Под куполом, стр. 176

Он медленно ехал по почти полностью пустой Мэйн-стрит, похожей на улицу города-привидения в каком-то вестерне. Под козырьком «Глобуса» сидел Неряха Сэм Вердро, и бутылка, которая торчала у него между колен, едва ли содержала пепси-колу, но Генри не остановился. Пусть старый пьянчуга сосёт свою дозу.

Джонни с Керри Карвер забивали досками передние витрины «Топлива & Бакалеи». Оба с голубыми повязками на руках, которых всё больше начало всплывать по городу. У Генри от этого мурашки поползли по телу.

Лучше бы он принял тогда предложение перевестись в полицию Ороно [366], когда его туда звали в прошлом году. В смысле карьеры это не было шагом наверх, да и управляться с обдолбанными или пьяными студентами — он это хорошо знал — говно работа, но зарплату там обещали повыше, и Фрида говорила, что школы в Ороно самые лучшие.

А завершилось все тем, что остаться Генри уговорил Дюк, пообещав на следующем городском собрании пробить ему повышение ставки на пять тысяч и. поведав (абсолютно конфиденциально), что собирается выгнать Питера Рендольфа, если Рендольф не подаст в отставку сам: «Ты станешь моим заместителем, а это ещё дополнительных десять тысяч в год, — говорил Дюк. — А когда в отставку пойду я, ты подымишься на самый верх, если захочешь. Конечно, есть альтернатива — развозить обрыганных студентов УШМ по их общежитиям. Посуди хорошенько».

Ему понравилась такая перспектива, и Фриде эта перспектива показалась, ну, очень уж хорошей и, конечно, это сняло напряжение у детей, которым самая мысль о переезде казалась ненавистной. Вот только теперь Дюк был мёртвым и Честер Милл оказался под Куполом, а местная полиция превратилась во что-то такое, что выглядело неважно, а пахло ещё хуже.

Он повернул на Престил-Стрит и увидел Джуниора, который стоял перед жёлтой полицейской лентой, натянутой вокруг дома Маккейнов. На Джуниоре были пижамные штаны и домашние тапки и больше ничего. Его сильно качало, и первое, что подумал Генри: между Джуниором и Неряхой Сэмом сегодня много общего.

Вторая мысль была о (и за) репутацию городской полиции. Пусть он ещё недолго будет оставаться в её рядах, однако же, сейчас он ещё офицер, а одним из главных правил Дюка Перкинса было: Чтобы я никогда не видел имени офицера из департамента полиции Честер Милла в колонке «Правонарушители» в «Демократе». А Джуниор, нравилось это Генри или нет, всё-таки был офицером.

Он остановил экипаж № 3 возле бордюра и пошёл туда, где стоял и раскачивался вперёд-назад Джуниор.

— Эй, Джунс, поехали, я подвезу тебя в участок, налью тебе кофе и… — «ты отрезвеешь», хотел он закончить предложение, и вдруг обратил внимание на мокрые пижамные штаны парня. Джуниор обмочился.

Встревоженный не менее чем напуганный (никто не должен этого увидеть, Дюк в своей могиле будет переворачиваться), Генри положил руку Джуниору на плечо.

— Идём, сынок. Не делай из себя посмешища.

— Они были моими потрушками, — произнёс Джуниор, не оборачиваясь. Он начал раскачиваться ещё быстрее. Его лицо — та часть, которую было видно Генри, — было восхищённо-замечтавшимся. — Я их полюпил, и мог в них спускать. Не противно. По-французски. — Он хохотнул, потом сплюнул. То есть попробовал. Ряд густой белой слюны повис на его подбородке, раскачиваясь, словно маятник.

— Все, довольно. Я отвезу тебя домой.

При этих словах Джуниор обернулся, и Генри увидел, что тот не пьян. Левый глаз у него было ярко-красным. И зрачок был очень увеличенный. Левая сторона рта опустилась книзу, даже было видно несколько зубов. Эта застывшая гримаса на мгновение заставила Генри вспомнить «Мистера Сардоникса» [367], фильм, который когда-то, в детстве, ужасно его напугал.

Джуниор не нуждался в кофе в участке полиции, и домой ехать, чтобы отоспаться, ему было лишним. Джуниору надо было срочно в больницу.

