Цветов не посылать, стр. 4

Глава 4

Вечером никакой проблемы с парковкой в районе Восточных семидесятых улиц, где находился особняк Лэнди, быть не могло, и я решил воспользоваться машиной. По дороге я невольно оцепил коварство моего шефа. Вульф, конечно же, не рассчитывал, что я привезу хоть кого-нибудь из Уиттенов-Лэнди, даже самую младшую – Фиби. Он просто хотел отвязаться от Марко и первым его естественным побуждением, не грозящим заботами, было отправить меня сотворить чудо. Он знал, что я обозлюсь, потому-то я решил не злиться. И все-таки, ожидая зеленый сигнал перед светофором на перекрестке Пятой авеню и Сороковой улицы, я поймал себя на том, что бурчу под нос: «Ленивая жирная туша», – и постарался убрать раздражение.

Я остановил наш «кадиллак» неподалеку от дома Лэнди позади темно-серого «седана», у которого рядом с номерным знаком красовалась дощечка с буквами «ДМ» (доктор медицины). Не вылезая из машины и глядя на парадный подъезд – роскошный гранитный портал, какой можно встретить только в этом районе богатых особняков, я ощутил прилив честолюбия. Было бы превосходно, вопреки ожиданию Вульфа, взять штурмом представшую передо мной гранитную крепость и доставить моему боссу этих людей.

Для того, чтобы войти, можно было бы просто-напросто нажать кнопку звонка и проникнуть внутрь, воспользовавшись своими ста восьмидесятые фунтами живого веса. Ну, а что дальше?..

Мысль прямо заявить, что Пампа нанял нас и мы хотим побеседовать со всей семьей, была отброшена. В голову приходили и другие варианты – одни слишком рискованные, другие слишком замысловатые, а третьи, пожалуй, удачные, но ни один из них не подходил полностью.

Я взглянул на часы: 10.40. Пора принимать решение и приступать к делу. С этой мыслью я вылез из машины, захлопнул дверцу, но тут из подъезда вышел пожилой человек, с черным чемоданчиком в руках – непременным спутником врачей. Человек сел в стоявший у обочины «седан» с буквами «ДМ» и уехал. Безусловно, моя профессиональная память тут же навечно отпечатала в мозгу номер машины.

Остановившись на самом простом варианте, я поднялся на крыльцо и позвонил. Дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы можно было разглядеть почто лысое, остроносое со сверлящими холодными глазками, ниже начиналась традиционная ливрея дворецкого.

– Меня зовут Арчи Гудвин, – сообщил я. – Хотел бы повидать миссис Уиттен.

– Репортеров не принимают, – категорически скрипнуло это «нечто» и попыталось закрыть дверь, но я уже сунул ногу в щель.

– У вас только репортеры на уме, – вежливо, но твердо сказал я, достал из кармана свою лицензию с фотографией и оттиском пальца, бережно хранимую в целлофане, и протянул дворецкому:

– Вот мое удостоверение. Я – детектив.

Дворецкий принялся изучать документ.

– Здесь не сказано, что вы сотрудник полиции, – подозрительно произнес он.

– А я и не говорил этого…

– В чем дело, Борли? – послышался голос.

Дворецкий обернулся, я толкнул дверь и, поскольку отворенная дверь всегда и всюду рассматривается как приглашение войти, пересек порог.

За спиной дворецкого возвышался молодой человек лет тридцати с крупным красным лицом и широко расставленными глазами, в нем я узнал второго сына миссис Уиттен – Мортимера.

– Не беспокойтесь, мистер Лэнди, дворецкий выполнял свой долг, – произнес я бодрым тоном. – Меня зовут Гудвин, я служу у Ниро Вульфа и хочу видеть миссис Уиттен.

В это время еще двое мужчин вышли из дверей справа, таким образом их стало четверо против меня одного.

– К черту! – решительным жестом показали мне на дверь. – Вон!

Конечно, я слегка растерялся, столкнувшись с целым квартетом. Узнать их не представляло труда по описаниям, да и в газетах не раз публиковались фотографии. Рядом с выгонявшим меня краснолицым Мортимером занял оборону невысокий с гладко зачесанными темными волосами и приятной внешностью его старший брат Джером, а похожий на изможденного школьного учителя – это, конечно же известный фельетонист Даниэль Барр.

