Невеста с миллионами, стр. 69

— Вы затоптали тут все следы! — сердито крикнул он. — Правда, вам и в голову не могло прийти, что здесь могли кого-то тащить волоком! Я отчетливо вижу, что здесь были люди. Вопрос только в том, что они сделали с этим янки: утопили, ударив веслом по голове, когда он плыл мимо, или захватили с собой?

У всех, кто тут находился, пробежал мороз по коже, когда техасец равнодушно, словно размышляя, произнес эти слова.

— Если до утра труп не всплывет, будьте уверены, они прихватили парня с собой, — подытожил он все сказанное ранее.

— Но куда? — воскликнул дон Лотарио. — И с какой целью? Разве вы не поможете нам предотвратить это насилие, если еще не поздно? Разве не хотите отомстить?

— Ну, об этом мы поговорим потом! — ответил техасец. — До утра еще есть время. Если труп не объявится — будем думать, что? можно предпринять и смогу ли я помочь вам.

На этом он умолк. Он потребовал, чтобы его снова отвели в тюрьму, только попросил себе вина или виски, а также разрешения разговаривать со своими сторожами.

Обе просьбы техасца были исполнены.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

I. БЭЙЮ

Рыбак рыбака видит издалека — мошенники и плуты обыкновенно быстро сходятся и легко находят общий язык, и Антонио Йеррес в общем узнал то, что ему требовалось.

Когда Ричард Эверетт, которого в последнее время называли Коннингэмом, вошел в купальню, там было пусто. Он ничуть не удивился, ибо в это время дня большинство колонистов принималось за обед. Он не спеша разделся. Свежий ветерок, дарующий прохладу, нежно играл с его волосами и приятно холодил разгоряченное тело. Остыв, юноша прыгнул в прозрачную воду и с удовольствием принялся плавать, пересекая озеро в разных направлениях. Затем по привычке поплыл к тому месту, где из озера вытекала река, и некоторое время плыл вниз по течению. Вода в реке была очень холодной по сравнению с озерной, поскольку густая листва деревьев по берегам не пропускала ни одного солнечного луча. Купаясь, Ричард заметил троих мужчин, направлявшихся по мостику в сторону Толедо. Расстояние не позволило ему разглядеть их лица. «Кто-то из колонистов», — мелькнуло в голове юноши.

Он доплыл до мостика и повернул назад. Чтобы бороться с течением, которое никак нельзя было назвать спокойным, требовалось не только прилагать значительные усилия, но и проявлять незаурядную ловкость. Ричард уже было достиг того места, откуда совсем недавно начал спускаться по течению, когда вновь увидел тех троих. На этот раз они находились в небольшой лодке, которую на всякий случай держали при купальне, и приближались к нему. Теперь их можно было как следует разглядеть. Один из них, крупный, статный, с длинными темными волосами и бородой, даже показался Ричарду знакомым, должно быть, он где-то видел его, возможно в Нью-Йорке. Так или иначе, это были пришлые люди — всех колонистов Ричард знал в лицо, а эту троицу не мог припомнить. Поэтому вполне естественно, что он, памятуя о предостережениях дона Лотарио, остановился и попытался добраться до берега. Но было слишком поздно. Энергично работая веслами, незнакомцы быстро подплыли к Ричарду и отрезали ему путь. Правый берег реки, где находился Толедо, стал для него теперь недосягаемым.

— Вот ты и попался, мой мальчик! — воскликнул здоровяк. — Только не вздумай поднимать шум, иначе мы тебя отделаем так, что своих не узнаешь!

В тот же миг ему на шею накинули петлю, и лодка повернула к левому берегу. Он почувствовал, как затянулась на его горле веревка, и потерял сознание. Беспамятство продолжалось совсем недолго — три пары крепких рук подхватили его и доставили на берег. Там один из незнакомцев так плотно завязал ему рот, что юноше показалось, будто его стянули железным обручем. Потом его закатали в большое одеяло и завязали верхний и нижний концы. Он был запеленут настолько туго, что не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Перед тем как потерять сознание, он почувствовал: его подняли с земли и быстро потащили. Придя в себя, он первым делом ощутил ужасную головную боль; ему казалось, что он лежит на спине скачущей лошади. Напрасно он пытался пошевелиться — это ему не удалось. Он немного приподнял голову, но это принесло лишь временное облегчение: несмотря на все старания, его тело, лишенное всякой опоры, не имело сил удержать голову, и вскоре она вновь опустилась. Кровь застучала у него в висках. Ричард захрипел — он решил, что настал его последний час. Вдруг он услышал чей-то голос:

— Усадите его! А то он, пожалуй, отдаст концы!

