Под куполом, стр. 11

— Да, конечно, как скажешь! — крикнул он ей в ответ и поехал прочь. В следующий раз она увидела его уже мёртвым.

2

Билли с Вандой никакого двойного взрыва не слышали, потому что находились как раз на шоссе 117 и ругались. Ссора началась довольно просто, Ванда заметила, что день сегодня хороший, а Билли отреагировал фразой о том, что у него болит голова и вообще он не понимает, зачем им переться на эту субботнюю толкучку в Оксфорд-Хилл; всё равно там всегда одно и то же запачканное барахло.

Ванда заметила, что голова у него не болела бы, если бы он не вылакал вчера вечером дюжину пива.

Билли спросил у неё, считала ли она банки в контейнере для утилизации мусора (не имело значения, как он набирался, Билли пил дома и всегда клал пустые жестянки только в контейнер для мусора, который подлежал переработке, — всем этим, вместе со своей профессией электрика, он гордился).

Она подтвердила:

— Да, посчитала, можешь быть уверен. А кроме того…

Они доехали уже до магазина Патела [46] в Касл Роке, успев продвинуться от «Билли, ты многовато пьёшь» и «Слишком ты уж придирчивая, Ванда» к «Недаром мама была против, чтобы я выходила за тебя» и «Ну, почему тебе всегда надо быть такой сукой». За последние пару лет их четырёхлетнего брака весь этот набор вопросов-ответов был уже прилично заеложенный, но этим утром Билли вдруг ощутил, что его уже это достало окончательно. Он резко, не просигналив, не сбавив скорости, завернул на широкую асфальтированную стоянку супермаркета и вновь выскочил на шоссе 117, даже не взглянув в зеркало заднего вида, не говоря уже о том, чтобы оглянуться через плечо. На дороге позади его просигналила Нора Робишо. Её закадычная подруга Эльза Эндрюс даже крякнула в сердцах. Обе женщины, медсестры на пенсии, переглянулись, но не произнесли ни слова. Слишком уж давно они дружили, им не требовались слова в таких ситуациях.

Тем временем Ванда спросила у Билли, куда это ему вдруг захотелось погнать.

Билли ответил, что домой, вздремнуть. На эту говноярмарку она может поехать сама.

Ванда заметила, что он только что едва не врезался в этих двух стареньких леди (упомянутые старенькие леди уже остались далеко позади; Нора Робишо считала, что без очень уважительной причины скорость свыше сорока миль в час — это черти искушают).

Билли добавил, что Ванда выглядит и говорит, точь-в-точь как её мать.

Ванда потребовала от него объяснений, что именно он имеет в виду.

Билли разъяснил, что у обеих — что у матери, что у дочери — толстые сраки и языки, словно помело, телепаются на все стороны.

Ванда упрекнула Билли, что он и теперь ещё не протрезвел.

Билли сообщил Ванде, что она тварюка.

Это был чистосердечный обмен равноценными чувствами и на тот момент, когда они, выехав с Касл Рока, оказались на территории Моттона, направляясь к невидимому барьеру, который установился вскоре после того, как Ванда своим замечанием о хорошем дне начала эту живую дискуссию, Билли разогнался уже до полных шестидесяти миль, что было почти предельной скоростью для Вандиного говномобиля «Шеви».

— Что это там за дым? — вдруг отвлеклась Ванда, заинтересованно показывая на северо-восток, в сторону шоссе 119.

— Откуда мне знать, — отреагировал Билли. — Может, моя тёща набздела? — Он не смог удержаться от хохота.

Ванда Дебек поняла, что с неё уже довольно. От этого осознания и мир вокруг, и её собственное будущее каким-то почти магическим образом приобрели предельную ясность. Она уже начала оборачиваться к нему с фразой «Я хочу развестись» на кончике языка, но как раз в этот миг они достигли границы между Моттоном и Честер Миллом и натолкнулись на барьер. Говномобиль «Шеви» имел подушки безопасности, но та, что была перед Билли, не сработала, а Вандина надулась не полностью. Руль ударил Билли в грудь, рулевая колонка разорвала ему сердце; умер он почти мгновенно.

