Французская карта, стр. 66

Печально вздохнув, Хуссейн-паша отошел от окна. Получалось, что от нападения на бастион до открытия ворот миновал только час и еще пятнадцать минут. Неправдоподобно короткий срок для такой мощной крепости, как Очаков, и это обстоятельство огорчало старого воина больше всего. Видимо, он чем-то сильно прогневил Всевышнего. Комендант расстегнул свою портупею с узкой, изогнутой персидской саблей «шемшир» и приготовился вручить ее первому вошедшему в его дом русскому генералу.

Глава тринадцатая

Русские трофеи

Ступени, выложенные плоскими камнями, круто уходили вниз, в темное подземелье. Стены этой галереи, ее сводчатый потолок, видимо, укрепили известковым раствором. Ни песчинки, ни камушка не осыпалось на их плечи и головы. Солдаты с факелами освещали лестницу. Впереди шли Сергей Самохвалов и Анастасия Аржанова, за ней – сержант Прокофьев, Николай, далее – тридцать гренадеров Фанагорийского полка с ружьями наизготовку. В руках курская дворянка держала лист с планом крепости, который она нашла во внутреннем кармане кафтана безвременно погибшего бригадира Горича. Как жаль, что его смелая жизнь оборвалась так внезапно!

В это подземелье они попали из провиантского погреба форта «Хасан-Паша». Теперь, когда его гарнизон и комендант сдались на милость победителя, Потемкин отправил Флору исследовать подземелья, обозначенные на чертежах Лафита Клаве. Не было сомнения в том, что там еще скрываются турки. Едва ли смогут они изменить судьбу поверженного Очакова. Однако вступить в переговоры с ними, убедить сдаться, не проливать понапрасну кровь, не приносить новых жертв на алтарь войны совершенно необходимо.

Лестница кончилась, и они очутились в узком коридоре. Гренадерам пришлось наклонять головы, чтобы идти вперед. Такой низкой вдруг сделалась подземная галерея. За поворотом ее обнаружилась дверь, где на часах стояли два негра в чалмах, с копьями и пистолетами, засунутыми за широкие шелковые пояса. Они как будто дремали, но шаги русских разбудили их. Не говоря ни слова, африканцы бросились на чужестранцев с копьями наперевес. Это стало их последним деянием во славу Аллаха. Одного застрелил Николай из егерского штуцера, второго – Аржанова, выхватив из кобуры свой любимый «Тузик». Самохвалов лишь растерянно отпрянул в сторону. Его реакция на внезапное нападение оказалась худшей, чем у курской дворянки. Это немудрено, ведь подпоручик никогда не тренировался в специальном тире, никогда не готовился к конфиденциальным операциям. Его удел – строевые учения, разводы караулов, парады и атаки в развернутом строю батальона или полка, кои происходят в чистом поле и обязательно под бой барабанов и при шелесте полковых знамен.

То, что ожидало их за закрытыми дверями, ошеломило не только фанагорийцев, но и бывалых аржановцев. Десятка три восточных женщин в разных, пестрых и ярких, но теплых нарядах кинулись к ним навстречу. До того времени мусульманки весьма комфортно сидели и лежали на полушках, разложенных на коврах, устилающих пол пещеры. Они курили кальян, лакомились засушенными фруктами, пили из пиал сладкий шербет, слушали журчание подземного родника в помещении, освещенном фонарями. Сейчас крича, плача, стеная и заламывая руки, они на коленях ползли к русским, умоляли не убивать их и взамен предлагали свои прекрасные тела. Теперь Аржанова растерялась не меньше Самохвалова.

– Турмах, асма кепек-ларъ [20]! – крикнула она и выстрелила из второго пистолета «Мурзик» в воздух.

Дико орущая толпа тотчас замолчала, замерла на секунду, потом дружно распростерлась на полу, показывая свою покорность. Руками в перстнях и браслетах турчанки прикрывали головы и исподтишка рассматривали вошедших к ним мужчин. Конечно, законы шариата нарушались со всей очевидностью: посторонние представители сильного пола пришли в гарем. Но владельцы гаремов, османские офицеры, находились довольно далеко отсюда и сдавали личное оружие во дворце коменданта крепости, униженно кланяясь недавним своим противникам. А победитель, как известно, получает все.

– Что нам делать, ваше сиятельство? – спросил Сергей Самохвалов, на всякий случай положив руку на эфес сабли.

– Не знаю, – в смятении ответила Анастасия.

– Что они сейчас кричали?

– Хотят отдаться доблестным русским солдатам. Хотят стать вашими наложницами или невольницами.

– В этом что-то есть, – медленно произнес подпоручик Фанагорийского полка.

– Я не спорю. Но ведь нельзя устраивать оргию прямо здесь. Боюсь, что в подземелье прячутся не только женщины, но и вполне дееспособные османские воины. Надо пройти туннель до конца.

– Согласен, – кивнул Самохвалов.

– Тогда давайте оставим с ними трех-четырех надежных солдат из старослужащих. Я же скажу этим шлюхам, что их жизнь – вне опасности, что скоро мы выведем их отсюда на поверхность, дадим еды, устроим где-нибудь на жилье.

– Да, так будет лучше. Но мы вернемся за ними.

– Обязательно, подпоручик, – Аржанова понимающе ему улыбнулась…

Свой рапорт светлейший князь закончил только к полудню 7 декабря 1788 года. Штаб-офицер Екатеринославского кирасирского полка Карл Федорович Боур с утра собирался в дорогу, которая занимала примерно десять дней, а пакета с письмом и символическими ключами от пяти крепостных ворот все никак ему не доставляли.

Потемкин хотел наиболее полно рассказать царице про штурм Очакова, назвать число убитых и раненых с обеих сторон, перечислить русские трофеи – знамена, пушки, количество военнопленных, – но это у него не получалось. Слишком разрозненная, отрывочная информация поступала в штаб осадной армии. В полках пока не могли определить потери, поскольку солдаты, вихрем ворвавшись в крепость, остались в ней и предавались грабежам, ведь именно генерал-фельдмаршал перед атакой обещал служивым отдать им город на три дня «на добычь». Тела сотен и сотен мертвых мусульман, вповалку лежавшие на улицах города, во рву, на разгромленных бастионах и крепостных стенах, тоже считать было некому. Кроме того, снова поднялась метель. В белой замяти разобрать, кто и где находится, не представлялось возможным.