Лазурные берега, стр. 59

— Это было чудесно, — наконец сказала Деирдре, когда лодка причалила к берегу бухты, которая все так же лежала на солнце, задумчивая и всеми забытая.

Но теперь это место для Деирдре всегда будет особенным. Ей казалось, что над мангровыми деревьями, пальмами и песком появилось золотистое сияние.

— Так зачем мне надо было грести? — спросил Джеф, ухмыляясь.

Глава 10

Состояние Бонни улучшилось, однако, как и прежде, она лишь время от времени приходила в сознание, и эти моменты Виктор или Амали использовали для того, чтобы влить ей в рот воду, лекарство или суп. Бонни послушно глотала все это, но сразу же после этого снова впадала в беспамятство. Иногда ей казалось, что Джеф был рядом с ней и сжимал ее руку, однако она не могла удержать его, и это, наверное, был всего лишь сон.

Только на третий день после того, как Джеф с Бонни на руках постучал в дом Дюфренов, девушка открыла глаза и впервые смогла оглядеться — по крайней мере, попыталась это сделать. Помещение, в котором она находилась, показалось ей слишком роскошным, а постель — слишком мягкой, чтобы существовать в реальности. Шелковая ночная рубашка, которая была на Бонни, расшитая золотистыми кружевами, создавала приятное ощущении гладкости и холода на коже… Все это не было частью того мира, который она знала.

— Я в раю? — удрученно спросила девушка.

Впрочем, Бонни была убеждена, что это не так. Об этом свидетельствовал также вид чернокожей молодой женщины, которая сидела на ее кровати с каким-то шитьем в руках. Чернокожих ангелов определенно не существовало — и уж тем более таких, у которых были бы такие же чернокожие грудные младенцы, как тот, который спал в корзиночке рядом с незнакомкой. Время от времени молодая женщина толкала корзинку ногой, укачивая ребенка. Она была одета в красивую униформу служанки, а на курчавых волосах красовался накрахмаленный кружевной чепчик. Это напомнило Бонни о Бриджит, служанке Бентонов, однако она не могла снова очутиться на острове Большой Кайман… Да и эта молодая женщина не была такой замкнутой и высокомерной, как Бриджит, а наоборот, очень дружелюбно улыбнулась ей.

— Нет, это комната для гостей доктора, — ответила она и отложила шитье. — И ты наконец пришла в себя. Я рада за тебя, девочка! Меня зовут Амали.

— Комната… для гостей?

Бонни никогда не слышала этого слова. Она понятия не имела о том, что кто-то держит наготове комнату для гостей. В мире Бонни помещения для жилья всегда были тесными.

— Да. Ты понимаешь? Комната, которая ждет гостей… Chambre, attend de [27]… — Амали наморщила лоб. Она перешла с наречия патуа, на котором разговаривали рабы, на ломаный французский язык. — Я надеялась, что ты говоришь по-английски. Как тот большой…

У нее был огорченный вид. И действительно, Амали была далеко не в восторге от того, что ей, возможно, придется говорить по-французски. Тем более что она уже несколько дней безропотно дежурила у постели Бонни, прежде всего потому, что надеялась получить от больной ответы на некоторые вопросы, когда та наконец будет в состоянии разговаривать. Амали очень сильно хотелось узнать, откуда появились девушка и этот здоровенный негр. Деирдре что-то рассказывала о пиратах, но этого быть не может! А этот Цезарь, который был таким гордым и вел себя так надменно… Что он, собственно говоря, из себя представлял? Его поведение одновременно привлекало и злило Амали. Она заметила, что накануне он купил себе в поселке новую одежду. Порванные, покрытые пятнами вещи Ленни Цезарь выбросил. Амали нашла их в углу конюшни. Она задала себе вопрос, из-за чего одежда пришла в негодность. У нее был такой вид, словно Цезарь в этой одежде с кем-то сражался. Но такого быть не могло, Цезарь всего лишь сопровождал Деирдре во время конной прогулки по побережью…

Амали горела желанием побольше узнать об этом большом чернокожем мужчине. Однако если эта девушка испытывала затруднения уже с такими простыми словами, как «гостевая комната»… Французский язык Амали все еще оставлял желать лучшего.

