Маг-целитель, стр. 53

Глава 15

Нас швырнули в темницу, и мы, больно ударившись, шлепнулись на пол. Дверь с громким стуком закрылась.

Вот ведь странно... Первое, что я почувствовал, — покой. Как тут было прохладно и тихо после пекла пыточной камеры. Темнота успокаивала, тем более что ее слегка рассеивал свет, проникавший через зарешеченное окошечко в двери.

А потом я ощутил что-то вроде изумления и удовлетворения: одновременно я здорово нарушил планы Сюэтэ. Трудно сказать, сколько времени уйдет у королевы на то, чтобы придумать, как меня одолеть. Наверное, я и вправду оказался для нее крепким орешком. На миг возникло искушение приписать происходящее могущественной силе моих «заклинаний», которая, в свою очередь, проистекала из моего почти законченного филологического образования. Однако скепсис возобладал над гордыней — происходящее скорее имеет отношение к тому, кто забросил меня в этот мир, чем к моей скромной персоне.

Вот бы с ним повидаться...

Но тут меня осенило. Если я такая драгоценность, понятно, что Сюэтэ пытается со мной договориться!

Значит, не исключено, что она снова попробует поторговаться. А раз так, надо придумать как можно больше контрзаклинаний. Была бы эта королева поумнее, первым делом убрала бы из игры Фриссона.

Или вообще убила бы его...

Голова болела и не желала работать. Я пробормотал короткое двустишие, чтобы прочистить мозги. Тут застонал и очнулся Жильбер.

— Что случилось? — встревоженно спросил я, и все остальные заботы сразу отступили.

— Что-то теплое и пушистое потерлось о мое бедро!

— Только не пытайся ударить, если не видишь, кто это!

Мне казалось, я догадываюсь, кто это.

А потом я услышал, как кто-то тоненько причмокнул языком в темном стенном проеме.

Я замер и шепотом сказал:

— Тихо все! — и громко спросил: — Кто здесь?

В нише опять прищелкнули языком, на этот раз зловеще. У меня на затылке волосы встали дыбом.

— Предупреждаю: я — чародей. Сама королева бесится, что я не подвластен ей даже здесь, в царстве Зла! Отвечай! Кто ты такой?

В нише молчали. А потом из темноты послышался шелестящий голос:

— Так ты победил королеву?

— Не совсем, — ответил я. — Но, похоже, здорово ей навредил.

— Общие слова, — отозвался некто из ниши. — Ты мне скажи, она унижена или нет?

— Пожалуй, да. Она в растерянности и с трудом управляется с делами. Но вот что чувствую я — это совсем другое дело! Ты скажешь мне, кто ты такой, или мне придется заставить тебя сделать это?

Всю мою усталость вдруг как рукой сняло. Я встал с пола и шагнул туда, откуда доносился голос.

В темноте что-то зашуршало, и кто-то прошипел:

— Берегись! А не то мои зверюшки покусают тебя!

«Зверюшки» было произнесено таким тоном, что я застыл как вкопанный, наплевав на падение собственного престижа.

— Вот что! Нам сюда нужен свет!

— Нет! — испуганно вскрикнули в нише, но я запел:

Во мраке вспыхнул факел, и я увидел жирного лысого мужчину с морщинистым лицом, лишенным подбородка. Видимо, он давно жил в темноте: кожа у него была сухая и бледная-пребледная. Одет он был в засаленные лохмотья, в которых с трудом угадывались некогда дорогие одежды. Мужчина отворачивался от света, обнажая длинные желтые зубы. Вместе с ним от света пятилось с полдюжины жирнющих крыс. Они скалились, показывая громадные резцы. Парочка крыс спряталась к хозяину под одежду.

У меня пересохло во рту. Я сглотнул слюну, прокашлялся и сказал:

— Странная у вас компашка, вам не кажется?

— А кого тут еще сыщешь? — огрызнулся лысый. — И к тому же они поприятнее многих моих знакомых.

Ага! Это надо воспринять как сигнал. Я взял себя в руки и поинтересовался:

— Люди вас обидели?