– Вы всегда успеете выгнать меня, – мирно произнес я, – но потерпите минутку. Я пришел повидать миссис Уиттен по поручению мисс Джули Олвинг. Было бы справедливо, чтобы сама миссис Уиттен решила, хочет ли она видеть человека, который явился к ней от мисс Олвинг. Если бы вы…

– Хватит!.. – Мортимер сделал шаг ко мне. – Вы чертовски правы, я всегда могу вышвырнуть вас…

– Обожди, Морт, – сказал Джером, спокойно приблизившись. Он взял из рук дворецкого мою лицензию, изучил ее и протянул мне. – Моя мать наверху, она спит. Я Джером Лэнди. Сообщите, что вы хотели ей сказать от имени мисс Олвинг, и я обещаю все точно передать.

– Она спит?

– Да.

– А кто же у вас болен?

– Болен?

– Да. Именно – болен.

– Не знаю. Во всяком случае не я. А почему вы спрашиваете?

– Только что из дома вышел доктор. Конечно, если он дал вашей матушке снотворное и после этого задержался поболтать с вами, миссис Уиттен уже уснула. – Я улыбнулся. – Так подумалось бы любому детективу. Может быть, заболела одна из ваших сестер? Сожалею, но могу говорить от имени мисс Олвинг только с миссис Уиттен и ни с кем другим, и спросить, захочет ни она принять меры, нужно только ее. Завтра может быть слишком поздно!..

– Спросите у него, не явился ли он требовать денег, – подсказал от дверей Даниэль Барр. – Если это попытка вымогательства, ответ может быть только один.

– Если бы вопрос стоял о деньгах, – парировал я, – то этим занимался бы наш отдел, ведающий шантажом, но я не имею к нему никакого отношения. Вот и все, что я могу вам сказать. Остальное скажу только миссис Уиттен.

– Обождите здесь, – сказал Джером, направляясь к лестнице.

Я принял позу благородного спокойствия и огляделся. Несомненно, это был зал для приемов: лестница как рассказывал нам Марко – слева, дверь справа – в гостиную, а в дальней стене – дверь в столовую, где, видимо, и состоялась та самая «тайная вечеря». Зал пуст, если не считать загадочной скульптуры из розового мрамора у стены и плетеных циновок на полу.

Через несколько минут появился Джером. Он спустился до половины лестницы и окликнул:

– Поднимайтесь сюда, Гудвин. – Он обождал меня. – Постарайтесь не задерживаться.

– Понятно.

– Моя мать в постели, но еще не спит. Доктор не давал ей никакого снотворного, она в нем не нуждается, но у нее плохо с сердцем, что вполне естественно после всего происшедшего. Я попытался отговорить ее от встречи с вами, но тщетно. Надеюсь, вы не задержитесь.

– Нет-нет, не беспокойтесь.

Я последовал за ним. Третий этаж – мне показался не самым подходящим для человека с больным сердцем. Мы вошли в комнату, и я растерялся во второй раз. Вместо одной женщины здесь было три. Возле кровати стояла темноволосая и невысокая, как Джером Ева. Фиби – ее сестра – что-то делала возле секретера. Согласно моим дневным изысканиям, она больше других походила на отца. Быстрый взгляд в ее сторону показал, что Х.Р. Лэнди вряд ли пожелал бы лучшего комплимента.

Джером назвал мое имя, и я приблизился к кровати. При этом услышал скрип двери и краем глаза увидел входивших Мортимера и Даниэля. Итак, собралась вся шестерка, которую желал повидать Вульф.

Со стороны кровати послышался властный голос:

– Дети, выйдите отсюда!

– Но, мама… – Чуть ли не хором принялись они протестовать. Однако миссис Уиттен решительно и не повышая голоса повторила приказание.

На какое-то мгновение я подумал, что заупрямится Фиби. Но и она покинула спальню, правда, последней, и прикрыла за собой дверь, как было велено.

– Ну? – спросила миссис Уиттен, глубоко и тяжело вздохнув. – Что желает мисс Олвинг?

Она лежала укрытая голубым шелковым покрывалом, и на фоне голубой наволочки лицо было так бледно, что я не узнал бы ее, несмотря на то, что хорошо запомнил фотографии, опубликованные в газетах. Она казалась старше своих лет, к тому же прическа не предназначалась для публичного обозрения. Но в глазах ее были вызов и пламя, а губи твердо и решительно сжаты.