Под куполом, стр. 123

— Именно сейчас он старается прекратить кулачный бой прямо у нас в приёмной, — сказала она. — Может, вам лучше позвонить по телефону позже…

— Нет. Я не могу звонить по телефону позже, — сказал Большой Джим. — Или ты думаешь, я звонил бы ему, если бы у меня не было важного дела? Давай, катись туда, милочка, и дай по голове дубинкой самому агрессивному. И тогда скажи Питу, чтобы пошёл в свой кабинет и…

Она не дала ему закончить, не попросила подождать, а просто бросила на стол телефонную трубку, которая откликнулась ему глухим стуком. Это не повлияло на настроение Большого Джима; когда он дразнил кого-то, ему нравилось знать, что он всё-таки его достал. Издалека он слышал, как кто-то обзывал кого-то воровским сукиным сыном. Это вызвало у него улыбку.

Через мгновение его уже соединили, Стэйси даже не обременила себя тем, чтобы его предупредить. Какое-то время ему пришлось слушать Пса Макграфа [290]. Потом телефонную трубку взяли. Запыхавшийся Рендольф:

— Говорите быстрее, Джим, потому что у нас здесь дурдом. Те, что не попали в госпиталь с поломанными рёбрами или ещё чем-то, ведут себя, как бешеные шершни. Все обвиняют друг друга. Я стараюсь не заполнять камеры в подвале, но здесь такое, что половина их просто рвутся туда попасть.

— Ну как, шеф, увеличение численного состава полиции кажется тебе сегодня уже хорошей идеей?

— О Господи, да. У нас есть побитые. Я отправил одного из новых офицеров-помощников, то есть девушку, Руа, в госпиталь, у неё вся нижняя часть лица разбита. На вид она, словно та невеста Франкенштейна.

Улыбка Большого Джима ещё больше расширилась. Сэм Вердро все сделал, как надо. Да, конечно, тут реализовалось ещё одно свойство магического состояния в драйве; случаются нечастые моменты, когда ты не можешь лично забить мяч и тебе нужно его передать, и ты всегда передаёшь пас именно той персоне.

— Кто-то попал в неё камнем, и в Мэла Ширлза тоже. Он ненадолго вышел из строя, но сейчас уже, кажется, в порядке. Это так гадко. Я послал его тоже в госпиталь, чтобы залатали.

— Да, это просто стыд, — согласился Большой Джим.

— Кто-то специально целился в моих офицеров. И не один кто-то, я думаю. Большой Джим, мы действительно можем найти ещё волонтёров?

— Думаю, ты найдёшь достаточно желающих среди добропорядочных юношей нашего города, — сказал Большой Джим. — Фактически, я сам знаю кое-кого из наших прихожан Святого Спасителя. Ребята Кильяна, например.

— Джим, у Кильяна сыны тупые, как дрова.

— Знаю, но они сильные ребята и выполняют приказы, — он сделал паузу. — И они умеют стрелять.

— А разве мы вооружим новых полицейских? — в голосе Рендольфа слышалось сомнение и вместе с тем надежда.

— После того, что случилось сегодня? Обязательно. Я думаю, человек десять дородных, надёжных молодых людей, для начала. Фрэнк с Джуниором помогут нам таких подобрать. А если эта штука будет стоять и через неделю, нам понадобятся ещё люди. Зарплату будешь выдавать денежными расписками. Выдашь им первым карточки на продукты, когда и если начнётся распределение. Им и их семьям.

— Хорошо. Так вы пришлёте Джуниора или нет? Фрэнк здесь, и Тибодо также. Его немного зацепили возле маркета, пришлось даже менять повязку, но сейчас он уже, как огурец. — Рендольф понизил голос. — Говорит, это Барбара там ему менял повязку. Хорошо управился.

— Очень мило, но мистеру Барбаре очень долго не придётся менять никаких повязок. А для Джуниора у меня есть другая работа. И для офицера Тибодо. Пришли его ко мне.

— Зачем?

— Если бы тебе это надо было знать, я бы сказал. Просто пришли его сюда. Джуниор с Фрэнком составят список возможных новых рекрутов позже.

— Ну… если вы так на…

Рендольфа перебила новая вспышка шума. Там что-то упало или бросили что-то. И, судя по звуку, ещё что-то разлетелось.

— Сейчас же прекратите! — завопил Рендольф.

