Таинственный остров (илл. П. Луганского), стр. 88

Изобретение доставляло огромнейшее удовольствие Пенкрофу; он утром и вечером посылал телеграммы Айртону и никогда не оставался без ответа.

Два преимущества телеграфной связи сразу же дали о себе знать: во-первых, всегда можно было убедиться, дома ли Айртон, а во-вторых, он не был теперь так одинок, как прежде. Впрочем, не проходило недели, чтобы Сайрес Смит не навестил его, а иногда и сам Айртон являлся в Гранитный дворец, где его всегда радушно встречали.

Лето прошло в обычных трудах. Запасы колонистов с каждым днём увеличивались, овощи и злаки были у них в изобилии; растения, вывезенные с острова Табор, принялись превосходно. Плато Кругозора радовало колонистов. Они в четвёртый раз сняли отличный урожай пшеницы, и теперь никому и в голову не пришло удостовериться, действительно ли собрано четыреста миллиардов зёрен! Впрочем, Пенкроф совсем было собрался пересчитать зёрна, но тотчас же отказался от своего намерения, ибо Сайрес Смит втолковал почтенному моряку, что на эту затею ушло бы около пяти с половиной тысяч лет, даже если бы удалось отсчитывать по триста зёрен в минуту или по девяти тысяч зёрен в час.

Погода стояла великолепная: днём бывало очень жарко, зато к вечеру зной спадал, дул свежий морской ветерок, и обитатели Гранитного дворца наслаждались ночной прохладой. Несколько раз над островом Линкольна разражались непродолжительные, но необычайно сильные грозы. В небе подолгу сверкали молнии, а раскатам грома, казалось, не будет конца.

В ту пору хозяйство маленькой колонии достигло небывалого расцвета. Теперь колонисты питались домашней птицей, ибо её развелось так много, что они решили сократить число пернатых обитателей. Свиньи опоросились, поэтому Набу и Пенкрофу приходилось много с ними возиться. Гедеон Спилет и Герберт, ставший под руководством журналиста превосходным наездником, нередко катались верхом на онаграх, которые тоже принесли потомство — двух прехорошеньких ослят. Иногда же онагров запрягали в тележку и привозили в Гранитный дворец дрова, каменный уголь, различные материалы, необходимые инженеру.

Поселенцы часто отправлялись на разведку в дебри лесов Дальнего Запада. Их не страшила невероятная жара, ибо солнечные лучи едва пробивались сквозь густую листву, шатром раскинувшуюся над ними. Так обошли они весь левый берег реки Благодарения до дороги, соединявшей кораль с устьем Водопадной речки.

Отправляясь в поход, исследователи брали с собой оружие, ибо им нередко попадались свирепые кабаны, встреча с которыми не сулит ничего хорошего.

Этим же летом колонисты пошли войной на ягуаров. Гедеон Спилет ненавидел их лютой ненавистью, и Герберт разделял его чувства. Оба были превосходно вооружены и ничуть не боялись страшных хищников. Все восхищались отвагой Герберта и хладнокровием журналиста. Штук двадцать великолепных шкур уже украшало большой зал Гранитного дворца, и если бы погода позволила, охотники достигли бы своей цели и истребили всех ягуаров на острове.

Иногда инженер отправлялся на разведку неисследованных частей острова, осматривая местность с особым вниманием. Он, очевидно, искал чьи-то следы в непроходимых лесных чащах, однако ни разу не приметил ничего подозрительного. Топ и Юп, которых он брал с собой, вели себя спокойно, а между тем дома собака часто с лаем бегала вокруг колодца, который не так давно тщетно исследовал инженер.

В те дни Гедеон Спилет и его помощник Герберт воспользовались найденным в ящике фотографическим аппаратом, который до сих пор лежал без применения, и сделали множество снимков в самых живописных уголках острова.

Кроме аппарата с сильным объективом, нашлось всё, что необходимо фотографу. В их распоряжении был коллодий для обработки пластинок, азотнокислое серебро, делающее пластинки светочувствительными, гипосульфит для фиксажа, хлористый аммоний, в котором вымачивается бумага для позитивов, уксуснокислый натрий и хлористое золото, в котором её пропитывают. В ящике нашлась и бумага, уже пропитанная хлором; прежде чем наложить её на негатив, надо было сделать только одно: окунуть на несколько минут в раствор азотнокислого серебра.

