Темная Башня, стр. 130

— Все у меня хорошо, Марлоу, — отвечает он. — Держусь. А как ты?

Марлоу (иногда известный, как «Ваша мордатость») в ответ покачивает скованной артритом «кормой».

«„Снова вы“, — вот что я ему сказал. А он спросил: „Ты меня вспомнил?“ А может, просто сказал: „Ты вспомнил меня“. Я сказал ему, что хочу пить. Он ответил, что воды у него нет, что он сожалеет, а я обозвал его лжецом. И правильно обозвал, потому что нисколько он не сожалел. Плевать он хотел на то, что мне хотелось пить, потому что Джейк умер, и он пытался возложить вину на меня, этот сукин сын пытался обвинить в смерти мальчика меня…»

— Но в действительности ничего этого не произошло, — говорит Кинг, наблюдая, как Марлоу возвращается на кухню, где может вновь проверить, есть ли в его миске вода, прежде чем улечься вздремнуть. А днем он спит на удивление долго. Кроме них двоих, дома никого нет, а в таких случаях писатель часто разговаривает сам с собой вслух. — Я хочу сказать, ты это знаешь, не так ли? Знаешь, что в действительности ничего этого не было.

Он полагает, что знает, но такая вот смерть Джейка на удивление странная. Джейк присутствует во всех его черновых набросках, и в этом нет ничего удивительного. Потому что Джейк должен был оставаться на страницах книги почти что до самого конца. Все они должны были оставаться. Разумеется, автор не может полностью контролировать ни одну историю, за исключением плохой, которая заканчивается ПВБ, [163] но чтобы история вышла из-под контроля до такой степени… это нелепо. И больше напоминает наблюдение за происходящим со стороны (или слушание песни), чем написание выдуманной истории.

Он решает, что приготовит себе на ленч сандвич с ореховым маслом и желе и забудет обо всем этом до завтрашнего дня. Вечером он собирается посмотреть новый фильм Клинта Иствуда «Кровавая работа», и рад тому, что может куда-то поехать, заняться чем-то еще. Завтра он вернется за стол, и какие-то моменты из фильма, возможно, попадут в книгу… сомнений тут быть не может, сам Роланд частично списан с Клинта Иствуда, каким тот предстал в трилогии Серджио Леоне «Человек без имени». [164]

И… раз уж разговор пошел о книгах.

На кофейном столике лежит книга, которую этим утром привез из его офиса в Бангоре курьер «ФедЭкс»: [165] «Полное собрание поэтических сочинений» Роберта Браунинга. В книге, конечно же, есть и «Чайльд-Роланд дошел до Темной Башни», эпическая поэма, которая лежит в основе длинной (и утомительной для глаз) истории Кинга. Внезапно в голову писателя приходит идея, от которой выражение его лица меняется, ему едва удается сдержать смех. Марлоу словно читает чувства писателя, как открытую книгу (и, возможно, это ему под силу, Кинг всегда подозревал, что собаки — сравнительно недавние эмигранты из страны Эмпатика, где каждый знает, что чувствуют другие [166]), потому что улыбка на его морде становится шире.

— Одно место для этой поэмы, старина, — говорит Кинг и бросает книгу обратно на кофейный столик. Это большой том, так что приземляется он с грохотом. — Одно и только одно. — Потом писатель откидывается на спинку кресла и закрывает глаза. Посижу здесь минутку-другую, — думает он, зная, что морочит себе голову, зная, что наверняка задремлет. Так и происходит.

Часть 4

Белые земли Эмпатики

Дандело

Глава 1

Тварь под замком

Они действительно нашли довольно-таки большую кухню и примыкающую к ней кладовую на наземном уровне Экспериментальной станции 16-го сектора Дуги, и недалеко от лазарета. Они нашли и кое-что еще: кабинет сэя Ричарда П. Сейра, когда-то возглавлявшего оперативную службу Алого Короля, но теперь перебравшегося на пустошь в конце тропы, спасибо быстрой правой руке Сюзанны Дин. На столе Сейра лежали на удивление полные досье всех четырех членов ка-тета. Их уничтожили с помощью бумагорезальной машины. На фотографии Джейка и Эдди в этих досье они не могли смотреть без боли. Воспоминания были куда как лучше.

