Черная гора, стр. 16

– Давай фонарь, – сказал он. Я вытащил фонарь из петли на ремне и зажег его. Вульф сделал то же самое. – Может быть, тебе придется искать это место без меня, – сказал он. – Поэтому лучше тебе в это вникнуть. – Он направил луч света вниз по склону. – Похоже, вон тот камень, с завитком, как петушиный хвост. Направь свет на него. Другого такого не найдешь нигде между Будвой и Подгорикой. Запомни его.

Камень находился в тридцати ярдах, и я подошел, чтобы лучше его разглядеть. На высоте в три моих роста один из углов образовывал дугу и при большом воображении был похож на хвост петуха. Я поводил лучом фонаря вверх, вниз, из стороны и сторону и, вернувшись к Вульфу, увидел, что мы находимся на тропе.

– О'кей, – сказал я – Куда дальше, босс?

– Сюда. – Он отошел от тропы, и вскоре мы карабкались по круче. В пятидесяти ярдах от нее он остановился и направил луч вверх под острым углом.

– Ты можешь забраться на этот выступ?

Выступ находился на отвесной скале в двадцати футах над нашими головами.

– Могу попробовать, – опрометчиво сказал я, – если вы будете стоять так, чтобы подложить соломки, если я упаду.

– Начинай справа, – сказал он. – Вон там. Если ты на выступе встанешь на колени, то на уровне своих глаз увидишь горизонтальную расщелину. Мальчиком я залезал вовнутрь, но ты не сможешь. Через двенадцать дюймов она пойдет слегка под уклон. Положи все как можно дальше и задвинь поглубже фонариком. Чтобы это вытащить, тебе придется воспользоваться палкой. Палку принесешь с собой, потому что поблизости ее не найти.

Пока он говорил, я расстегнул брюки и стащил свитер и рубашку, чтобы добраться до пояса с деньгами. Мы все приготовили заранее в Бари – восемь тысяч долларов были разложены в пять небольших упаковок, каждая обернута клеенкой и перевязана резиновой лентой. Я положил их в карманы куртки и снял рюкзак.

– Зовите меня Тенцингом [3], – сказал я, подошел к указанному месту и полез. Вульф встал так, чтобы лучше освещать мне путь фонариком. Я ухватился пальцами за узкий край так высоко, как только мог дотянуться, поставил ногу на выступ на высоте двух футов, подтянулся, и на десять процентов дело было сделано. Дальше я легко переставил ногу на другой выступ, но вдруг она соскользнула, и я сорвался вниз.

– Сними ботинки, – сказал Вульф.

– Сниму. И носки.

Так было легче. Выступ, на который я в конце концов залез, не достигал в ширину и десяти дюймов. Я крикнул сверху:

– Вы сказали, что нужно встать на колени. Залезайте сами и встаньте, а я на вас посмотрю.

– Потише, – сказал он.

Уцепившись за расщелину одной рукой, я достал пакеты из карманов и засунул их в трещину так глубоко, как доставала рука, потом с помощью фонарика запихал их еще глубже. Всунуть фонарь на место одной рукой было невозможно, и я положил его в карман куртки и, посмотрев вниз, сказал:

– Мне никогда не спуститься. Найдите мне лестницу.

– Прижмись тесней к скале, – приказал Вульф, – и передвигайся на пальцах.

Конечно, спускаться было намного труднее, чем подниматься – это всегда так, – но я выдюжил. Когда я снова, оказался на одном уровне с Вульфом, он пробурчал:

– Приемлемо.

Не удостоив его ответом, я сел на скалу и направил луч фонарика на ноги. Они не везде были порезаны до кости, всего несколько синяков и царапин, и кровь не лилась ручьем. На пальцах сохранились остатки кожи. Надев носки и ботинки, я вдруг почувствовал, что мое лицо покрыто потом, и достал платок.

– Пошли, – сказал Вульф.

– Послушайте, – заявил я, – вы хотели спрятать башли до рассвета, и я это сделал. Но если существует возможность, что мне придется доставать их одному, лучше дождаться, когда рассветет. Я узнаю петушиный хвост, это точно, но как я найду его, если мы оба раза подходили к нему в темноте?

– Найдешь, – заявил он. – Здесь всего две мили до Риски, а идти все время по тропе. Я бы сказал, что ты заслуживаешь оценки «весьма удовлетворительно». Пошли.

