Дверь к смерти, стр. 12

Глава 8

Прежде чем добраться до оранжереи, я свалился четыре раза, Вульф – дважды, а Сол всего один раз. Мои четыре падения объясняются тем, что я шел впереди.

Естественно, мы не могли включить фонарь. Снег, хоть и наш сообщник, поскольку скрывал следы, с другой стороны, сильно мешал продвижению вперед. Он успел закрыть толстым слоем ямы, колдобины, и сучья на тропе так, что мы, вместо того, чтобы быстро и бесшумно продвигаться вперед, не шли, а ковыляли, то и дело спотыкаясь и скользя на сплошных ухабах, которых было столько, будто их сам черт наковырял.

Свернув с дороги, углубились в заросли метрах в трехстах от въезда на участок Дитмайков, чтобы оказаться подальше от стража, пребывающего в дурном настроении. Сначала мы карабкались в гору, затем начался крутой и очень скользкий спуск, который привел нас к зарослям низкорослых, но очень густых кустов, – через них я бы еще с грехом пополам продрался, но Вульф – никогда… Поэтому нам пришлось отправиться в обход. Только после того, как моя нога дважды сорвалась вниз, я сообразил, что мы идем по краю обрыва. Затем нам путь преградил ручей. Что представляет собой эта узкая черная полоска, я понял лишь тогда, когда влез в нее по колено, потерял равновесие и только каким-то чудом не растянулся.

Я пожалел беднягу Вульфа, увидев, как он, словно танк, форсирует ручей, подобрав полы пальто и ощупывая дорогу тростью.

Не стану описывать все муки этого воистину героического перехода, скажу только, что в конце концов мы таки добрались до оранжереи.

Я достал из кармана ключ, вставил его в замочную скважину, и, вопреки опасениям, он сработал, как надо. Я осторожно открыл дверь, и мы вошли, затем я закрыл ее за собой, стараясь действовать совершенно бесшумно. Оказались мы в подсобном помещении. Пока все шло хорошо, но было так темно, что я не видел собственную руку.

Действуя по плану, сняли наши заснеженные ботинки и поставили их на пол, сняли шляпы. Я заметил, что Вульф не расстался со своей тростью, очевидно, рассчитывая утихомиривать ею самых ретивых любителей звонить по телефону в полицию… Вновь возглавив нашу ударную группу, я занял место впереди, Вульф – за мной, в арьергарде – Сол. Таким порядком мы и прошли через холодную комнату, которая, я бы сказал, была вовсе не холодной, а, наоборот – теплой. В оранжерее почувствовал себя неприятно: жара, мрак, ряды дощатых настилов-скамеек, и со всех сторон стекла, кажущиеся абсолютно черными.

Через оранжерею мы прошли весьма аккуратно, не задев ни одно из растений, попали в теплицу, в которой вообще стояла тропическая жара, и вошли в соседнюю комнату.

Здесь, продвигаясь рядом с настилом, мы, как я рассчитал, достигли примерно середины помещения. Я пошел еще медленнее, дождался следовавшего за мной Вульфа, нащупал занавеску. Приподнял ее, и Сол занял то место, где недавно лежало тело Дими Лауэр. Я не мог, конечно, видеть, как он там устроился, но, убедившись наощупь, что все вроде бы в порядке, аккуратно опустил занавеску и мы с Вульфом пошли дальше, вскоре очутившись в свободной части помещения, где уже не было скамеек.

В оранжерее ни души, и мы могли бы разговаривать шепотом, но пока не ощущали в этом необходимости. Я сунул револьвер в кобуру подмышкой и пошел к двери, соединяющей оранжерею с гостиной жилого дома.

Это была плотно сколоченная дверь из толстых, хорошо пригнанных друг к другу досок. Но все равно снизу через щелку проникал свет. Из-за двери доносились громкие голоса, что было нам на руку. Я сильно нажал на ручку и принялся ее поворачивать. Сейчас мы должны были получить ответ на очень важный вопрос: была ли дверь изнутри заперта или нет.

Дверь была не заперта.

– Путь свободен, – шепнул я Вульфу, распахнул дверь, и мы вошли.

Когда я окинул помещение взглядом, я понял, что нам повезло: в комнате находились трое: сам Джозеф Дитмайк, его дочь и сын.

