Собрание сочинений в 10 томах. Том 5, стр. 114

Скиталец не стал более ждать, выхватил меч и бросился за ними с криком, похожим на крик морского орла. Меч его летал вправо и влево, поражая всех на своем пути. Многие упали, другие бросились за борт, только капитан корабля, понимая, что все потеряно, повернулся и бросил копье в лицо Скитальца. Копье воткнулось в золотой шлем и слегка задело голову. Скиталец прыгнул на капитана и ударил его рукояткой меча с такой силой, что тот упал без чувств, затем связал ему руки и ноги и привязал к железному крюку. После этого он подошел к человеку, беспомощно висевшему на мачте.

— Что поделываешь, друг? — кричал насмешливо Скиталец. — Ты желаешь остаться со мной, а не хочешь уйти с товарищами? Оставайся же там и смотри на устье реки и на рынок, где ты хотел продать меня за хорошие деньги!

Но несчастный матрос уже умер от страха и страданий. Скиталец, расстегнув свое золотое вооружение, снял его, достал свежей воды, чтобы помыться, золотой гребенкой причесал свои длинные темные локоны и собрал все стрелы, воткнувшиеся в тела врагов, обратно в колчан. После этого он снова надел доспехи, но, несмотря на свою силу, не мог вытащить обломок копья из золотого шлема. Подкрепившись пищей и выпив вина, он совершил возлияние богам и избавился от огромного камня, к которому был привязан корабль, затем взялся за руль и при свежем северном ветре направился к южному рукаву Нила.

IV. Кровавое море

Теперь и Скиталец почувствовал себя усталым. Солнце стояло высоко на небе. Корабль быстро несся вперед. Но вдруг небо потемнело, и воздух наполнился шумом и шелестом бесчисленных крыльев. Казалось, что все птицы, жившие в этой стране, слетелись сюда и неслись над морем, крича и галдя на разные лады.

В темной массе птиц выделялись белоснежные лебеди. При виде их Скиталец схватил свой лук и пустил стрелу. Одна из птиц камнем упала в воду позади корабля.

Скиталец увидел, что — о ужас! — вода вокруг раненого лебедя покраснела, как кровь. Серебристые крылья и белоснежные перья птицы покрылись красными пятнами. Скиталец с удивлением заметил, что красная пена плыла с юга, от устьев Нила, что позади корабля вода приняла кроваво-красный цвет. Он подумал, что на берегах Нила была какая-то битва, что бог войны разгневался и окрасил кровью священную реку и море. Но где была война, туда рвалось его сердце, и он направился прямо к устью реки.

Было два часа пополудни, солнце ослепительно сияло на небе, как вдруг произошло что-то неожиданное. Солнце сделалось кроваво-красным и окуталось туманом, черным, как ночь. На юге стояло черное облако, похожее на гору, окаймленное огненным сиянием. Никогда во всю свою жизнь, за время всех своих странствований Одиссей не видел такого мрака. Он не мог различить ни корпуса, ни мачты своего корабля, ни мертвого человека на палубе, ни капитана, громко стонавшего внизу и призывавшего богов. Только впереди корабля, на горизонте, виднелся просвет голубого неба да маленький остров, где он убил сидонских купцов, белел вдали, словно сделанный из слоновой кости.

На севере, откуда он плыл, синело ясное небо, виднелись высокие вершины гор, белели храмы богов. А на юге, куда он направлялся, стояла мрачная туча и царила темнота. Он знал, что там будет война людей и богов, что он найдет там последние объятия любви.

Забывая о предстоящих опасностях, Скиталец рвался вперед: он не знал страха, будучи из тех людей, которые не сворачивают с намеченного пути. Он пошел к алтарю богов, где еще дымилось курение, своим мечом расколол несколько стрел и рукояток в мелкие щепки, положил их в жаровню и поджег. Огонь ярко вспыхнул и озарил лица мертвых людей, лежавших на палубе.

Это было самое страшное путешествие в его жизни, в обществе мертвецов, среди непроглядной темноты. Ветер дул порывами. Наступила какая-то безрассветная ночь. Но на сердце его было легко, ему казалось, что он стал снова мальчиком. Забылись все печали, когда он осушил кубок с напитком богини и упился наслаждением битвы. Он схватил лиру мертвого сидонца и запел торжествующую песнь.

