Аляска, сэр!, стр. 20

Меж тем Томагучи, бросив очередной вожделенный взгляд на бутылку с остатками «воды белых», приступил к обещанному рассказу, уже даже не выпуская калюмет из рук.

– Тлинкиты издавна занимались охотой и рыбной ловлей, обеспечивая себя и собак из упряжек как пропитанием, так и шкурами для одежды и покрытия ими вигвамов. Но более тридцати зим тому назад в наши места стали заглядывать на небольших кораблях белые люди, которые начали выменивать у нас шкуры пушных зверей на различные товары. («Русские купцы», – отметил мысленно Воронцов.) Вот благодаря им у нас и появились первые топоры, ножи и другие изделия из железа. Главным вождем тлинкитов был тогда мой дед, он же стал и счастливым обладателем первого в нашем племени ружья. И постепенно тлинкиты осознали истинную цену пушных зверей, в первую очередь морских бобров, соболя и куницы.

Однажды к нашим берегам подошли два больших корабля белых людей («Фрегаты французского мореплавателя Лаперуза», – понял Алексей Михайлович), и тлинкитам удалось очень выгодно обменять у них большую партию шкур пушных зверей. Когда же на остров Кадьяк прибыл первый вождь русских и основал там селение («Шелихов» [17], – догадался граф), русские стали скупать либо выменивать у нас пушнину уже каждую весну.

В итоге поголовье обитающих в наших краях пушных зверей, и в первую очередь самых дорогих, стало резко сокращаться. И тогда совет вождей родов нашего племени, во главе уже с моим отцом, решил провести разведку на предмет наличия живности за Каменными (Скалистыми) горами. С этой целью снарядили воинов-разведчиков на нескольких собачьих упряжках, и, вернувшись обратно лишь к следующей зиме, те рассказали, что пушного зверя в лесах по ту сторону Каменных гор водится очень много. Поведали также, что места там сплошь безлюдные и что за лесами к восходу солнца простираются покрытые высокой травой земли, на которых пасутся стада больших рогатых животных.

– Но как же эти смельчаки смогли перебраться на другую сторону Каменных гор? – перебил рассказчика, не сдержав любопытства, Алексей Михайлович. – Ведь даже отсюда видно, что там не один, а несколько хребтов!

– Ты прав, Алеша. За ближним хребтом высится другой, чуть пониже, за ним – третий, еще более низкий… И тем не менее все эти хребты наши воины преодолели, ведь мы же – тлинкиты! – Томагучи гордо вскинул голову. – Правда, одну упряжку тогда все же потеряли – она вместе с каюром сорвалась в пропасть, – но ведь побед без потерь, как известно, не бывает…

Воронцову на миг показалось, что хмель из головы вождя полностью выветрился, ибо глаза его горели сейчас неистовым пламенем воина.

– По маршруту, проложенному воинами-разведчиками, – воодушевленно продолжал вещать меж тем Томагучи, – через Каменные горы перешел чуть позже и весь род Яндоги вместе с женщинами и детьми. Помогая своим сородичам, воины-разведчики сделали за зиму несколько ездок туда и обратно на собачьих упряжках, за что, кстати, получили почетные имена – Белый Орел, Быстрый Олень, Острый Глаз и Длинная Рука. – Вождь торжествующим взглядом обвел присутствующих, почтительно внимавших каждому его слову. – На новых землях, богатых пушным зверем, наши соплеменники возвели селение и крепко в нем обосновались. Мой отец подарил Яндоге свое ружье, чтобы тому было удобнее добывать степных быков для шкур на вигвамы. Ведь стрелами-то много живности не настреляешь, – снисходительно улыбнулся он. – Впоследствии Яндога основал еще два селения, поставив во главе каждого своих сыновей. Он считал, что нужно захватить как можно больше охотничьих угодий, пока те свободны. И не зря…

Вскоре на равнину, поросшую высокой травой, заявилось многочисленное индейское племя дакота, вытесненное со своих земель на заход солнца враждующим с ним другим индейским племенем – оджибве. По счастью, дакота были степными охотниками, и в лесные края, занятые родом Яндоги, соваться не стали. Дакота имели ружья и ездили на мустангах, добывая степных быков, которых называли бизонами.