К счастью, Бонни отрицательно покачала головой.

— Я говорю только по-английски, — призналась она, к удивлению Амали, не на языке рабов — пиджин-инглиш, — а на довольно правильном английском. — Я только не знала, что такое… что такое гостевая комната. Это что… отель?

Амали рассмеялась:

— Нет, это дом доктора Виктора Дюфрена и его жены. Однажды его родители или братья могут приехать к нему в гости, и для этого они держат комнату наготове. Напрасный труд. Их родственники воротят носы от этого дома…

Бонни спросила себя, как можно воротить нос от такой светлой элегантной комнаты с шелковыми обоями, со стульями и диванами, обшивка которых была покрыта дорогой вышивкой, и инкрустированными столиками. Точно такую же ценную мебель «Бонна Мэри» должна была доставить за огромные деньги из Франции в колонию. А теперь эта мебель принадлежала экипажу «Морской девы» — но досталась ему дорогой ценой.

— Как… как я сюда попала? — спросила Бонни, пытаясь подняться.

Во рту у нее было сухо, и она не знала, хватит ли ей сил, чтобы налить себе воды из графина, стоявшего на тумбочке.

Чернокожая женщина, казалось, прочла ее мысли. Она налила воду в кружку и поднесла к ее губам. Бонни стала жадно пить.

— Тебя принес большой чернокожий, — пояснила Амали. — Молодой человек, который называет себя Цезарем…

Она удивилась тому, как при этих словах засияло грубое лицо Бонни. Эта улыбка сделала худенькую девочку почти красивой.

— Он действительно… О да, я помню, он на руках отнес меня в лодку… и ему удалось…

Теперь, казалось, Бонни вспомнила также о своем ранении. Она нащупала рану и покраснела. Кто бы ни обрабатывал ей рану и ни оказывал ей помощь, он сразу понял, что никакая она не «Бобби».

Амали, которой ничего не было известно о ее тайне, решила воспользоваться шансом и кое-что разузнать.

— Вы что… пара? — спросила она. — Цезарь и ты?

На лицо Бонни набежала тень.

— Нет, — сказала она подчеркнуто хладнокровно. — Мы всего лишь… всего лишь хорошие друзья…

Амали без труда уловила в этих словах разочарование.

— Такое редко бывает между мужчиной и женщиной, — заметила она затем. — Как ты считаешь… я должна ему сразу сказать, что ты пришла в себя, или же ты хотела бы немножко отдохнуть, прежде чем?..

— Он здесь? — перебила ее Бонни. — А не… Он не вернулся на корабль?

Амали насторожилась. В Кап-Франсе три дня назад не заходил ни один корабль. Неужели все же в этой истории о пиратах кое-что было правдой?

— Он здесь, помогает на конюшне, — ответила Амали. — И пару раз в день заходит к тебе.

Лицо Бонни снова озарилось радостью.

— Он со мной… — прошептала девушка, закрыла глаза и снова уснула.

— Значит, мы сообщим о случившемся доктору, — сказала Амали своему младенцу и взяла корзинку в руки. — Он обрадуется, узнав, что его пациентка пришла в себя.

— Ну и что она рассказала?

Амали помогала Деирдре раздеваться. Она только что сообщила ей, что маленькая пациентка Виктора наконец-то пришла в себя. К удивлению Амали, ее хозяйка так же интересовалась этой девушкой, как и сама Амали. При этом служанка предполагала, что большой негр рассказал ее госпоже гораздо больше. Он ведь не мог просто так, без каких-либо объяснений, появиться здесь с тяжелораненной девушкой, а потом поселиться в квартире для рабов, не дав более подробной информации о своем происхождении. Тем более что он очень быстро стал своего рода телохранителем госпожи, и эти обязанности явно нравились ему гораздо больше, чем работа на конюшне. Как только миссис Деирдре выходила из дома, он тут же оказывался рядом с ней. Она, похоже, доверяла ему, а этого обычно не случается, когда человека едва знают. Тем более что у Дюфренов могли возникнуть неприятности, если выяснится, что они предоставили убежище беглому рабу. Или пирату?