Волшебник не в своем уме, стр. 4

— Дилетанты, — сварливо пробурчал Магнус. — Они не способны предвидеть результатов собственной деятельности. Косноязычные, неуклюжие...

— Но с благими намерениями, — напомнил ему Геркаймер.

— Ладно тебе, уж мы-то с тобой знаем, куда ведет дорога, вымощенная благими намерениями. И что, АППИС развернула деятельность на всей планете или только на Талипоне?

— Прежде всего на Талипоне, с надеждой на то, что затем идеи распространятся по всей планете через посредство распропагандированных купцов и моряков торгового флота.

— Что ж, по крайней мере одна мысль у них верна — самая очевидная. Пожалуй, можно было бы поразмыслить над тем, как я мог бы немного подпортить их работу в неофициальном духе. По крайней мере, если уж там заправляет АППИС, большего вреда, чем они, я уж точно планете не причиню.

— Согласен, — отозвался Геркаймер. — Ну и какие у тебя мысли насчет внедрения?

Магнус приобрел задумчивый вид.

— Учитывая, что феодальные титулы передаются по наследству, я так думаю, самое лучшее будет, если я выберу прежнюю легенду и явлюсь под видом вольнонаемного воина.

— Тогда ты уж точно сумеешь проникнуть в любой город, в какой только пожелаешь.

— Ну, насчет «проникнуть»... Я бы не стал это так называть.

Геркаймер никак на это не отреагировал.

— И псевдоним тоже прежний оставишь?

— «Гар Пайк»? Да, можно, пожалуй, на нем остановиться. — Магнус поджал губы. — Но появляться прямо на Талипоне мне вряд ли стоит. Мне бы лучше приземлиться на материке, в одном из менее развитых царств, чтобы затем отправиться на остров более или менее естественным путем.

— Да, так бы ты мог избежать подозрений АППИСа, — согласился Геркаймер. — В конце концов среди талипонцев ты бы очень выделялся.

— Правда? — нахмурился Магнус. — Почему? Ты ведь обучишь меня их языку, верно?

— Обучу, само собой, но беда в том, что средний рост талипонцев пять с половиной футов.

А Магнус был ростом в семь.

Глава 1

Старик Антонио указал вперед и что-то крикнул. Молодой Джанни Браккалезе посмотрел в ту сторону, куда указывал старик, увидел впереди столб черного дыма, и сердце у него екнуло.

Всего-то пару минут назад Джанни сунул руку за ворот камзола, всей душой мечтая о том, чтобы можно было снять эту неудобную и жаркую одежду. Солнце к полудню немилосердно раскалило поля, а теперь, ближе к вечеру, ветерок стих, и единственным, что двигалось, был пот, стекавший со лба Джанни. О, если бы они только не были так близко от Аччеры! Конечно, не такой уж большой это был город, но все же у двоих местных купцов всегда можно было купить вдоволь зерна и хлопка, за которые потом удавалось выручить немало денег дома, в Пироджии. У купцов этих имелись и красивые камни — орцаны, из которых получилось бы чудесное ожерелье для любой девушки, на какую бы ни положил глаз Джанни. Потому он понимал, что не может посрамить отца, появившись в городке раздетым до пояса, какая бы ни стояла жарища. Он корил себя за то, что не додумался снять камзол до полудня, когда только начало припекать, но ведь он впервые вез товары в город в разгар лета, да если на то пошло, он и вообще впервые вез товары в город! После Дня Всех Святых Джанни исполнилось двадцать, и отец повысил его в должности — сделал настоящим торговцем. Джанни так мечтал блеснуть в новом платье, а теперь — на тебе!

Он смотрел на облако дыма, чувствуя, как противно сосет под ложечкой от страха. Такой дым мог объясняться одной-единственной причиной: в городе был пожар.

— Скорее! — крикнул он Антонио. — Быть может, мы поспеем вовремя и сможем кого-нибудь спасти!

Старик Антонио скривился, но все же послушно велел возницам погонять мулов. Джанни ощутил прилив благодарности к старику. Он нисколько не сомневался в том, что отец велел Антонио приглядывать за ним на первых порах и обучать искусству торговли. Возницы и стражники вели себя с Джанни учтиво, но ни для кого не было секретом, кто на самом деле главный в караване. Правда, с каждой очередной поездкой Джанни задавал все меньше вопросов, становился все более уверен в отдаваемых распоряжениях и более ловко торговался. Он даже сумел неплохо зарекомендовать себя в двух небольших стычках с разбойниками.