С тлинкитами они сосуществовали мирно, по-добрососедски, и даже обменивались время от времени товарами. Так, дакота поставляли тлинкитам шкуры бизонов для вигвамов, а тлинкиты им – шкурки пушных зверей для зимних шапок, ибо зимы в степях были очень холодные. Кроме того, дакота научили тлинкитов выращивать табак, – Томагучи помахал перед носом собеседника все еще дымящимся калюметом. – Оказывается, они занимались этим и у Больших Озер, пока оджибве не вытеснили их оттуда… Однако я, кажется, отвлекся… Так вот, Алеша, столь заинтересовавший тебя золотой обруч был выменян однажды Яндогой именно у вождя дакота. А потом он подарил его мне, поскольку мой отец к тому времени уже отправился охотиться на луга Великого Духа…

– Томагучи, а ты не знаешь, случаем, как этот золотой обод попал к вождю дакота? – не унимался Воронцов.

– Слышал только, что вождь дакота снял его с головы убитого вождя какого-то индейского племени, с которым они тогда воевали и которое обитало от них в стороне солнца.

«Значит, все-таки со стороны юга, как я и предполагал», – порадовался Алексей Михайлович своей сметливости.

– А теперь, Алеша, вылей-ка в мою чашку остатки «воды белых» – я ведь честно выполнил наш уговор, – поторопил его вождь.

– С превеликим удовольствием, Томагучи! И большое тебе спасибо за интересный и познавательный рассказ! – растроганно произнес Воронцов и наполнил чашку вождя ромом до самых краев под завистливые взгляды других гостей.

Глава 5

Повелитель духов

Когда Павел Кузьмич закончил в селении тлинкитов все свои коммерческие дела и трюмы «Ермака» заполнились пушниной, Тимофей Архипыч доложил ему, что судно готово к отплытию.

Они вдвоем сидели в вигваме Алексея Михайловича на черепах-«стульях», подаренных Томагучи, и неспешно потягивали ром, принесенный Павлом Кузьмичом. Поначалу, едва увидев принесенную учителем бутылку, Воронцов категорически запротестовал, однако тот его урезонил:

– Вам, уважаемый Алексей Михайлович, предстоит жить здесь до следующего прихода судна, то есть как минимум год. Так что ром, которым, как я догадываюсь, вас в Новоархангельске снабдили, вам еще пригодится, поскольку пополнить его запасы вы тут никак не сможете. Я же, вернувшись вскоре домой, смогу купить его столько, сколько пожелаю.

Потом вспоминали свое знакомство, состоявшееся по инициативе деятельного Баранова, и занятия индейским языком долгими зимними вечерами, которые в итоге сблизили их. Смеялись над первыми попытками общения на весьма непривычном для европейцев языке индейцев.

– Большое спасибо вам, Павел Кузьмич. Без знания языка тлинкитов мне, честно говоря, и делать сейчас среди них нечего было бы.

– Не прибедняйтесь, Алексей Михайлович, – улыбнулся тот. – При ваших способностях вы рано или поздно все равно овладели бы их языком, просто потеряв при этом некоторое время. Я же ведь тоже начинал когда-то с чистого листа. А что касается благодарности, то переадресуйте ее лучше Александру Андреевичу. Я ведь всего лишь честно отрабатывал деньги, которыми вы щедро оплачивали мою посильную помощь в обучении вас индейскому языку.

– Не скромничайте, Павел Кузьмич! Я же прекрасно видел, как вы вкладывали в наши занятия всю душу.

– Исключительно из-за вашего рвения, Алексей Михайлович.

Оба рассмеялись, почувствовав родство душ.

При прощании Алексей Михайлович протянул Павлу Кузьмичу довольно значительную сумму денег, но тот с исказившимся от гнева лицом сделал шаг назад и спрятал руки за спину.

– Вы опять за свое, Алексей Михайлович?! И вам не стыдно?!

– Нисколько. Вот пить ваш ром мне было действительно стыдно. А эти деньги я предлагаю вовсе не вам, а вашей матушке. На лечение. Для меня они здесь, сами знаете, ничего не значат, а вот вашим родителям, дай Бог им здоровья, могут сослужить добрую службу. Это, если хотите, мой товарищеский подарок родителям человека, которого я глубоко и искренне уважаю, и вы не вправе отказать мне в моем желании подтвердить это. Так что берите деньги и не смущайтесь.