Улыбаясь, Большой Джим отодвинул телефонную трубку подальше от себя. Он и так чудесно все слышал.

— Ну-ка, хватайте тех двух… да не тех, ты, идиот. ДРУГИХ двух… Нет, не надо они у меня под арестом! Мне надо, чтобы они убрались отсюда! Пусть хоть на сраках скачут, если ногами не в состоянии шевелить!

Через минуту он уже вновь говорил с Большим Джимом:

— Напомните мне, зачем я согласился на эту работу, потому что сам я что-то уже забыл.

— Все устроится, всё будет хорошо, — успокоил его Большой Джим. — Завтра ты получишь пятёрку дополнительных служак — свеженьких молодых бычков — и ещё пять новых в четверг, а то и раньше. Пять — это, по крайней мере. А теперь пошли сюда Тибодо. И будь готов упечь в камеру в подвале её нового жителя. Мистер Барбара поселится в ней ещё до конца дня.

— По какому обвинению?

— Четыре убийства, плюс подстрекательство к бунту в местном супермаркете? Годится?

Он выключил телефон раньше, чем Рендольф успел ему что-то ответить.

— Какую работу ты собираешься поручить нам с Картером? — спросил Джуниор.

— Сегодня? Во-первых, небольшая разведка и планирование. С последним я помогу. Потом вы возьмёте участие в аресте Барбары. Думаю, тебе это будет приятно.

— Да, приятно.

— А когда Барбара окажется в погребе, вы с Тибодо должны хорошенько поужинать, потому что настоящая работа ждёт вас ночью.

— Что?

— Сжечь редакцию «Демократа» — интересно звучит?

Джуниор выпятил глаза:

— Зачем?

То, что его сын такое спрашивает, стало для него разочарованием.

— Потому, что в ближайшем будущем существования газеты не в интересах города. Что-нибудь ещё?

— Отец, а тебе никогда не приходило в голову, что ты мог сойти с ума?

— Конечно, — кивнул Большой Джим. — Мне палец в рот не клади.

7

— Сколько времени я провела в этом помещении, но, ни разу не могла себе представить, что сама могу оказаться на этом столе, — произнесла Джинни Томлинсон своим новым, растерянным голосом.

— А если бы даже могла, то наверно не представляла бы, что обрабатывать тебя будет тот, кто утром готовит для тебя стэйк с яичницей. — Барби старался поддерживать шутливый тон, хотя он зашивал и перевязывал здесь беспрерывно с того мгновения, как приехал в больницу имени Катрин Рассел первым рейсом санитарной машины, и уже устал. У него было подозрение, которое в значительной мере было от стресса: он смертельно боялся, чтобы кому-то от его работы не стало хуже вместо улучшения. Такую же тревогу наблюдал он на лицах Джины Буффалино и Гарриэт Бигелоу, но вопреки всему, девушкам было легче, в их головах не тикали часы, запущенные Джимом Ренни.

— Кажется мне, я ещё не скоро смогу съесть стэйк, — сказала Джинни.

Расти сначала вправил ей нос, а потом уже взялся за других пациентов. Барби ему ассистировал, держал её за голову по возможности деликатнее и шептал что-то ободряющее. В её ноздрю Расти заложил тампоны, пропитанные медицинским кокаином. Подождал десять минут, пока анестезия начнёт действовать (за это время он успел наложить повязку на очень растянутое запястье и эластичный бандаж на колено одной толстой женщине), и тогда извлёк тампоны и схватил скальпель. Фельдшер действовал со стоящей восторга скоростью. Прежде чем Барби успел посоветовать Джинни произнести «вилка», Расти скользнул рукояткой скальпеля выше расширителя ноздрей, зафиксировал его и, упёршись в носовую перегородку, использовал, как рычаг.

«Словно автомобильное колесо монтирует», — подумал Барби, слушая, как, хотя и тихо, но явным образом потрескивает, возвращаясь к более или менее нормальной позиции, нос Джинни. Она не кричала, но ногти её продырявили бумагу, которой был застелен осмотровый стол, и слезы ручьями бежали по её щекам.

Теперь она была спокойна — Расти дал ей пару таблеток перкоцета, — но из того её глаза, который не так распух, не переставали литься слезы. Щеки были на вид, как пурпурные пышки. Барби подумал, что она сейчас похожа на Роки Бальбоа после боя с Аполло Кридом [291].