Зачарованный книжник, стр. 66

— Если она решит так распорядиться своей жизнью, — в его тоне явно читался скепсис.

— Что ж, это покажет, насколько успешным было лечение, — предположила Корделия.

— Жизнь за жизнь, — задумчиво проговорил Грегори. — Если Финистер спасет тринадцать человек, не будет ли это означать, что справедливость свершилась?

— Спроси ответ у родных ее жертв, брат!

— Нам сложно решить — заслужила ли Финистер милосердия, — сказала Гвен. — Но, поверьте, еще сложнее ей будет самой простить себя, поверить, что она достойна жизни и любви. Тебе понадобится море терпения, сын мой.

— Я превзойду в терпении самого Иова! — горячо пообещал Грегори.

— Эта девушка была рядом с тобой, пока ты искал (и нашел) свое Место Силы, — напомнила мать. — Наверное, будет правильно, если именно ты будешь спутником и помощником Финистер в ее духовных исканиях.

— Хочется напомнить: у девушки не было выбора относительно компании нашего братца, — не удержался Джеффри. — И я очень сомневаюсь насчет желания помочь.

— Что ж, возможно, ее побуждения и не были самыми добрыми, — согласилась Гвен. — Но уж выбор, в понимании Финистер, у нее точно был! Это мы знаем, что от Грегори не сбежишь, она же была уверена в обратном.

— Что правда, то правда — девица свято верит в свои способности! — заметила Корделия.

— Ей бы так поверить в собственную полезность, — вздохнула Гвендолен и положила руку на плечо своего младшего сына. — Будь мудр и осторожен, сын мой, но не забывай, что у сердца — своя мудрость. Пусть знания и осторожность лишь умеряют голос твоего сердца, но не отменяют его!

— Я буду помнить, — пообещал Грегори.

Гвен поднялась, опираясь на руку Корделии.

— Думаю, нам лучше полететь вместе, — устало сказала она.

— Конечно, мама, но ты держись хорошенько за свою метлу, — Корделия выглядела обеспокоенной.

Они соединили две метлы, чтоб Гвен удобнее было сидеть, и вскоре братья увидели, как обе ведьмы взмыли в предрассветное небо. Джеффри обернулся к младшему брату и как-то беспомощно развел руками.

— Ну что ж, прощай, братишка. Удачи тебе!

— И тебе тоже, — улыбнулся Грегори.

Джеффри затянул прощальное рукопожатие, пытливо глядя ему в глаза. Возможно, перед глазами у него стоял двухлетний карапуз, ковылявший когда-то за ним.

— Помни, брат, терпение — это все, — убежденно сказал он. — Терпение и изобретательность, и ты будешь вознагражден. Оно того стоит!

— Будь уверен: твои уроки не пройдут даром, — Грегори понимал, что речь шла не только об искусстве любви. — Благодарю тебя, брат.

— Ну что ж, тогда прощай! Будь осторожен — не забывай прикрываться слева и пробуй любую монету на зуб! — Джеффри сделал пару шагов назад, расправил плечи и вдруг исчез с громким хлопком.

Грегори остался на месте, глядя на место, где пару мгновений стоял его брат. Мозг его напряженно работал, обдумывая и взвешивая сложившуюся ситуацию. Затем он перевел взгляд на женщину, лежавшую у его ног. Он медленно опустился на колени, взял ее за руку и приготовился ждать до рассвета. Он ждал ее пробуждения.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

В темные глубины ее сна пробилась радостная песня жаворонка, возвещающая рассвет. Она зацепила Финистер и повлекла за собой наружу, из спасительного беспамятства. Девушка сопротивлялась, не желая подчиняться чужой воле. Но затем вспомнила, что ведь она — Алуэтта, тоже жаворонок. Маленькая тезка своим пением пыталась пробудить ее к жизни!

И тогда она стала медленно подниматься из пучин забытья. Лежа с закрытыми глазами, еще не восстановив связи с действительностью, девушка отчаянно цеплялась за остатки сна, хотя уже понимала бесполезность борьбы. Нехотя, с большим сожалением она открыла глаза.

Рассветные лучи отзывались болью в воспаленных глазах. Финистер прищурилась и попыталась разглядеть в небе утреннего певца, нарушившего ее сон. Это ей не удалось, вместо того взгляд наткнулся на юношу, совсем молодого, почти мальчишку — ее объект! Человека, которого следовало убить или поработить.