Хотя свет солнца погас во мраке.

Хотя народ мой исчез с лица земли.

Хотя я плыву по священному морю

Навстречу золотым лучам солнца.

Хотя я одинок и никому не известен,

Сердце мое, терпи, не страшись!…

Пока он пел, в темноте появился красноватый свет, и корабль помчался к этому свету. Скоро Скиталец увидел два столба пламени, которые вблизи оказались огромными горами, с узким промежутком между ними. Корабль прошел между горами и приблизился к видневшейся за ними гавани. Одиссей увидел огни на лодках, и моряк с одной из них заговорил с ним на египетском языке, спрашивая, нужен ли ему лоцман, чтобы провести корабль в гавань.

— Да, да! — воскликнул Одиссей.

Лодка пошла к кораблю. Лоцман поднялся на борт, держа факел в руке. Когда его взгляд упал на мертвого человека, на капитана, привязанного к железному крюку, на золотое вооружение героя, на его лицо, он в ужасе отступил назад, думая, что сам бог Осирис на корабле Смерти явился в Египет. Но Скиталец просил его не бояться, говоря, что он приехал с богатым грузом и с драгоценными дарами фараону. Лоцман скрепя сердце принялся за дело, и вскоре корабль проскользнул в тихую гавань великой египетской реки. Затем по совету лоцмана он был направлен к храму Оракула в Танисе — верному убежищу чужеземцев, где ничто не могло потревожить их. Но сначала нужно было выбросить мертвых сидонцев за борт, так как египтяне ненавидят трупы. Один за другим мертвецы полетели в воду. Отвратительное зрелище!

В воде кишели огромные, чудовищные рыбы, набросившиеся на мертвые тела. Страшно было видеть, как они бросились на добычу, хватали ее и разрывали на куски в непроглядном мраке, при отблеске далекого огня. Казалось, это была страшная река смерти, обитаемая чудовищами и всеми ужасами Аида. В первый раз в жизни сердце Скитальца замерло от страха. Он вспомнил, что даже птицы в испуге летели прочь отсюда…

Когда мертвецы были выброшены, Одиссей, совсем измученный, заговорил с лоцманом, спрашивая его, отчего вода в море сделалась красной, была ли война в стране и везде ли царит такая темнота, как здесь. Тот ответил, что войны нет, все мирно и тихо, но страна переполнена лягушками, змеями и ящерицами, что целых три дня вода священной реки Сихор окрашена в кроваво-красный цвет, и мрак распространился над всей страной. Однако причины всех этих ужасов лоцман не знал.

Народ толковал, что боги разгневались на Кемет, но за что — никто не мог сказать. Очевидно было, что божественная Хатхор, богиня любви, разгневалась на поклонение, воздаваемое в Танисе другой богине или женщине поразительной красоты. Лоцман добавил, что она появилась в стране несколько лет тому назад неизвестно откуда, была почитаема как богиня и исчезла так же таинственно, как появилась. Теперь она видима всем людям и обитает в своем храме. Люди поклоняются ее дивной красоте и чтут ее как богиню. Была ли она богиней или смертной женщиной, лоцман не знал, но богиня любви разгневалась на нее и послала на землю мрак и гадов.

Народ, живший по берегам моря, роптал и говорил, что надо просить чужеземную Хатхор уйти из страны, если она действительно богиня, или побить каменьями, если она смертная женщина. Но обитатели Таниса клялись, что лучше умрут все до одного, чем позволят оскорбить несравненную красоту своей богини. Некоторые уверяли, что колдуны, пришедшие сюда из пустыни и поселившиеся в Танисе, которых называли апура, причинили все эти бедствия своим колдовством. «Кстати, — добавил лоцман, — эти варвары гораздо умнее и могущественнее всех египетских жрецов».

Рассказ лоцмана был краток. В это время темнота немного рассеялась, и туча поднялась, так что зеленые берега реки открылись взору Одиссея. Мрак исчез, и яркий полдень засиял над страной Кемет. Шум и звуки жизни донеслись из города: мычание скота, шелест листвы пальм, всплески рыбы в ручье, голоса людей, перекликавшихся на берегах, и гул толпы в храме великого бога Ра, повелителя Солнца.