Под куполом, стр. 116

Рози ужаснулась:

— Что же здесь случилось? Что здесь, ради Бога, случилось?

— Я не знаю, — сник Энсон.

Во двор уже подъехала санитарная машина, понижая визг сирены до рычания. Через пару минут, когда Барби, Рози и Джулия с мегафоном все ещё обходили секции (толпа уже значительно поредела), кто-то позади них произнёс:

— Достаточно. Отдайте мне мегафон.

Барби не удивился, увидев действующего шефа Рендольфа, ряженого в полную униформу. Нарядился, как тот огурец, хотя и не поздно, зато несвоевременно. Точно по графику.

Рози проговаривала, поднимая достоинства бесплатного кофе в «Шиповнике». Рендольф, вырвав мегафон у неё из руки, моментально начал отдавать приказы и сыпать угрозами.

— Немедленно выходите! Говорит шеф Питер Рендольф. Я приказываю вам: немедленно выходите! Бросьте, что держите в руках, и немедленно выходите! Если бросите все и немедленно выйдете, вы можете избежать обвинений!

Рози посмотрела на Барби, смущённо посмотрела. Он пожал плечами. Главное прошло. Дух дикой стаи растворился. Копы, которые остались неповреждёнными — и даже Картер Тибодо, пошатываясь, но на ногах — начали теснить народ. Кое-кого из «покупателей», которые не бросили свои нагруженные корзины, повалили на пол, а Фрэнк Делессепс перекинул чью-то тележку. Лицо у него было пасмурное, бледное, злое.

— Вы собираетесь что-то сделать, чтобы эти ребята перестали такое творить? — спросила Джулия Рендольфа.

— Нет, мисс Шамвей, не собираюсь, — ответил Рендольф. — Эти люди грабители, так с ними и ведут себя.

— Кто в этом виноват? Кто закрыл маркет?

— Отойдите прочь, — насупился Рендольф. — Не мешайте мне работать.

— Жаль, что вас не было здесь, когда они ворвались, — заметил Барби.

Рендольф кинул на него взгляд. Взгляд был недружеский, но удовлетворённый. Барби вздохнул. Где-то стучали часы. Он знал это, и Рендольф тоже. Вскоре пробьют тревогу. Если бы не Купол, он мог бы убежать. Правда, если бы не Купол, ничего бы этого и не случилось.

Прямо перед ними Мэл Ширлз старался забрать переполненную товаром тележку у Эла Тиммонса. Эл не отдавал, и тогда Мэл её вырвал… и толкнул ей старика, сбив его с ног. Эл вскрикнул от боли, стыда и гнева. Шеф Рендольф захохотал. Это были короткие, рубленные, неприветливые звуки: ГАВ! ГАВ! ГАВ! — и в них Барби послышалось то, чем скоро станет Честер Милл, если не снимется Купол.

— Идём, леди, — сказал он. — Давайте выйдем отсюда.

13

Расти и Твич перевязывали раненых — всего около дюжины — под шлакоблочной стеной маркета, когда Барби, Рози и Джулия вышли во двор. Энсон стоял возле фургона «Шиповника», прикладывая бумажное полотенце к своей ране на руке.

Лицо у Расти было нахмуренным, но, увидев Барби, он немного просиял.

— Эй, коллега. Ты сегодня со мной. Фактически, ты мой новый медбрат.

— Ты весьма переоцениваешь мои медицинские умения, — ответил Барби, но направился к Расти.

Мимо Барби промчала Линда Эверетт, бросившись в объятия Расти. Он лишь коротко прижал её к себе.

— Я могу помочь, милый? — спросила она. Смотрела она при этом на Джинни, с ужасом. Джинни уловила её взгляд и утомлено закрыла глаза.

— Нет, — сказал Расти. — Делай свою работу. Со мной Джина и Гарриэт, а ещё я теперь имею медбрата Барбару.

— Буду делать, что смогу, — сказал Барби, едва не добавив: «Пока меня не арестуют, то есть».

— Ты справишься, — кивнул Расти. И добавил замедленным голосом: — Джина и Гарриэт — наилучшие в мире помощницы, но, когда дело заходит дальше кормления пациентов таблетками и наклеивания пластырей, они по большей части теряются.

Линда наклонилась к Джинни.

— Мне так жаль, — сказала она.

— Со мной будет все хорошо, — ответила ей Джинни, при этом, не открывая глаз.

