Маг-целитель, стр. 69

Глава 20

Но тут до меня дошло:

— Дело ведь не только в королеве, верно? Ведь может получиться так, что ее преемник не станет лучшим правителем? Значит, от нового короля — никакого толка, если только он не изменит саму систему правления. Страна точно так же хорошо или так же плохо может управляться сама, безо всякого короля!

— Тамошняя властительница повсюду разместила чиновников и шерифов, — подтвердил Король-Паук.

Я нахмурился. Как же сорвать с лица этого человека маску бесстрастности? Попробовать повлиять на него силой собственных чувств?

— Ага — и вы довольны! Какой дивный способ правления, подумать только!

— Неплохой, если чиновниками руководить. Если ими будет руководить неглупый монарх с добрыми намерениями, они могли бы в значительной мере укрепить страну, сохранить мир и повысить благосостояние граждан.

— Ну совсем как Иосиф в Египте, — пробурчал я, — который сберегал зерно на случай стихийных бедствий. Ваша цель такова, не правда ли? Чтобы никто не голодал, не ходил в лохмотьях, не спал на улице?

На этот раз король, кивая мне, улыбнулся.

— Но ведь этого недостаточно. — Я нахмурился. — Никто никому не обязан кланяться только из-за того, что его настигнет бич надсмотрщика. Никто не обязан выполнять работу, если он этого не желает. Если он может найти дело, которое ему нравится больше!

— Никто не обязан вступать в брак с тем, с кем не хотел бы связывать свою жизнь, — негромко подхватила Анжелика.

— И все должны быть свободны в поиске собственного пути к Царствию Небесному, — добавил Жильбер. Король-Паук обратил свое внимание на этот тезис.

— Свобода стремления к Царствию Небесному — в душе у каждого, сквайр. Бремя земной жизни этому не помеха. Мирская свобода здесь не поможет.

— Отчасти это верно, — согласился Фриссон. — Но как быть, когда люди живут в духовной агонии, ваше величество, — так, как они живут в Аллюстрии? Если они пытаются жить по законам морали, на них тут же изливаются миазмы Зла, их пытают приспешники Ада. Жизнь простых людей не должна превращаться в Ад на земле.

Гремлин явно с интересом прислушивался.

Король опустил голову, сверкнул глазами.

— Верно говоришь, — сказал он. — И власти колдовства должен наступить конец. Однако виновата в этом сама Сюэтэ, а не форма ее правления. Правоверный монарх, преданный добру, может преобразить эту кучу чиновников в силу, служащую добродетели.

— Но законного короля не вернуть! — возразил Фриссон. — Наследника не отыскать! А если бы он и нашелся — Сюэтэ его бы сразу же угробила!

— Так разыщите его и возьмите под защиту, — сказал Король-Паук, и в голосе его прозвучала обреченность. — Возведите его на престол. Чиновники, между прочим, — блюстители закона, а закон защищает слабых от посягательств сильных.

— Если только законы не писаны сильными для защиты собственных интересов, — уточнил я.

Король хмуро глянул на меня и перевел взгляд на Фриссона.

— Тот, кто обретает свободу и устремляется на поиски своей судьбы, порой может заблудиться и приходит в конце концов к собственному разрушению.

— Свободные или пленные — люди в любом случае сами отвечают перед Богом за чистоту или загрязненность своей души, — просто ответил Фриссон. — И когда настанет Судный День, ни за кого не ответит перед Господом его хозяин.

— И что же, господин будет препятствовать своим подданным, если он несправедлив и порочен?

— Будет, — уверенно заявил Фриссон, — если мучает несчастных незаслуженно.

— Всякая жизнь — это испытание для души, если церковники говорят правду, — возразил Король-Паук. — И испытания эти ниспосылает Господь — каждому по силам. Выстоять в этих испытаниях — значит обрести Царствие Небесное.

— Но разве цель короля состоит не в том, чтобы по возможности скрасить жизнь своего народа? — встрял я. — Пусть он оставит Господу раздачу испытаний.

Губы короля нетерпеливо дрогнули.

— Что же, королю дать дворянство всем крестьянам, к примеру?

— Недурная мысль, — отметил я. — А если у него нет такой возможности, пусть хотя бы не мешает им самим облагораживаться.