Ванда ударилась головой о приборную панель, катастрофически резким сдвигом моторного блока «Шеви» ей сломало одну ногу (левую) и одну руку (правую). Никакой боли Ванда не ощутила, только услышала гудения клаксона и ещё то, что машина вдруг стала на дыбы посреди дороги с расплющенным едва ли не до основания передком, а зрение ей полностью залило чем-то красным.

Когда Нора Робишо с Эльзой Эндрюс выехали из-за поворота, взяв курс на юг (они живо обсуждали дым, который уже несколько минут как начал подниматься на северо-востоке, и радовались, что сами в этот день выбрали менее оживлённое шоссе), Ванда Дебек как раз подползала на локтях к белой раздельной линии. Кровь струилась по её лицу, делая его почти неузнаваемым. Её почти что скальпировало обломком разбитого лобового стекла, большой кусок кожи свисал ей на левую щеку, словно какой-то сорванный с надлежащего ему места птичий гребень.

Нора с Эльзой мрачно переглянулись.

— Чтоб мне всраться, — сказала Нора, и на этом всякая болтовня между ними прекратилась.

Эльза выскочила из машины, как только та остановилась, и побежала к беспомощной женщине. Как для пожилой леди (Эльзе недавно исполнилось семьдесят), она была поразительно проворной.

Нора оставила двигатель работать на холостом ходу и присоединилась к подруге. Вместе они подтянули Ванду к старенькому, но безупречно ухоженному «Мерседесу» Нормы. Жакет Ванды из коричневого превратился d грязно-серебристый; её руки выглядели так, словно она погрузила их в красную краску.

— Фде Пилли? — спросила она, и Нора увидела, что у бедной женщины выбиты почти все зубы. Три из них прилипли впереди к её окровавленному жакету. — Фде Пилли, он шифой? Сто проифофло?

— С Билли все хорошо, и с вами тоже, — ответила ей Нора, бросив вопросительный взгляд на Эльзу. Эльза кивнула, и поспешила к «Шеви», теперь уже едва видимому сквозь пар, который поднимался из его разрушенного радиатора. Одного взгляда мимо повисшей на одном навесе дверцы со стороны пассажирского сидения хватило, чтобы Эльза, которая почти сорок лет проработала медсестрой (последний работодатель: Рон Гаскелл, д.м. — в данном случае д.м. надо было понимать как «долбень медицины»), удостоверилась, что с Билли отнюдь не все хорошо. Молодая женщина, чья половина волос телепалась на сорванной коже вокруг её лица, сейчас стала вдовой.

Вернувшись к «Мерседесу», Эльза села на заднее сидение рядом с женщиной, которая уже впала в бессознательное состояние.

— Он мёртв, и она скоро умрёт, если ты нас мигом не подбросишь к госпиталю «Кэти Рассел».

— Тогда держитесь, — произнесла Нора и нажала на педаль. У «Мерседеса» мощный двигатель, он буквально прыгнул с места вперёд. Нора лихо объехала «Шевроле» Дебеков и с разгона врезалась в невидимый барьер. Впервые за последние двадцать лет Нора пренебрегла ремнём безопасности, не пристегнулась, вследствии чего вылетела через лобовое стекло, и свернула себе шею об этот невидимый барьер так же, как Боб Руа перед этим. Молодую женщину тоже швырнуло между передними сидениями через разбитое переднее окно на капот «Мерседеса», где она и застыла лицом вниз, с раскоряченными, забрызганными кровью ногами. Босыми ногами. Её мокасины (она купила их во время предыдущего посещения толкучки в Оксфорд-Хилле) слетели с неё ещё при первом происшествии.

Эльзу Эндрюс ударило об спинку водительского кресла и отбросило назад, ей немного сбило дыхание, но в целом, она осталась невредимой. Двери сначала не хотели открываться, но она толкнула их плечом и они распахнулись. Она вылезла из машины и посмотрела на месиво на месте аварии. Лужи крови. Все ещё потихоньку выходит пар из расплющенного говномобиля «Шеви».

— Что случилось? — спросила она. То же самое перед этим спрашивала Ванда, но Эльза этого не помнила. Она постояла среди россыпи хромированного металла и окровавленного битого стекла, потом приложила тыльную сторону ладони себе ко лбу, словно проверяя, нет ли у неё горячки. — Что случилось? Что это только что случилось? Нора? Нора, сердце моё? Где ты, дорогуша?