Наше появление оказалось для них ударом грома среди ясного неба. Второй удар – поблескивающий у меня в руках револьвер.

Любой из них, конечно, мог бы и закричать, но нет – все трое словно онемели, молчали, как рыбы. Сибил полулежала на диване, откинувшись на подушки, в руке у нее был красивый бокал с коктейлем. Дональд сидел рядом на стуле, тоже что-то пил. Папочка Джозеф стоял возле них, он единственный сделал какое-то движение, когда обернулся и увидел нас в дверях.

– Всем оставаться на месте, – скомандовал я, – и тогда мы никому не причиним вреда.

Звук, изданный Джозефом, походил на нервный смешок, Сибил облекла свои эмоции в словесную форму:

– И вы посмеете стрелять?

– Безусловно…

Вульф двинулся было вперед, но я задержал его. Разумеется, мне совершенно не хотелось стрелять. Они могли кричать, сколько заблагорассудится, все равно до стража у ворот не докричишься, но звуки выстрелов страж этот, конечно, услышал бы.

Я подошел к Джозефу, ткнул ему в грудь пистолетом, обшарил все карманы. Пусто… То же самое проделал с Дональдом, Конечно, я бы с большим удовольствием ощупал голубое вечернее платье Сибил, но подумал, что не имею на то веских оснований.

– О'кей, – сказал я Вульфу. – Оружия у них нет.

– Это преступный акт! – заявил Джозеф Дитмайк. Слова его были мужественные, но голос предательски дрожал.

Вульф, подойдя к Джозефу, отрицательно покачал головой.

– Я с вами не согласен, – заявил он миролюбиво. – У нас был ключ. Признаю, что пистолет в руках Гудвина несколько драматизирует картину, но все, к чему я стремлюсь, это – всего лишь поговорить с вами. Я просил вас об этом днем, вы мне отказали. Сейчас, несмотря на поздний вечер, я выполню свое намерение.

– Вам это не удастся! – заявил Дитмайк-старший, посмотрел на сына и приказал:

– Пойди к парадному входу, вызови сюда полицейского.

Я жестом остановил Дональда.

– Не забывайте про мой пистолет, – голос у меня звучал необычно вкрадчиво, а черный зрачок дула глянул прямо в душу Дитмайка-старшего. – Я могу им воспользоваться, чтобы ударить по голове или прострелить вам ногу… Уверяю вас, что если бы я не был готов пустить его в ход в случае необходимости, его бы у меня в руках не было.

– Еще одно оскорбление, – презрительно процедила сквозь зубы Сибил. Она не сделала ни единого жеста, даже не изменила своей соблазнительной позы, которая при сложившихся обстоятельствах выглядела нарочито-вызывающей:

– Вы действительно воображаете, что мы будем здесь сидеть и разговаривать с вами под угрозой оружия?

– Нет, – сказал Вульф, – пистолет – это скорее формальность, но разговаривать вы со мной несомненно будете. На то есть причина. Чтобы ее объяснить, мне потребуется несколько минут. Могу я сесть?

Отец, дочь и сын одновременно крикнули:

– Нет!..

Но Вульф подошел к широкому креслу и сел.

– Поразительная нелюбезность… Мне придется ослушаться вас, господа, в ваших же интересах. В этом есть настоятельная необходимость. К тому же я вынужден был переходить вброд ваш проклятый ручей.

Он наклонился, стащил с ног носки, завернул до колен мокрые брюки, потом потянулся направо к маленькому коврику.

– Прошу прощения, я тут немного наследил, – сказал он, оборачивая ноги ковриком.

– Замечательно, – прошипела Сибил. – Уж не думаете ли вы, что мы не решимся выгнать вас на снег с босыми ногами?

– В этом он глубоко ошибается, – подпевая дочери, сказал Дитмайк, голос которого теперь звучал громче и увереннее, чем минуту назад.

Вульф продолжал с невозмутимым видом:

– Для начала я хочу обратить ваше внимание на следующее. Все обитатели этого дома, при расследовании убийства, станут объектами не только юридической проверки, но и внимания общественности. Ваше поведение и поступки на протяжении последних лет приобретут самую широкую огласку. Случившееся в прошлом может иметь решающее значение для доказательства вины преступника сейчас. Ну, а каковы репортеры, не мне вам рассказывать… они готовы ВСЕ опубликовать в газетах.