Мудрец, стр. 40

— Теперь — вдоль склона, — бодро проговорил Миротворец. — Держись за веревку и будь осторожен, отпускай ее не спеша.

— Буду очень осторожен, — буркнул Кьюлаэра. И начал спуск по отвесному склону. Его сердце стучало дюжиной кузнечных молотов. Хорошее настроение Миротворца могло быть добрым знаком, но Кьюлаэра вспомнил только что произнесенные суровые слова и сглотнул подступивший к горлу комок. Он смело глянул вверх, хотя видел там только изумленное лицо свесившегося с края утеса Йокота. Его немного удивило, что гном, наблюдающий за его стараниями, не выглядел радостным, на самом деле он казался искренне обеспокоенным. С чего бы это?

— Слишком быстро! — крикнул старик, и верно, веревка ожгла ладонь. Как старый злодей мог это узнать, даже не посмотрев вниз?

Кьюлаэра стал двигаться еще медленнее, хотя больше всего на свете ему хотелось, чтобы этот ужасный спуск завершился как можно скорее.

— Осталось всего несколько ярдов! — крикнул ему Йокот. Кьюлаэра чуть вовсе не размяк от облегчения, и все-таки, зачем гном ему помогает, пусть даже советами? Он отчаянно вцепился в веревку, потихоньку отпуская ее из рук, и шаг за шагом двигался по склону. Наконец, вытянув ногу, он коснулся горизонтальной поверхности. Не в силах в это поверить, Кьюлаэра опустил обе ноги, стравил еще полфута веревки — и почувствовал, что она ослабла. Он отогнал волну ужаса, нахлынувшую на него, и потопал ногами, чтобы убедиться, что опора надежна. Только потом он наконец посмотрел вниз и увидел под ногами твердый камень.

— Отвязывай веревку! — Голос Миротворца издалека казался тонким.

А если Кьюлаэра не отвяжет?

Они окажутся в ловушке, а он сможет сбежать, спускаясь по выступам склона! Амулет ударил по шее холодом, но Кьюлаэра продолжал быстро обдумывать свою затею. Он не сможет сбежать, не бросив веревку, но ее можно привязать к крупному валуну, если бы удалось такой отыскать...

Ну да, а Миротворец спустится и достанет его своим треклятым посохом. Кьюлаэра с досадой вздохнул и отвязал веревку. По крайней мере старик вроде бы благосклонен к нему сегодня, и вряд ли стоит делать что-то такое, из-за чего его благосклонность стала бы меньше. Он стоял, ждал и смотрел и на свесившиеся с утеса ноги Йокота, который обмотался веревкой в точности так же, как до него Кьюлаэра. Гном пополз по отвесному склону, как улитка, а может, Кьюлаэра и сам полз так же медленно? Он задумался.

Вдруг он понял, что недолго пробудет с гномом наедине. Что мешает ему сбросить человечка с обрыва? Сердце подпрыгнуло от этой мысли, но амулет остудил шею, и распространяющееся по телу онемение напомнило ему о магии Йокота. Да, Йокот новичок в шаманстве, как сказал Миротворец, но все же он был способен противостоять напору и мышцам Кьюлаэры. Но какая уж тут магия, когда гном будет лететь навстречу смерти...

А вдруг все же сумеет что-то сделать, чтобы спасти свою жизнь?

Тогда сумеет и отомстить — это будет еще хуже, потому что и когда заклинания Йокота взлетят наверх, то сверху обрушится кара Миротворца. «Вряд ли он меня убьет, — подумал Кьюлаэра, — раз заявляет, что я ему нужен для каких-то там его гнусных целей, но наверняка будет очень больно». Не то чтобы он был против легкой боли или не мог долго переносить ее, если в итоге можно было победить, но сражающийся Миротворец неизбежно побеждал, так что какой смысл терпеть боль?

Кьюлаэра с досадой вскинул руки и схватил Йокота за пояс. Его снедало желание швырнуть человечка в пропасть, но к тому времени, как гном отвязал веревку, оно было подавлено боязнью наказания от старика. Кьюлаэра вздохнул и опустил гнома на уступ.

Йокот поднял глаза и медленно проговорил:

— Спасибо, Кьюлаэра.

Благодарность удивила Кьюлаэру — с тех пор как ему исполнилось двенадцать и он перестал верить людским словам, его еще никто не благодарил! Охваченный былым гневом, он зарычал:

— Разве у меня был выбор?

— Да... — протянул гном, — ты мог постоять в стороне и дать мне самому опуститься на уступ, хотя, признаю, я испытал невероятное облегчение, почувствовав, что ты меня поддерживаешь.

— Да, я мог бы этого и не делать, — согласился Кьюлаэра и подивился, что ему самому это не пришло в голову.

Йокот задержал взгляд на какое-то время и отвернулся к отвесному склону.

— Кто следующий?

Китишейн. Посмотрев на нее снизу, Кьюлаэра понял, что у него еще остались кое-какие радости в жизни. Хоть эта женщина и была одета в штаны, она все-таки оставалась очень привлекательной; ее ботинки были туго зашнурованы и имели весьма изящный вид. Кьюлаэра размечтался, но злой укус амулета заставил его одуматься — холодный укус ошейника и опасная близость ног Китишейн, спускающейся по склону Кьюлаэра улыбнулся и поднял руки, чтобы взять ее за талию, но Китишейн одернула его:

— Я спущусь сама, спасибо.

— Как пожелаешь, — постарался придать голосу равнодушие Кьюлаэра и отошел в сторону.

Став на уступ, покрасневшая Китишейн гордо удалилась. Гордо удаляться тут было нелегко, поскольку места для этого хватило лишь на два шага, но Китишейн это все же сделала. Когда Кьюлаэра снова глянул вверх, она воскликнула:

— Как ты смеешь смотреть!

— Я должен ее поймать, если она упадет, — огрызнулся Кьюлаэра. — Как бы я смог это сделать, интересно, не глядя?

Лицо Китишейн стало еще суровее, но она промолчала.

На самом деле ничего особенно приятного в том, чтобы следить за тем, как спускается по веревке девушка-гном, не было. На ней было столько нижних юбок, что никто не смог бы разглядеть форму ее ног, только лишь ступни — а Кьюлаэра, глядя на такую кроху, не мог ощутить что-либо большее, чем легкие волны желания, пробуждающие воспоминания, пугающие, хотя он был уже взрослым человеком и давно перерос убитого им когда-то насильника.

Сверху донеслось жалобное поскуливание Луа, и Кьюлаэра почувствовал одновременно и раздражение, и жалость. Раздражение было естественнее жалости, но все-таки он потянулся и схватил Луа за талию, когда она оказалась ниже. Она вздрогнула, вскрикнула, выпустила из рук веревку и снова в ужасе закричала.