежали по Мэйн-стрит от городского совета. В руках он держал ружье, которое Ромми перед тем спрятал позади его сидения, хотя не был уверен, что сможет выстрелить в кого-то, если кто-то захочет к нему ворваться; он знал этих людей, много лет продавал им продукты. От страха их лица сделались чужими, однако, не нераспознаваемыми.

Он увидел, как по лужайке перед горсоветом носится туда-сюда Генри Моррисон, словно охотничий пёс в поисках утраченного следа. Он кричал в мегафон, стараясь призвать народ хоть к какому-то порядку посреди хаоса. Кто-то его толкнул, и Генри завалился навзничь. Благослови его Господь.

А вот и другие: Джордж Фредерик, Марти Арсенолт, сынок Ширлзов (опознанный из-за повязки, которую он все ещё носил на голове), оба брата Бови, Роджер Кильян и пара других новобранцев. По широким ступенькам здания городского совета грозно спускался Фрэдди Дентон с оружием наголо. Эрни нигде не видел Рендольфа, хотя каждый, кто не имел о нём понятия, должен был бы ожидать, что именно шеф полиции возглавит операцию по установлению контроля над ситуацией, которая качалась на границе хаоса.

Эрни имел о нём понятие. Питер Рендольф всегда был беспомощным бахвалом, и его отсутствие посреди этого небудничного циркового шоу рядового Снафу [415] нисколечко не удивило Эрни Келверта. И не встревожило. Беспокоился он только за то, что до сих пор никто не вышел из полицейского участка, внутри которого прозвучало ещё несколько выстрелов. Звучали они приглушено, так, словно из того подвала, где держали заключённых.

Не расположенный по обыкновению к молитвам, Эрни начал молиться. Чтобы никто из людей, которые потоками прут от горсовета, не заметил старика за рулём фургона, который почему-то стоит здесь с включённым двигателем. Чтобы Джеки и Ромми вышли оттуда неповреждёнными, с Барбарой и Эвереттом, или без них. У него промелькнула мысль, что он может просто уехать отсюда прочь, и он испугался, насколько эта мысль привлекательная.