— Идём, мальчик, — позвал Генри. — Пошли.

Сначала Джуниор повёл себя достаточно послушно. Генри довёл его уже почти до машины, и вдруг тот вновь остановился.

— Они пахли одинаково, и мне это нравилось, — произнёс он. — Горе, горе, горе, скоро пойдёт снег.

— Ты прав, абсолютно.

Генри хотел было обвести его вокруг капота машины, чтобы посадить на переднее сидение, но тут ему показалось, что это было бы непрактично. Назад уместнее, хотя задние отсеки их патрульных крузеров пахнут довольно специфично. Джуниор оглянулся через плечо на дом Маккейнов, и его перекошенное лицо прониклось печалью.

— Потрушки! — всхлипнул он. — Мы кончили! Не противно, по-французски! Только по-французски, трах-бах! — Он высунул язык и начал быстро им телепать себе между губами. Издавая звук, похожий на тот, который воспроизводил Марафонец прежде чем, поднимая тучу пыли, броситься наутёк от Увальня Койота [368]. После этого Джуниор рассмеялся и вновь отправился к дому.

— Нет, Джуниор, — позвал Генри, хватая его за пояс пижамных штанов. — Мы должны…

Джуниор с удивительной скоростью развернулся назад. Куда и девался тот смех; его лицо стало сгустком ненависти и злости. Размахивая кулаками, он бросился на Генри. Закусив клацающими зубами высунутый язык. Из его горла вырывались звуки какого-то странного языка, в котором не существовало гласных.

Генри сделал первое, что ему пришло на ум: отступил в сторону. Джуниор пропёр мимо него и начал лупить кулаками по мигалке на крыше крузера, разбил один фонарь, разодрав себе костяшки пальцев. Уже и люди начали выходить из соседних домов, посмотреть, что здесь происходит.

— Гтхн бннт мнт! — говорил Джуниор. — Мнт! Мнг! Гтхн! Гтхн!

Он отступил от бровки и попал одной ногой в водосток. Покачнулся, но на ногах удержался. С подбородка у него теперь вместе со слюной стекала кровь; обе руки были сильно разбиты и тоже кровоточили.

— Она просто бесила меня своим бла-бла-бла, — заверещал Джуниор. — Я ударил её коленом, шоп заткнуть, а она откинула копыта! Обосрала все кругом! Я… я… — Он замолчал. Словно задумался. Произнёс: — Помогите мне. — А потом сделал губами громкий звук, похожий на выстрел посреди тишины из пистолета 22-го калибра и упал ничком между припаркованным полицейским автомобилем и тротуаром.

Генри с мигалкой и сиреной отвёз его в больницу. Чего он не сделал, так не позволил себе думать о последних словах, сказанных Джуниором, в которых явным образом просматривался смысл. Туда он не желал заглядывать.

Ему и без этого хватало проблем.

15

Расти медленно ехал вверх по холму, частенько посматривая на счётчик Гейгера, который теперь ревел, словно средневолновой радиоприёмник со сбитой настройкой. Стрелка поднялась от +400 до отметки +1000. Расти мог поспорить, что, когда он достигнет вершины, она залезет на +4000. Он понимал, что хорошего в этом мало — его «антирадиационный костюм» — всего лишь самодельное произведение, — но не останавливался, напоминая себе, что радиация имеет кумулятивный эффект; если он будет ехать быстро, летальной дозы не наберётся. «Возможно, я потеряю на некоторое время волосы, но летальной дозы я не наберу. Думай об этом, как об авианалете: прилетел, сделал своё дело и назад, на базу».

Он включил радио, поймал «Мощные тучи радости» [369] на РНГХ и сразу же выключил. Пот заливал ему глаза, а он его смаргивал. Даже с кондиционером, включённым на полную мощность в кабине фургона, было к чертям жарко. Он взглянул в зеркало заднего вида и увидел своих друзей, которые стояли тесной кучкой. Очень маленькие отсюда.

Рёв Гейгера стих. Он поглядел туда. Стрелка упала до нуля.

Расти едва не остановился, и своевременно понял, что тогда Ромми с детьми подумают, что с ним беда. Кроме того, возможно, это лишь проблема с батарейками. Но, взглянув вновь, увидел, что огонёк питания на счётчике горит так же ярко.