Линда подарила своему мужу поцелуй и чуткий взгляд, и тогда уже пошла туда, где стояла с блокнотом Джеки Веттингтон и брала показания у Эрни Келверта. Говоря, Эрни то и дело вытирал себе глаза.

Где-то час Расти и Барби работали бок о бок, а тем временем копы натянули вдоль фасада маркета жёлтую полицейскую ленту. Пришёл осмотреть разрушения Энди Сендерс, он квохтал и тряс головой. Барби расслышал, как он спрашивал у кого-то, куда катится мир, если жители твоего города, соседи, могут поднять такую бучу. Также он пожал руку Рендольфу, поздравляя его с тем, что тот хорошо сделал огромную работу.

Чертовски хорошую работу.

14

Когда ты в драйве, исчезают мерзкие препятствия. Разногласия становятся друзьями. Несчастья оборачиваются джек-потом. Ты не воспринимаешь эти вещи с признательностью (эта эмоция присуща слизнякам и лузерам, по мнению Большого Джима Ренни), а как надлежащее. В драйве ты словно катаешься на каких-то магических качелях и тебе нужно (вновь таки, по мнению Большого Джима) отталкиваться горделиво.

Если бы он вынырнул со старой большой усадьбы на Милл-Стрит немного позже или немного раньше, то не увидел бы того, что сотворил, и, вероятно, вёл бы себя с Брендой Перкинс абсолютно по-другому. Но он вышел точно в нужное время. Так оно и прёт, когда ты в драйве; защитные блоки разрушаются, и ты прорываешься сквозь магические отверстия, легко забрасывая мяч в корзину.

Это ритмичное скандирование От-кры-вай! От-кры-вай! позвало его из кабинета, где он делал заметки к проекту, который планировал назвать КРИЗИСНОЙ АДМИНИСТРАЦИЕЙ… титулованным головой которой будет улыбающийся, сердечный Энди Сендерс, а Большой Джим будет реальным обладателем в тени его трона. Не чини того, что не поломано — было Первым Правилом Большого Джима в его учебнике по политике, а выставление вперёд Энди всегда действовало, как чары. Большинство Честер Милла знало, что он идиот, но это не имело значения. В одной и той же игре людей можно разводить снова и снова, потому что девяносто девять процентов из них ещё большие идиоты. И хотя Большой Джим никогда ещё не планировал политической кампании такого большого масштаба — речь шла о муниципальной диктатуре — он не имел сомнений, что всё сработает, надлежащим образом.

Он не внёс Бренду Перкинс в свой список вероятных усложняющих факторов, и это не важно. Когда ты в драйве, усложняющие факторы пропадают сами собой. И это ты также воспринимаешь, как надлежащее.

Он шёл по тротуару Милл-Стрит к углу Мэйн-стрит, это не более чем сто шагов, и его живот мерно покачивался впереди его. Впереди лежала городская площадь. Немного дальше по склону холма стоял горсовет и полицейский участок, с военным мемориалом между ними.

Отсюда ему не было видно «Фуд-Сити», но он видел всю деловую часть Мэйн-стрит. И Джулию Шамвей он увидел. Она выскочила из редакции «Демократа» с камерой в руке. И побежала по улице в сторону скандирующих голосов, стараясь на ходу набросить на плечо ремешок фотоаппарата. Большой Джим понаблюдал за ней. Это было действительно забавно, как она собирается успеть на очередное бедствие.

Всё более забавнее. Она остановилась, побежала назад, дёрнула двери газетного офиса, они оказались незапертыми, и редакторша их заперла. И вновь побежала, спеша увидеть, как там нехорошо ведут себя её друзья и соседи.

«Это она впервые начинает понимать, что выпущенный из клетки на волю, зверь может укусить кого-угодно, — подумал Большой Джим. — И не волнуйся, Джулия, я о тебе позабочусь, как всегда это делал. Вероятно, тебе придётся сбавить тон этой твоей надоедливой газетёнки, но разве это большая цена за безопасность?»

Конечно, да. А если она будет упираться…

— Иногда кое-что случается, — произнёс Большой Джим. Он стоял на углу улицы с руками в карманах и улыбался. А когда услышал первые визги… звук разбитого стекла… выстрелы… его улыбка ещё больше расширилась. Иногда кое-что происходит — Джуниор бы высказался не совсем так, но Большой Джим считал, что это довольно близко к…

Улыбка его превратилась в гримасу, когда он заметил Бренду Перкинс.