Он затопал вперед. Я встал и пошел следом. Было еще совсем темно. Через полмили я почувствовал, что мы больше не поднимаемся, а идем все время вниз. Еще через полмили мы шли по ровному месту. Где-то недалеко залаяла собака. Вокруг нас теперь было открытое пространство, я это скорее чувствовал, чем видел, и под ногами – не скалы и гравий, а плотная земля.

Немного дальше Вульф остановился и сказал:

– Мы вошли в долину Морачи, – он зажег фонарик и посветил вперед. – Видишь, тропа разветвляется? Если пойти налево, она выходит на дорогу, ведущую в Риску. Позже мы ею воспользуемся. А сейчас надо найти подходящее место, чтобы поспать. – Он выключил фонарик и зашагал вперед. На развилке повернул направо.

Пока все шло по плану. В Риске, которая была просто деревней, не оказалось даже гостиницы, поэтому мы стали искать стог сена. Еще несколько минут назад нам пришлось бы зажечь фонарик, чтобы его найти, но теперь, когда тропинка перешла в дорогу, вдруг стало достаточно светло, чтобы разглядеть дорожные колеи, и где-то через сто шагов Вульф свернул налево в поле. Стог был странной формы, по времени искать другой у нас не было. Я зашел со стороны, противоположной дороге, встал на колени и начал вытаскивать сено охапками. Вскоре образовалась ниша, достаточно глубокая для Вульфа. Я спросил:

– Не желаете ли поесть, прежде чем отправитесь в свои покои?

– Нет. – Он был мрачен. – Я слишком долго шел.

– Кусок шоколада сделает из вас нового человека.

– Нет. Помоги мне.

Я выпрямился и помог ему снять рюкзак. Вульф снял куртку, нацепил свитер, снова надел куртку и опустился сначала на одно колено, потом на другое и лег плашмя. Залезть в нишу было не так-то просто, потому что стог находился в восьми дюймах от уровня земли. Но в конце концов ему это удалось.

– Я сниму с вас ботики, – предложил я.

– Ни в коем случае. Я никогда не смогу их снова надеть.

– О'кей. Если захотите есть, вызовите горничную. Я начал готовить другую нишу и сделал ее подлиннее, чтобы поместились рюкзаки. Устроившись в ней и высунув голову наружу, я сообщил Вульфу:

– Над албанскими Альпами где-то в десяти милях за долиной на востоке видно розовое зарево. Очень красиво.

Вульф не ответил. Я закрыл глаза. Пели птицы.

7

Впервые взглянув на Черногорию при дневном свете спустя восемь часов, когда я выкатился из ниши, я увидел много интересного. Где-то в десяти милях от места, где я находился, прямо по курсу виднелся острый пик, возвышающийся над другими. Очевидно, это и была гора Лофхен – Черная гора, находившаяся на северо-западе; по солнцу так и выходило. На востоке простиралась широкая зеленая долина, за ней горы, уже на территории Албании. К югу примерно в двадцати ярдах виднелся дом, расположенный среди деревьев. А на юго-западе недвижимый и монолитный, как утес, возлежал Ниро Вульф.

– Доброе утро, – приветствовал я его.

– Который час? – спросил он. Голос его звучал хрипло.

Я взглянул на часы:

– Без двадцати два. Хочется есть и пить.

– Не сомневаюсь. – Он закрыл глаза и снова открыл их. – Арчи.

– Да, сэр.

– Конечно, у меня болят ноги и спина; у меня все болит, но я предполагал, что так и будет, и могу это вынести. Что меня волнует, так это ступни. Нагрузка на них в сто раз больше, чем на твои; они были изнежены за многие годы; боюсь, что я переоценил их возможности. Они, наверное, стерлись, но я пренебрег опасностью, не снял ботинки. Теперь они как мертвые. Мои ноги кончаются у колена. Сомневаюсь, смогу ли я стоять, не то что идти. Ты что-нибудь знаешь о гангрене?

– Нет, сэр.

– Она развивается на конечностях при нарушении артериального и венозного кровообращения; правда, я думаю, что нарушение должно быть длительным.

– Конечно. Восемь часов явно недостаточно. Очень есть хочется.

Он закрыл глаза.