— Я тут один, обиженный. Говори мне «ты». Да, обидели, все до одного! Другое дело, что имели право — это да, потому что я людям много зла сделал. Так что все правильно, а?

— Нет, — прохрипел Жильбер.

— Да, — возразил Фриссон. — Все так и есть, но так быть не должно.

— Должно не должно, — проворчал жирный мужчина. — Плевать я хотел на эти ваши «должно»! Мне подавай то, что есть, а не то, что «должно быть»!

— Вы так всегда думали? — негромко спросил я.

— Да! В этом есть хоть какая-то честность! А эти ваши «должно быть» — это все лицемерие!

— Нет, не лицемерие, если мечтать о лучшей жизни, — мягко урезонил незнакомца Фриссон.

— Да если бы все вели себя так, как «должны», пойми, мир очень скоро стал бы лучше, — добавил Жильбер.

— Вот только эти твои «все» ни за какие коврижки этого не сделают. Нет, я буду держаться за то, что есть, и все тут!

— Еще бы! — с деланным спокойствием проговорил я. — Вам и так хорошо.

Незнакомец одарил меня взглядом, полным ненависти.

— Бывало мне хорошо, молодой человек. Тридцать лет я пожил в свое удовольствие! Тридцать лет я взбирался вверх по служебной лестнице и дослужился до того, что стал королевским канцлером. В моем ведении было десять письменных столов, а за каждым сидело по двадцать писцов! Мой кабинет располагался прямо под личными покоями королевского казначея. Да я и сам стал бы казначеем, если бы не помешало несчастье!

— Королевский казначей... — пробормотал Фриссон. — Я бы не сказал, что это такой уж приятный пост...

Лысый толстяк снова прищурился.

— Ну и насмехайтесь, если угодно! Только главные вельможи королевы действительно имеют власть! Они допущены в совет!

— Стало быть, вы были самым большим начальником на втором уровне бюрократии, — перевел я сказанное толстяком на понятный мне язык.

Толстяк нахмурился и пристально уставился на меня.

— «Бю-ро-кра-ти-я» — это что такое?

— В буквальном смысле переводится как «власть письменных столов», — ответил я. — А фактически это такой порядок вещей, при котором страной управляют чиновники.

Толстяк некоторое время не отрывал от меня глаз, потом медленно кивнул:

— Ясное дело. Звучит не очень понятно, но Сюэтэ так и правит.

— А вы... ты, — позволил я себе сделать предположение, — в чем-то ошибся, карабкаясь наверх?

— Да, вышла маленькая промашка, — скрипнул зубами толстяк. — А ведь можно было все предвидеть! Но я только и думал, как бы дать королеве побольше власти. Я был уверен: тогда ей понадобится новая канцелярия. А значит, и у меня прибавится власти. Я наконец стану казначеем. Но королева решила, что при таком могуществе я буду опасен, вот и засунула меня сюда.

Я кивнул.

— Ты просто переусердствовал. А она верно оценила твои способности и поторопилась убрать тебя, откуда бы ты не мог ей навредить.

— Лучше бы она меня убила! — прошептал толстяк.

— Да, это было бы милосерднее. — Я не стал спорить. — Только вот беда, тогда из тебя нельзя было сделать жупел для амбициозных юнцов, которые проявляют лишнее рвение и делают больше, чем им велят. Сколько раз королева вытаскивала тебя отсюда и заставляла показываться мелким чиновникам?

Толстяк нахмурил брови.

— Два раза за все годы. И все точно, как ты сказал — перед ассамблеями. Правда, оба раза у меня выспрашивали про всякие канцелярские закорючки, про какие-то дела, забытые моим преемником.

Я снова кивнул.

— Вот как удобно — всякий раз, когда новый канцлер заступал в должность, ему показывали тебя в назидание.

Толстяк изумленно вытаращился. Его глаза полыхали огнем.

— Все так! И как же я, тупица, этого не понял!

— Да все тут шито белыми нитками. — Я пожал плечами. — Ты пал жертвой самой большой слабости любого бюрократа — стал больше думать о самой работе и позабыл о том, что она — всего лишь средство карьеры.

Глаза толстяка еще несколько мгновений пылали, а потом он опустил голову.