Под куполом, стр. 177

На верхушке холма дорога заканчивалась разворотной площадкой перед длинным красным сараем. Перед ним стоял старый грузовик и ещё более старый трактор, последний опирался только на одно колесо. На вид сарай сохранился в довольно хорошем состоянии, хотя несколько окон были разбиты. За ним стоял покинутый фермерский дом, часть крыши которого провалилась вовнутрь, вероятно, зимой под весом снега.

С торца сарая зияли раскрытые настежь ворота, и даже с закрытыми окнами и мощным кондиционером Расти ощутил пьянящий аромат сгнивших яблок. Он остановил машину возле крыльца. Поперёк ступенек висела цепь с табличкой, на которой было написано: ВТОРГНУВШИЕСЯ БУДУТ НАКАЗАНЫ. Табличка была старой, ржавой и, очевидно, неэффективной. Жестянки из-под пива валялись по всему крыльцу, где когда-то, вероятно, любило организовывать посиделки семейство Маккоя летними вечерами, подставляясь ветру, созерцая широкие панорамы: полностью город Честер Милл по правую сторону, и все направление вплоть до Нью-Хэмпшира, если посмотреть налево. Кто-то аэрозолем написал на стене: УАЙЛДКЕТС РУЛЯТ, краска, которая когда-то была красной, выцвела до розовой. На дверях краской другого цвета было выведено: ДЕПО ОРГИЙ. Расти подумал, что так, вероятно, была высказана неосуществлённая мечта какого-то сексуально озабоченного тинэйджера. А может, это было название какой-то хэви-металл группы.

Он взял в руки счётчик Гейгера и постучал по нему. Стрелка подпрыгнула, и аппарат несколько раз щёлкнул. Похоже было, что он полностью работоспособен; просто никакой радиации здесь нет.

Расти вылез из фургона и — после короткой внутренней дискуссии — сорвал с себя большинство защитного костюма, оставив только фартук, варежки и пучеглазые очки. Потом он пошёл вдоль сарая, выставив перед собой сенсорную трубку счётчика и обещая себе, что побежит назад, за остальной частью своего «антирадиационного костюма», если стрелка лишь немного вновь вздрогнет.

Но, когда он вынырнул из-за угла сарая и увидел ярдов в сорока перед собой проблеск того огонька, стрелка даже не шелохнулась. Это казалось невероятным, если радиация, — а как ещё иначе? — связана с этим огоньком. Расти нашёл единственно возможное объяснение: генератор создаёт радиационный пояс, чтобы отпугивать от себя таких исследователей, как он. Для самозащиты. Тоже самое касается прочувствованного им обморочного состояния и полной потери сознания детьми. Это самозащита, как иглы дикобраза или «духи» скунса.

«Впрочем, не похоже ли это все же на неполадки со счётчиком? Именно в эту секунду ты можешь получать летальную дозу гамма-излучения. Этот чёртов счётчик всего лишь наследие холодной войны».

Однако, продвигаясь к краю сада, Расти увидел белку, которая стрелой метнулась по траве и взлетела на дерево. Задержавшись на отягощённых несобранными плодами ветвях, она, распушив хвост, смотрела ясными глазами на непрошеного гостя внизу. Для Расти это было хорошее доказательство, как ни что, тем более ни в траве под деревьями, ни на заросших междурядьях он не увидел трупов животных: ни самоубийц, ни возможных жертв радиации.

Он уже приблизился к огоньку, чьи регулярные проблески вспыхивали так ярко, что Расти каждый раз чуть ли не полностью зажмуривался. По правую сторону, казалось, прямо у него под ногами лежал целый мир. На расстоянии четырёх миль он видел город, абсолютно игрушечный на вид. Сетка улиц, шпиль церкви Конго, блеск нескольких автомобилей в движении. Он видел невысокое кирпичное здание больницы «Кэти Рассел», а далеко на западе то чёрное пятно на месте ракетной атаки. Оно так и висело там, тёмная искусственная родинка на щеке белого дня. Небо над головой было бледно-голубым, почти нормального цвета, однако на горизонте голубизна уступала отравляющей желтизне. Он был почти уверен, что это результат загрязнения воздуха — то самое дерьмо, из-за которого стали розовыми звезды, — но подозревал, что большей частью там нет ничего более зловещего, чем осенняя пыльца растений, которая налипла на невидимую поверхность Купола.