На стене кабинета Сейра висели в рамах две картины маслом. Одна изображала сильного и симпатичного мальчика. Без рубашки, босиком, с взъерошенными волосами, улыбающегося, одетого только в джинсы и с самодельной плечевой кобурой. Возрастом он не отличался от Джейка. В картине было что-то, пожалуй, неприятно-чувственное. Сюзанна подумала, что художник, сэй Сейр, а может, они оба, принадлежали к банде Лавандового холма. Так в Виллидж [167] иногда называли гомосексуалистов. У мальчика были черные волосы, синие глаза, алые губы.

Незажившая рана на боку и родимое пятно на левой пятке цветом не отличались от губ. Перед ним лежала мертвая белоснежная лошадь. Кровь виднелась на ее оскаленных зубах. Левая нога мальчика, с отметиной на пятке, стояла на боку лошади, губы изгибались в торжествующей улыбке.

— Это Лламри, лошадь Артура Эльдского, — пояснил Роланд. — Ее изображали на всех знаменах, с которыми воины Гилеада шли в бой. Образ этот считался сигулом всего Внутреннего мира.

— Значит, согласно картине, Алый Король победит? — спросила она. — Или если не он, то Мордред, его сын?

Роланд вскинул брови.

— Благодаря Джону Фарсону люди Алого Короля давным-давно покорили земли Внутреннего мира. — И тут же он улыбнулся. И эта ослепительная улыбка настолько отличалась от обычного выражения его лица, что у Сюзанны голова едва не пошла кругом. — Но мы победили в единственной битве, которая действительно имеет значение. Так что на этой картине изображена всего лишь чья-то желанная мечта. — А потом, со свирепостью, которая удивила ее, Роланд кулаком разбил стекло и, схватившись за холст, дернул его, разорвав до середины. Сюзанна остановила его, прежде чем Роланд успел разорвать картину на мелкие клочки, что он, несомненно, собирался сделать. Указала на нижнюю часть холста. Точнее, на написанные маленькими, но каллиграфическими буквами имя и фамилию художника: Патрик Дэнвилл.

Вторая картина изображала Темную Башню, черный цилиндр, сужающийся кверху. Возвышалась Башня на дальнем конце Кан’-Ка Ноу Рей, поля роз. В их снах Темная Башня казалась выше самого высокого небоскреба Нью-Йорка (для Сюзанны это был Эмпайр-стейт-билдинг [168]). На картине она выглядела не выше шестисот футов, но это нисколько не умаляло ее увиденной во снах величественности. Узкие окна по спиралям поднимались все выше и выше, точно так же, как и в их снах. На вершине виднелся консольный эркер с цветными стеклами, и каждый цвет, Роланд это точно знал, соответствовал одному из цветов Колдовской радуги. В самом центре эркера было кольцо, такое же розовое, как и шар, оставленный в свое время на хранение некой ведьме по имени Риа. А уж его эбонитовая середина полностью соотносилась с цветом Черного Тринадцатого.

— Комната за окном — та самая, куда я хочу подняться. — Роланд постучал по стеклу, прикрывающему холст от пыли. — Именно там закончится мой поход. — Голос осип, в нем слышалось благоговение. — Эту картину нарисовали не по воспоминаниям от сна, Сюзанна. Кажется, что ты можешь проверить на ощупь шероховатость каждого кирпичика. Ты согласна?

— Да. — Сказать что-либо еще она не могла. От одного только взгляда на картину, которая висела на стене кабинета покинувшего этот мир Сейра, у Сюзанны перехватило дыхание. Внезапно все стало возможным. Вот она, конечная цель их долгого похода, у нее перед глазами.

— Человек, который нарисовал эту картину, наверняка побывал там. — Роланд задумчиво смотрел на картину. — Возможно, его мольберт стоял среди этих роз.