Чувство раскаяния внезапно охватило Финистер, навернувшаяся на глаза влага затуманила зрение, превращая лицо юноши в размытое белое пятно. Она сердито попыталась сморгнуть непрошеные слезы — вот еще, глупость какая! Именно теперь, когда ей необходима ясная и четкая картина мира! В душе царил совершеннейший разброд. Девушка твердо знала: отныне она не станет покушаться на жизнь людей, не представляющих непосредственной угрозы для нее самой. А может, и вообще никогда…

В следующий момент Финистер обнаружила, что сидит и заботливая рука поддерживает ее, обнимая за плечи. Это прикосновение почему-то мешало, и она подалась немного вперед, стараясь высвободиться из тревожащих объятий. Испытующе поглядев в глаза юноши, она увидела там участие и тревогу. «Бедняжка! Он все еще под действием чар», — подумала Финистер и попыталась избавить его от плена своей проецирующей магии.

Однако выражение глаз Грегори не изменилось, а рука зависла в дюйме от ее спины.

Финистер встревожилась. Неужели чары были так сильны, что даже она сама не могла с ними справиться?

Затем в душе ее проснулся привычный циник и шепнул: да нет, конечно же, эта тревога не имеет никакого отношения к ней. Скорее всего, юноша переживает за кого-то из своих близких. В конце концов, он так долго демонстрировал полное равнодушие к ухищрениям Финистер. Лишь в последнем объятии неожиданно и мощно выплеснулась его страсть, которую ведьма решила использовать в своих целях…

Девушка вздрогнула — воспоминание о неудавшейся попытке убийства было болезненным. Однако изгнать его не удалось, напротив, одно воспоминание потянуло за собой другие: вереница мертвецов прошла перед ее мысленным взором. Это оказалось столь невыносимым, что горькие и жгучие слезы неожиданно хлынули из глаз. Такая внезапность ошеломила Финистер.

Грегори снова привлек ее к себе на грудь.

— Ничего, ничего, это всего-навсего слезы, — бормотал он. — Естественное выражение чувств, переполняющих ваше сердце. Не сдерживайте их!

Его голос звучал так нежно и убедительно, что на мгновение Финистер поверила и затихла в объятьях. Но потом она вспомнила, кто этот человек. Ее предполагаемая жертва! Осознание данного факта заставило ведьму оцепенеть, а затем с новой силой оттолкнуть юношу, одновременно смахивая незваные слезы. Чувство вины навалилось тяжким грузом, и сознание Финистер лихорадочно заметалось в поисках какой-нибудь лазейки.

Хоть что-нибудь! Любая мысль, которая позволила бы ей справиться с этим ужасным грузом — и с совершенно невыносимым сочувствием в глазах Грегори!

— Та добрая леди, — прошептала она, — женщина, что сопровождала меня в моих снах. Где она?

— Не знаю наверняка, ведь меня там не было, — ответил юноша. — Но думаю, это моя мать, леди Гвендолен. Ведь именно она сидела все время рядом с тобой и трудилась над изломами твоего ума и сердца.

— Леди Гвендолен! — в ужасе вскричала Алуэтта. — Мой враг и жена моего врага! Мать тех, кого я собиралась безжалостно убить! Твоя мать!

— Именно так, — кивнул головой Грегори. — Она была той, кто разглядел твою истинную ценность, и немало потрудилась, чтобы, несмотря ни на что, освободить тебя!

Слезы брызнули с новой силой, Алуэтта сердито отстранилась, когда Грегори хотел обнять ее и успокоить.

Как она могла выслушивать утешения человека, которого совсем недавно хотела убить? Можно ли принимать исцеление от женщины, чьих детей она собиралась умертвить или кастрировать?

Былая изворотливость помогла Финистер подыскать необходимые доводы.

— Это ради тебя она пыталась меня спасти! — запальчиво выкрикнула девушка. — Твое, а не ее желание стало причиной лечения!

— Отчасти ты права, — согласился Грегори. — Но она никогда бы не согласилась видеть своего сына жертвой femme fatale [10]. Поверь, моя мать даже не стала бы браться за этот труд, если б не видела те запасы доброты, что похоронены в тебе.