Но теперь... Теперь предстояло нечто совсем иное! Одно дело — разбойники, нападающие на торговый караван, а совсем другое — разбойники, отважившиеся напасть на город! Ну да, что верно, то верно — не таким уж большим и богатым городом была Аччера, ведь она стояла так далеко от берега моря на совсем маленькой речушке, но все-таки ее окружала стена, и ее жители знали, как пользоваться арбалетами — знали не хуже других!

Но почему Джанни думал о горожанах так, словно их уже не было в живых?

Он скакал верхом, время от времени в тревоге поглядывая на мулов, навьюченных товарами отца. Возницы поторапливали животных негромкими окриками, боясь шуметь больше, чем нужно. У Джанни похолодело в груди при мысли о том, почему возницы так себя ведут. Что бы за разбойники ни подожгли город, они могли находиться где-то поблизости — быть может, даже в самой Аччере! Джанни проверил, легко ли вынимается из ножен меч, снял арбалет с крючка на седле. Пусть он был новичком в торговых делах, но зато оружием владел на славу. Это было необходимо любому торговцу в стране, где разница между торговцем и воином была не так уж велика — просто каждый был волен выбирать, чем зарабатывать на хлеб.

Линия на горизонте постепенно превратилась в стены Аччеры, а в стене была брешь! Казалось, будто великан вырвал кусок из стены огромными зубами — великан, которому не было дела до несчастных, валявшихся вокруг дыры. Некоторые трупы лежали, перевалившись через разлом, их онемевшие пальцы все еще сжимали копья. Джанни придержал коня, поднял руку, дав знак своим людям, и весь караван замедлил ход. Нет, здесь похозяйничали не оголодавшие крестьяне, явившиеся в город за куском хлеба, — здесь поработали мастера своего дела. Кондотьеры.

Мулы протестующе заржали, почуяв кровь, но возницы погнали их вперед — они знали толк в этом деле. Вскоре они, соблюдая предельную осторожность, преодолели пролом в городской стене. Джанни бросил взгляд на погибших жителей Аччеры и тут же отвел глаза, не в силах смотреть. До сих пор ему лишь раз довелось видеть мертвецов, когда Пироджии пришлось драться с обитателями соседнего города Любеллы из-за того, что пироджийский граф вздумал обвинить любеллийского купца в совращении его дочери. Дрались недолго — ровно столько, сколько требовалось для того, чтобы удовлетворить оскорбленное самолюбие графа. При этом погибло двенадцать человек, и все ради того, чтобы оправдать беременность высокородной распутницы. Джанни до сих пор гадал, кто же был ее любовником на самом деле.

Караван медленно ехал по главной городской улице, между стоявшими по обе стороны глинобитными, выкрашенными бежевой краской домами под красной черепицей. Торговцы опасливо оглядывались по сторонам, держа наготове арбалеты. Из-за одного занавешенного окошка послышался плач, и Джанни тут же захотелось найти того, кто плакал, утешить и ободрить, но он понимал, что делать этого ни в коем случае нельзя — сейчас, когда где угодно могли затаиться враги. Потом он увидел мертвую женщину — юбка была задрана выше талии, а лиф разодран, увидел лужу крови, и ему сразу расхотелось спешить и утешать кого-то — он понял, что не найдет нужных для утешения слов.

Они ехали по городу, вздрагивая от каждого звука. Джанни видел разбитые двери и ставни, но ни один дом не горел. У него возникло нехорошее подозрение относительно того, где именно он увидит пожар, и сердце его болезненно сжалось.

Что-то шевельнулось в тени, и с полдюжины арбалетов тут же развернулось в ту сторону, но это оказался всего-навсего старик. Он опирался на клюку, лицо его было искажено страданием.

— Не бойтесь, господа торговцы, — сказал он. — Мерзавцы ушли.

Джанни нахмурился, подавив желание выругать старика. С рассеченной брови того стекала струйка крови — это означало, что ему досталось в сражении, а огромный кровоподтек на левой щеке свидетельствовал о том, что, даже будучи калекой, он храбро бился, защищая свое семейство — бился, покуда были силы.