Крест командора, стр. 19

Беринг окинул взглядом застолье и не нашёлся, что сказать. Головин почувствовал неловкость положения и тут же пришёл ему на выручку:

– Ах, да, я вспомнил, капитан Чириков токмо намедни вернулся из Казани, где отбирал корабельный лес… Вероятно, после столь долгой отлучки его не отпустили дела семейные…

– Вы абсолютно правы, ваше сиятельство, – благодарно растянул в улыбке толстые губы Беринг и свернул разговор на другую материю. – А что с вашим предложением, Николай Федорович, о доставке припасов для экспедиции морем вокруг Африки, через Индийский океан?

Головин покачал головой:

– Кабинет не поддержал сей прожект. А жаль… Мы с адмиралом Сандерсом полагали, что сей поход мог бы стать прекрасной школой для наших мореходов.

– Вы абсолютно правы, милорд! Одна такая экспедиция в южных морях, где мореход может на практике изучить все ветры, течения, заменяет десятки школярских манёвров в Маркизовой луже, – поддакнул сэр Томас. – Скажи, Витус, разве это не так?

Беринг хотел рассказать, как еще мальчишками они с будущим адмиралом Сиверсом ходили на голландском судне в Ост-Индию. Но вовремя прикусил язык: имя Сиверса было нынче вспоминать опасно. Недавно за промедление в принятии присяги новой императрице он был сослан в свою деревню…

Поэтому Беринг только вежливо кивнул:

– Да, это было бы незабываемое плаванье…

На какое-то время на их конце стола воцарилась тишина, и до слуха Беринга донеслись слова Анны Матвеевны:

– Вы, дамы, как хотите, а я не намерена оставаться в Санкт-Петербурге. Я отправлюсь вместе с мужем хоть на край света. Ведь едут же за своими сужеными жены тех, кто подвергся монаршему гневу и отправляется в ссылку! Почему же мы не можем последовать за своими мужьями, исполняющими долг перед Её Величеством?

Анна Матвеевна сидела между сутулым и бледным капитаном Шпанбергом и молодым лейтенантом Свеном Вакселем, взиравшим на неё с нескрываемым обожанием. Рядом расположились её сестра Эфимия, ещё более пышнотелая и румяная, чем она сама, и сухопарая Эмма – супруга брата Анны Матвеевны Бенедикта. Именно к ним и были обращены слова хозяйки.

– Но там же одни медведи, сестра! – всплеснула короткими пухлыми ручками Эфимия. – Я ужасно боюсь медведей…

– Не только медведи, моя дорогая, – резонно заметила Анна Матвеевна, – но и лисы, песцы, соболя… Если уж моему Витусу выпала служба на краю земли, почему бы нам не воспользоваться преимуществами сего края?

– Браво, ваше высокородие, – захлопал в ладоши Шпанберг. – Браво! Я не устаю вами восхищаться!

Анна Матвеевна ласково улыбнулась капитану, что не ускользнуло от внимания Беринга. Он закашлялся, чем обратил на себя внимание жены.

– Господа! – воскликнула она. – А давайте попросим Витуса спеть! Мой муж замечательно поёт. Он даже пел когда-то в церковном хоре! Ну, спой нам, Витус!

Беринг смущенно пожал плечами и покраснел. Гости, словно очнувшись, наперебой загомонили:

– Просим вас, господин капитан-командор…

– Спойте, Витезь Иванович!

– Просим, просим!

Анна Матвеевна встала со своего места, подошла к Берингу и положила ему руки на плечи. От этой неожиданной супружеской ласки он покраснел ещё больше и пробормотал:

– Что же вам спеть?

– Спой, что душе угодно, а я подыграю, – Анна Матвеевна направилась к клавикордам.

У Беринга снова промелькнуло сожаление, что нет рядом Сиверса: они ещё в юности любили петь на два голоса. Он с надеждой обратился к Шпанбергу:

– Господин капитан, вы должны знать эту балладу… Это привет с нашей далекой родины… – и, не дожидаясь ответа, запел высоким, молодым и красивым голосом:

Анна Матвеевна, уловив знакомую мелодию, ударила по клавишам пухлыми пальцами, извлекая звук из старинного инструмента. Демонстрируя свою красоту, она выгнула стан, откинула назад голову с тяжёлыми золотистыми косами, уложенными венцом. На лице её блуждала полуулыбка, а взгляд был мечтательно устремлен вверх. Однако гости сейчас смотрели не на неё, а на Беринга.

– Ira facit versus [26], – пробормотал граф Головин пришедшую на ум латинскую фразу и залпом выпил свою рюмку.

Шпанберг подхватил песню. Пел старательно, низким голосом. Его некрасивое лицо вытянулось ещё больше, стало ещё некрасивей, но обычно бесцветные, какие-то рыбьи глаза приобрели живой оттенок:

Головин подумал, как отличается от Шпанберга облик капитан-командора. Чело Беринга, увлеченного пением, разгладилось, седые брови, обычно сурово сведённые у переносицы, приподнялись наверх, и грубоватые черты его лица прояснились. Он – словно помолодел: «А ведь Берингу, почитай, шестой десяток идёт! Справится ли он с тяжелейшей задачей? Выдюжит ли?.. Пожалуй, что да… Лишь бы не подкачали те, кто определён командору в помощники…»

Песня захватила всех. Уже и Свен Ваксель, старательно подражая Берингу, выводил её слова. Встроил в хор поющих свой бархатистый тембр шурин командора Бенедикт, и даже не умеющий петь адмирал Сандерс отбивал такт ладонью по столу.

В окна приветливо заглядывало июньское бессонное солнце. На подоконниках по-домашнему уютно цвели настурции и герань. Торжественно и печально лились звуки клавикордов, звучали слова баллады, объединяя собравшихся. И казалось, что ни протяжной песне, ни этому единодушию не будет конца…

Глава четвертая

Ружейными выстрелами лопаются на морозе промерзшие стволы кедров и елей. Закуржавленными макушками подпирают они серое сукно небесного свода. Скрипят, заунывно постанывают полозья саней. То там, то тут, разрывая эти монотонные звуки, сухо щелкают кнуты. Закутанные в долгополые нагольные тулупы возчики угрюмо подгоняют заиндевелых, дышащих с натугой коней. Невзирая на кнуты и брань, еле-еле ползёт неповоротливый обоз по узкой просеке, вырубленной в сторону восхода.

Флотский мастер Дементьев на кауром, с седой изморозью, жеребчике съехал чуть в сторону от дороги и тут же по самые стремена провалился в сугроб. Чертыхаясь, дал каурому шенкелей. Жеребчик рывком выбрался на дорогу.

Дементьев оглядел длинную вереницу розвальней с экспедиционной поклажей. Весь пятидесятисанный поезд с чугунными пушками, ядрами, якорями и медными котлами – изделиями уральских мастеровых, вместе с полуротой солдат и доброй сотней работных людей доверен ему под начало. Второй месяц, почитай, тащатся в сторону Илимска. Далеко позади молодой град Екатеринбург с коптящими Уктусским и Верх-Исетским заводами и старинный Тобольск с его кремлём и золотыми маковками церквей. До чего же велика эта Татария! Из Санкт-Петербурга и Москвы никогда не представить истинных размеров земли Сибирской! Надо вот так, день за днём, верста за верстой, от одной ямы [27] к другой промерить её своими ногами или проторить санным следом, чтобы постичь всю дикость и необъятность этого края…