Ему подняли голову и придали телу скорее сидячее, чем лежачее положение. Тяжелый дурман овладел впавшим в отчаяние пленником. Мысли его утратили ясность, начали путаться, в ушах стоял звон. Под влиянием сильнейшего возбуждения и перегрева в теплом одеяле из всех пор его тела выступил обильный пот.

Настал вечер. Лошади перешли на более размеренный аллюр. Иногда, в самых труднопроходимых или опасных местах, всадники спешивались и вели животных под уздцы. С приходом ночи резко похолодало, как всегда бывает в этих жарких краях, если нет теплого ветра, и Ричард почувствовал сильный озноб. Он думал о своей родине, о друзьях, оставшихся в Толедо, и при мысли, что его наверняка считают погибшим, ему сделалось невыразимо больно. Кто позаботится о его освобождении? Все будут уверены, что он утонул, и прекратят поиски. Но еще обиднее было сознавать, что те, кто так любил его, так много сделал для его безопасности, сочтут его мертвым и станут оплакивать. О эти негодяи, похитившие его из Толедо! Удастся ли ему когда-нибудь отомстить за себя?

Сколько времени продолжалась скачка, Ричард не знал. Наконец лошади остановились. Юноша почувствовал, как его сняли с седла и опустили на каменистую землю. Затем услышал, что кто-то развел огонь. Его освободили от ненавистного одеяла и сняли повязку, закрывавшую рот. Юноша вздохнул полной грудью и огляделся. Он увидел, что находится в пещере, где едва хватало места для трех лошадей и нескольких человек. По всему было заметно, что в этой пещере живут не первый день.

— Надеюсь, удирать ты поостережешься, — сказал Ричарду самый рослый из похитителей. — Если попробуешь — получишь пулю, да не одну! Можешь не сомневаться!

— На всякий случай лучше связать ему ноги! — предложил второй.

— Пожалуй, — согласился рослый, и двое других незамедлительно проделали эту операцию, так что Ричард с трудом мог передвигаться. — Нужно дать знать о себе Йерресу, — добавил затем рослый. — Черт знает, куда он запропастился! Ведь вы упрятали парня в кутузку, верно? — обратился он к Ричарду.

— Не тратьте понапрасну время! — ответил тот. — Я ничего вам не скажу!

— Глупости какие! — пробурчал рослый. — Ну все равно, пусть Йеррес знает, где нас искать. Стибби, собирайся, проберешься вниз и оставишь на камне записку!

— А что, если я попаду в лапы этим проклятым парням, капитан? — спросил Стибби.

— Ты ночью видишь как кошка, — рассмеялся тот, кого назвали капитаном. — К тому же ты самый тихий и самый большой трезвенник среди нас. А мне нужно принять свою порцию виски и несколько часов поспать.

Он вырвал из большого блокнота листок бумаги, черкнул несколько строк и вручил Стибби. Тот, не переставая недовольно ворчать, отправился наконец в путь.

Ричард сообразил, что пещера, где они скрывались, находится, по-видимому, недалеко от колонии, иначе не было никакого смысла посылать Стибби. Неужели это убежище оставалось неизвестным для колонистов? Вероятно, так оно и было. Если представится возможность, утром или днем он попытается познакомиться с окрестностями.

— Пора сматываться отсюда, — сказал капитан, отдавая должное содержимому большой бутылки. — Да и то сказать, виски кончается, а здесь на сто миль кругом не найдешь приличного спиртного. На-ка, глотни, мой мальчик! Похоже, тебе не очень-то сладко.

И с этими словами он протянул бутылку Ричарду, который, закутавшись в одеяло, лежал на земле, дрожа от холода. Как ни противно было юноше пить из одной бутылки с этим человеком, как ни отвращал его алкоголь, он принял предложение капитана, дав самому себе слово сделать все возможное, чтобы сохранить здоровье и силы. Смерть ему, видимо, не грозила, по крайней мере сейчас. Значит, мог представиться удобный случай для побега. Поэтому не следовало впадать в отчаяние — нужно было держать ухо востро.