— Но те, кто недоволен своим низким происхождением, могут стать чиновниками, — не соглашался король. — И сделать карьеру на службе.

— Все это до тех пор, покуда они не станут служить слишком хорошо, — вставил Крысолов. — До тех пор, покуда король не скажет: «От сих и до сих, и не больше».

Но я вернулся к более глобальной проблеме.

— Правительство, состоящее из чиновников, может управляться сильным королем, ваше величество, это верно — но только тогда, когда он исключительно силен. Если же это не так, чиновники найдут способ выскользнуть из его рук и станут править вместо него.

Король хмуро посмотрел на меня.

— Не пойму, как это?

— Чиновники начнут с того, что будут служить правительству, а закончат тем, что станут правительством, — пояснил я. — Таким правительством, которое похоже на единое живое существо со своими интересами, требующими удовлетворения, существо, которому совершенно безразличны нужды людей.

— Это пересуды, — требовательно спросил король, — или ты своими глазами наблюдал столь чудовищное развитие?

— О да, своими глазами, — негромко ответил я. — Это настолько обычное явление в тех краях, откуда я родом, что введено в рамки закона. Тысячи ученых изучают принципы поведения чиновников и их аппарата.

— Что же это за принципы? — нетерпеливо поинтересовался король.

— Они выведены человеком по фамилии Паркинсон, — объяснил я, — и описывают форму правления, называемую «бюрократией».

— Что означает это слово? — нахмурился король.

— «Правление письменных столов». Но беда в том, что любая бумага, любое прошение при такой системе должны проделать путь с одного письменного стола на другой, все выше и выше вверх по иерархической лестнице, пока не доберутся до такого чиновника, который действительно может что-то предпринять.

— Но какой монарх может дать такую волю своим чиновникам?

— Такой, кому работа в тягость, — ответил я и поднял руку, предупреждая протесты короля. — Я знаю, это звучит оскорбительно, ваше величество, но таких правителей было большинство.

— Значит, то были незаконные короли.

Я пожал плечами.

— Наверное. Пусть и незаконные. Но между прочим, у власти держались лет по пятьдесят, а после них правили их сыновья и внуки. Можно сколько угодно разглагольствовать, что они не годились на роль королей, но, кроме них, никого на эту роль не было.

Король-Паук одарил меня гневным взором, но сдержался.

— Да это и не важно, — резюмировал я. — Ведь, как только за дело берутся бюрократы, они выстраивают из своих письменных столов такую пирамиду, что король и переговорить-то не со всяким чиновником может. Вот один из законов Паркинсона — любой чиновник старается нанять людей, которые будут работать на него.

— Но кто же это ему позволит, если эти люди на самом деле ему не нужны?

— Всякий, кто знакомится с положением дел по бумагам, а «бумага» тут — ключевое слово, самое главное. Амбициозный клерк производит на свет все больше и больше бумаг, отражающих каждое его решение. В конце концов он уже не в состоянии писать все эти бумаги самолично — только не надо думать, будто на самом деле в бумагах есть истинная потребность. А когда подобную деятельность развивает каждый бюрократ, очень скоро разводится огромное число чиновников. И королю ничего больше не остается, как только выяснять, кто из чиновников необходим, а кто нет.

— Но это невозможно, — фыркнул Король-Паук, — потому что неосуществимо. Страна попросту ослабнет.

Я осторожно скосил глаза. Жильбер прокашлялся, бросил потаенный взгляд на Анжелику.

Взгляд короля стал суровым.

— Ну, говорите же! Я знаю, что Аллюстрия ослабела — но по этой ли самой причине?

— По этой, — протянул Крысолов. — И в некотором смысле это моя вина. Я выстроил лестницу отчетности: на нижних ступеньках маленькие городки, на самой верхней — королевская канцелярия. При такой системе любое приказание могло быть выполнено на следующий же день. Именно за это Сюэтэ и бросила меня в темницу. А лестницу мою сохранила, чтобы всякий чувствовал ее волю — всегда, в любое мгновение. И все в точности, как сказал чародей, — всякий шериф нанимает бейлифов, каждый бейлиф нанимает надзирателей, а каждый надзиратель...