Вскоре журналист и его помощник стали искусными фотографами; у них получались удачные видовые снимки — панорама острова с горой Франклина на горизонте, снятая с плато Кругозора, устье реки Благодарения, живописно обрамлённое высокими скалами, лесная опушка и кораль, прилепившийся к отрогам горы, причудливые очертания мыса Коготь и мыса Находки.

Фотографы не забыли запечатлеть на снимках и всех обитателей острова без исключения.

— Мы множимся, — шутил Пенкроф.

Моряк был в восторге от собственного портрета, украшавшего вместе с другими снимками стены Гранитного дворца; он рассматривал с удовольствием и подолгу эту выставку, точно перед ним была витрина роскошного магазина на Бродвее.

Откровенно говоря, удачнее всего получился дядюшка Юп. Он позировал фотографу с неописуемой важностью и вышел на снимке как живой!

— Будто сейчас скорчит гримасу, — посмеивался моряк.

Характер у Юпа был норовистый, он бы вспылил, не придись портрет ему по вкусу; но снимок был так хорош, что он созерцал его с умилённым и самодовольным видом.

В марте стало прохладнее. Порой выпадали дожди, но воздух по-прежнему был тёплый. В этом году март — а он соответствует сентябрю в Северном полушарии — оказался дождливее и холоднее, чем ждали. Быть может, это предвещало раннюю и суровую зиму.

Как-то утром, дело было 21 марта, всем даже показалось, что выпал первый снег. Встав рано поутру, Герберт подошёл к окошку и вдруг крикнул:

— Смотрите, весь островок Спасения в снегу!

— Рановато идти снегу, — заметил журналист, выглянув в окно.

К ним подбежали друзья — все убедились, что не только островок, но и берег у подножия Гранитного дворца покрыт ровной белой пеленой.

— Самый настоящий снег! — заявил Пенкроф.

— Или что-то вроде него, — отозвался Наб.

— По ведь термометр показывает пятьдесят восемь градусов (14° выше нуля по стоградусному термометру)! — заметил Гедеон Спилет.

Сайрес Смит смотрел на белую пелену молча, ибо не знал, чем объяснить, что снег выпал в такое время года и при такой тёплой погоде.

— Тысяча чертей! — воскликнул Пенкроф. — Все наши насаждения вымерзнут!

Моряк уже собрался спуститься вниз, но непоседа Юп опередил его.

Не успел орангутанг ступить на землю, как толстый пласт снега взвился вверх и рассыпался в воздухе бесчисленными хлопьями, на мгновение заслонив солнце.

— Птицы! — крикнул Герберт.

Действительно, то были стаи морских птиц с ослепительно белым оперением. Сотни тысяч птиц опустились на островок и на побережье, а теперь, взмыв в небо, исчезли вдали, на глазах у изумлённых колонистов, перед которыми, точно на сцене, зима неожиданно сменилась летом. К сожалению, всё произошло так внезапно, что Гедеону Спилету и Герберту не удалось подстрелить ни одной птицы. Так друзья и не узнали, к какой породе принадлежат эти пернатые и как они называются.

Спустя несколько дней, 26 марта, исполнилось два года с тех пор, как аэронавты, потерпевшие крушение, попали на остров Линкольна!

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Прошло целых два года! Два года колонисты жили вдали от людей! Они не ведали о том, что творится в цивилизованном мире, и, попав на остров, затерянный среди океана, словно очутились на крошечном астероиде Солнечной системы.

Что сейчас происходит у них на родине? Их неотступно преследовала мысль о родной стране, стране, которую раздирала гражданская война в тот час, когда они её покидали, — может быть, мятеж южан заливает её потоками крови! Мысль эта наполняла их тревогой, и они часто беседовали о родине, не сомневаясь, однако, что правое дело северян восторжествует во славу Соединённых Штатов.