Расти двинулся дальше. Чем дольше он будет оставаться здесь, особенно вне пределов видимости, тем сильнее будут нервничать его друзья. Он передумал идти прямо к источнику проблесков, вместо этого, вышел из сада, сначала приблизился к краю косогора. Отсюда ему было видно остальных, хотя они и казались лишь пятнышками. Расти положил на землю счётчик Гейгера и начал медленно махать задранными вверх руками, чтобы сообщить, что с ним все хорошо. Они замахали ему в ответ.

— О'кей, — произнёс он. Руки его внутри тяжёлых перчаток были скользкими от пота. — Теперь посмотрим, что мы тут имеем.

16

В начальной школе на Ист-Стрит настало время перерыва. Джуди и Дженнилл Эверетт сидели в дальнем конце игровой площадки со своей подружкой Дианой Карвер, которой было шесть лет, и таким образом по возрасту, она чудесно вписывалась между малышками Джей-Джей. Поверх левого рукава Дианиного свитера была повязана голубая ленточка. Прежде чем идти в школу, она сама настояла, чтобы Керри завязала ей эту вещь, чтобы быть похожей на своих родителей.

— А это для чего? — спросила её Дженнилл.

— Это означает, что я люблю полицию, — ответила Диана, откусывая от своего фруктового батончика.

— Я тоже себе хочу, — сказала Джуди. — Только жёлтую. Это слово она выговорила очень аккуратно. Раньше, совсем маленькой, вместо «жёлтый», она говорила «вовтый», и Дженни смеялась над ней.

— Жёлтых нельзя, — сказала Диана, — только голубые. Какой вкусный батончик. Я бы их миллион съела.

— Ты станешь толстой, — сказала Дженнилл. — И лопнешь.

Представив это, они захохотали, потом ненадолго замолчали, глядя на более старших детей, пока обе Джей-Джей грызли домашнее печенье с арахисовым маслом. Несколько девочек играли в классы. Ребята лазили по лесенкам, мисс Голдсхон толкала качели, где сидели близнецы Пруит. Мисс Вандестайн организовала игру в кикболл [370].

На вид все будто бы нормально, думала Дженнилл, но на самом деле ненормально. Никто не кричит, никто не скулит над расцарапанным коленом, Майнди и Мэнди Пруит не умоляют мисс Голдстон похвалить их одинаковые причёски. Все они здесь ведут себя так, словно прикидываются, что вышли на большой перерыв, даже взрослые. И каждый, включая её, втайне посматривает на небо, которое должно было быть голубым, а таковым совсем не является.

Но и это не самое плохое. Самое худшее — после тех её припадков — эта удушающая уверенность, что должно произойти что-то плохое.

Диана произнесла:

— Я хотела нарядиться Русалкой на Хэллоуин. Но сейчас уже нет. Совсем никем не хочу. И из дома ни ногой. Я боюсь Хэллоуина.

— У тебя были кошмары? — спросила Дженнилл.

— Да, — Диана протянула ей свой фруктовый батончик. — Хочешь доесть? Я совсем не такая голодная, как думала.

— Нет, — отказалась Дженнилл. Ей не хотелось уже даже доедать печенье с арахисовым маслом, а это так не было похоже на неё. И Джуди съела только половинку одного печенья. Дженнилл вспомнила, как Одри залаяв, кидалась на мышку, которая беспомощно старалась убежать из угла, в котором оказалась. Ей тогда стало грустно, и она позвала мать, чтобы та оттянула Одри, не дала собаке съесть мышку. Мамуля рассмеялась, но собаку убрала.

Теперь они сами стали мышками. Дженни забыла большинство снов, которые видела во время своих судорог, но помнила достаточно, чтобы понимать.

Теперь они оказались загнанными в угол.

— Я хочу просто остаться дома, — повторила Диана. В её левом глазу застыла слезинка, яркая, прозрачная, идеальная. — Буду сидеть дома на Хэллоуин. И даже в школу не пойду. Нет. Никто меня не принудит.

Миссис Вандестайн бросила играть в кикболл и начала телепать звонком, созывая всех, однако ни одна из трёх девочек не спешила привставать.

— Хэллоуин уже начался, — произнесла Джуди. — Вон, посмотрите, — она показала через улицу, где на крыльце в Вилеров стояла тыква. — И вот туда посмотрите. — На этот раз она показала на парочку вырезанных из картона призраков по бокам дверей почтового отделения. — И ещё, смотрите.