Камень духов, стр. 60

Климовский молчал, не решаясь задать еще один мучивший его вопрос. Много раз он хотел узнать, кто его родители. Андрей спрашивал об этом и у Баранова, и у Кускова. Они ничего не могли сказать, кроме того, где и как нашли его. И вот теперь он узнал имя матери. Но узнал вместе с известием о ее смерти. Все эти годы Андрей верил, что его мать жива и он когда-нибудь увидит ее…

– Вождь, скажи, кто мой отец? – дрогнувшим голосом спросил он.

Котлеан отвел взгляд в сторону:

– Этого я не знаю… Наверное, он был бледнолицым… Но это не имеет значения. Ты – сын тлинкитки и, значит, сам – тлинкит. По нашим обычаям, ты принадлежишь роду своей матери, носящему тотем Волка. После ее смерти твоим родом стал клан Ворона, приютивший тебя. Ты должен вернуться в свой дом.

– Но, вождь, мой дом и там, где жил Нанак – мой второй приемный отец.

– Нанак навсегда уехал к своему белому вождю. Теперь ты свободен и можешь уйти от бледнолицых, – уже сердясь, сказал Котлеан.

– Там мои друзья, вождь…

– Твои друзья – киксади!

– Но я хочу узнать, кто мой настоящий отец! – твердо сказал Климовский.

В бараборе воцарилось молчание, лишь потрескивали дрова в очаге и похрапывали спящие воины. Андрей напряженно ждал, что скажет Котлеан. Он понимал, что от слов вождя зависит многое, точнее, вся его последующая жизнь.

Вождь снова раскурил погасшую трубку и глубоко затянулся. Так он проделал несколько раз, пока не успокоился и не заговорил, тихо и печально:

– Мое сердце было открыто тому, что сказал мне ты, Удаленное Острие Копья. Сердце Котлеана разделилось на две части. Одна – радуется, что сын Айакаханн стал взрослым мужчиной. Другая – огорчена, что он живет среди врагов киксади…

– Но я не враг тлинкитам… – решился перебить вождя Андрей.

Котлеан продолжал, словно не слышал его слов:

– Сердце Котлеана подсказывает ему, чтобы ты остался среди своих братьев – киксади. Но голова советует разрешить тебе поступить, как ты захочешь. Когда-то давно брат моей матери Скаутлельт учил меня, что вождь должен быть мудрее своего сердца… Сегодня я передаю слова Скаутлельта тебе, Удаленное Острие Копья. Запомни их.

– Ты даришь мне свободу, вождь? – нерешительно спросил Андрей.

– Мы отвезем тебя к Большой крепости бледнолицых. Там ты сможешь сам выбрать, где твой дом, – Котлеан снова затянулся и больше не проронил ни слова.

Молчал и Климовский, силясь разобраться в своих чувствах. Он все еще не верил в избавление, хотя нет-нет да и возвращался к мысли, что, может быть, в самом деле рубаха, в которой его когда-то нашли, была счастливой…

Глава третья

Вода все прибывала. Тяжелые ледяные волны накатывались на город со стороны Финского залива. Они заливали гранитные набережные и мостовые, сметая на пути фонарные столбы, ветхие сараи и заборы, повозки и экипажи вместе с запутавшимися в постромках лошадьми.

Порывы западного ветра, дующего с залива, срывали кровлю с крыш, переворачивали утлые челноки, на которых спасались обыватели. Пушечные выстрелы с Галерной гавани, возвещавшие о подъеме воды, из-за сильного ветра были не слышны даже с близкого расстояния. Вода тем временем уже залила подвалы каменных особняков на набережной, проникла на первые этажи, корежа паркеты дорогих гостиных, сорвала с места дубовую мебель…

На Заячьем острове волны перехлестнули через земляной вал, подобно тарану, пробили брешь в воротах Петропавловской крепости, потом совсем распахнули их и ворвались в крепостной двор. Поднимаясь все выше, вода стала проникать в зарешеченные окошки под потолками казематов Алексеевского равелина.

Завалишин, спасаясь от воды, взобрался на топчан, прижался к сырой стене. Увидел, как, суетливо перебирая лапками, ползут по ней друг за другом красные муравьи, черные тараканы и белесые мокрицы… Наблюдение за этими тварями в прежние дни служило единственным развлечением для узника. Но теперь, упираясь головой в низкий потолок, он понимал, что этим насекомым и ему самому жить отмерено ровно столько, сколько потребно воде для заполнения узилища. Стихия неумолима! Вот уже вода достигла колен, груди, подбородка… Ему нечем дышать… Он глотает ледяную воду… Еще миг, и все будет кончено!

…Дмитрий проснулся в липком поту. Долго лежал с открытыми глазами, не понимая, где явь, а где сон. Наконец он приподнялся, узнал в темноте очертания предметов своей квартиры в доме графа Остермана-Толстого на Английской набережной, вздохнул с облегчением: приснилось…

Кошмары, связанные с наводнением в Санкт-Петербурге 7 ноября 1824 года, в последние месяцы являлись к нему со странным постоянством, невольно наводя на мысль, что неспроста. Это наводнение многое изменило в судьбе Завалишина.

…С курьерской подорожной, выданной ему как особе, вызванной к государю, Дмитрий добрался из Охотска до Санкт-Петербурга в небывало короткие сроки – за четыре месяца. В столицу он приехал в ночь накануне наводнения и сразу же отправился к морскому министру Моллеру, прося немедленно доложить царю о своем прибытии. Моллер, несмотря на поздний час, отправился в Зимний дворец и по возвращении сообщил лейтенанту, что государь примет его завтра в полдень.

Желая непременно иметь лейтенанта под рукой на случай, если император потребует его к себе в другое время, министр распорядился отвести Завалишину комнату здесь же, в здании министерства. Дмитрий, как только устроился на ночлег, отправил денщика к своему приятелю, старшему лейтенанту Феопемпту Лутковскому, которого пригласил к себе для помощи в разборе бумаг, представляемых государю. Лутковского Завалишин знал еще по кадетскому корпусу, а позже сошелся с ним поближе в доме вице-адмирала Головнина, женатого на сестре Феопемпта.

Друзья так увлеклись чтением и беседой, что не заметили начала наводнения. Опомнились только, когда вода подступила уже к самым окнам и начала просачиваться в комнату через щели в раме. Они попытались открыть дверь, но та оказалась прижата водой, запрудившей коридор первого этажа. Тогда Завалишин распахнул окно, взобрался вместе с Лутковским на подоконник и стал звать на помощь. Как назло, ни одной лодки поблизости не было. Казалось, еще немного, и их смоет волна. Наконец крики офицеров услышали на втором этаже здания и спустили им связанный из скатертей жгут.

Взобравшись наверх, друзья кинулись к Моллеру. Коридоры министерства были пусты. Лишь в приемной министра их встретил растерянный дежурный офицер. Моллер сам пребывал в совершенной растерянности, но в присутствии подчиненных принял важный вид и распорядился немедленно отправляться для спасения горожан. По счастью, мимо министерства проплывал баркас. Завалишин и Лутковский вместе с несколькими матросами отправились на нем в рейд по улицам города. Всего за два дня они перевезли на возвышенные места несколько сот петербуржцев. Во время наводнения Завалишин два раза лицом к лицу столкнулся с государем, который лично возглавил спасательные работы. Лейтенант даже заслужил благодарность императора за решительные действия. Однако он понимал, что ни о какой аудиенции в такое время речи быть не может.

Их встреча не состоялась и позднее. Знакомый сановник рассказал Дмитрию, что стихийное бедствие произвело на мнительного императора ужасающее впечатление. Александру Павловичу однажды предсказали, что наводнение ознаменует последний год его царствования. И если в дни бедствия царь проявил настоящее мужество и выдержку, то после наводнения охладел к государственным делам. Правда, он распорядился рассмотреть проекты Завалишина на заседании специальной комиссии, возглавляемой графом Аракчеевым. Но то, что этим делом будет заниматься всесильный фаворит, по сути приравнивало распоряжение императора к прямому отказу.

Так оно и получилось на самом деле. Через несколько недель Аракчеев заявил, что государь находит предложения лейтенанта о создании ордена Восстановления как новой мировой организации масонского толка «неприложимыми в данное время»…