Маг с привидениями, стр. 21

Мэт усмехнулся.

— У нее были свои причины настаивать на том, чтобы вы отправились со мной, а у меня были свои причины на это согласиться. Разве мог я обрести спутников лучше, чем двое людей, которые столь же страстно желают изловить того же самого человека, которого желаю изловить и я?

Дверь темницы со скрипом отворилась, и Рамон Мэнтрелл переступил порог. Паргас рывком вскочил с кучи гнилой соломы. Стражник, сжав копье, нарочито встал у двери, грозно глядя на узника. Свет едва проникал в темницу сквозь маленькое зарешеченное окошко под потолком, и все же стражнику удалось встать так, что лучик солнца сверкнул, отразившись от наконечника копья.

Рамон разложил походный стульчик и сел в пяти футах от узника-сутенера.

— Доброе утро, Паргас. Хорошо ли ты спал?

— Хорошо, если не считать, что меня покусали клопы и по мне всю ночь бегали крысы.

— Подобное тянется к подобному, — мрачно проговорил Рамон. — Меня зовут доктор Мэнтрелл, я маг и служу ее величеству. Я бы посоветовал тебе сказать мне правду, Паргас, чтобы мне не пришлось вытягивать ее у тебя.

Взгляды Паргаса и Рамона встретились. Паргас поежился и отвел глаза. Рамон терпеть не мог сутенеров, и это было очевидно. Кроме того, Паргас, видимо, представил себе, какими методами может добиться признания чародей.

— Как вижу, мы поняли друг друга, — заключил Рамон. — А теперь скажи мне: кто так поранил тебе плечо, что ты был вынужден бросить вторую дубинку?

— Кто-кто! Да этот подлый принц, который переоделся под простака! — брызнув слюной, воскликнул Паргас. — Если бы он сразу показал, кто он такой, я бы его пальцем не тронул, не посмел бы.

— Быть может, он столь же недоброжелательно относился к твоему ремеслу, сколь к нему отношусь я, и пожелал наказать тебя?

— Он бы кого хочешь пожелал наказать! Лаэтри мне рассказала, что он с ней вытворял! Он... он просто упивался жестокостью, вот что я вам скажу! Так что я очень даже рад, что мне удалось врезать ему разок-другой до того, как он на тот свет отправился.

— Стало быть, ты испытал удовольствие от того, что, по твоему мнению, наказал принца по заслугам?

— Так и было! Но я его не убивал, если вы на это намекаете.

— Но ты точно должен был заметить, кто зашел ему за спину.

— Знаете, если по сторонам глазеть, так точно по башке схлопочешь. Видно, вы сроду ни с кем на дрались, — с явным сочувствием проговорил Паргас.

— Мне довелось участвовать в сражениях, — спокойно возразил Рамон. — Но меня учили, что нужно обращать внимание на все, что происходит вокруг, — на тот случай, если еще один враг нападет со стороны. Если ты никогда не проявлял такой наблюдательности, считай — ты не такой уж опытный драчун.

Паргас помрачнел, глаза его гневно полыхнули.

— Да я тебя, старикан, уложу запросто и безо всякого там оружия — голыми руками! — Паргас сжал кулаки.

— Ты меня лучше не искушай, — посоветовал ему Рамон. — Итак, ты не заметил, чтобы кто-то зашел за спину принцу?

— У него за спиной дрались меровенский солдат и бретангличанин, — сказал Паргас. — Но эти двое были заняты друг дружкой. Похоже, бретангличанин меровенца одолел, а потом повернулся к принцу спиной и еще дрался с кем-то, прикрывал принца сзади. А потом его кто-то с ног сбил.

Рамон насторожился.

— Кто же сбил его с ног?

— Меровенский солдат, но я его не разглядел. Он тут же упал сам — над ним поработали еще двое бретангличан. Если он и вонзил нож в спину принца, то провернул он это дело уж больно быстро. И если на то пошло, завопил-то принц пару минут погодя, дернулся, распрямился и упал на спину.

— Вот как? — нахмурился Рамон. — Значит, бретангличанин бился спиной к спине с принцем, прикрывая того, пока его самого не то сбили с ног, но в тот миг, когда принц вскрикнул, ты никого за его спиной не видел.

— Никогошеньки. И потом, когда он уже упал, — тоже, — заверил Рамона Паргас. — Ну а сам я с ним все время одной рукой бился. Мне пришлось нелегко — попробуйте-ка отбиться дубинкой от такого длиннющего кинжала! Так что ежели кто принцу за спину заскочил, то он, стало быть, пригнулся и тут же дал деру.

— Либо вообще никого не было? — невесело усмехнулся Рамон и поднялся. — Что ж, посмотрим, подтвердит ли кто-нибудь твой рассказ, Паргас.

— Да никого вы не сыщете, чтобы подтвердили, — осклабился Паргас. — Не знаю я, что ли, как такие делишки проворачиваются?

— Да уж, действительно, тебе ли не знать? — с издевкой отозвался Рамон.

— Вот-вот, — кивнул Паргас. — Поживешь в трущобах — так быстро поймешь, что к чему на этом свете. Я-то знаю, никто из вас, господ благородных, на себя не покажет — дескать, «это я принца заколол». Вам козел отпущения нужен, кто-нибудь такой, на кого всю вину свалить можно было, кто бы на самом деле ножик вашему принцу распрекрасному под ребра ни воткнул.

— Так не будет, — возразил Рамон. — Как ни неприятна мне эта мысль, Паргас, но я вынужден признать, что ты не повинен в большем, нежели в том, что стукнул принца палкой по лбу.

Паргас вытаращил глаза. В них мелькнула надежда.

— За это тебе полагается достаточно суровое наказание, — напомнил ему Рамон. — Однако принц был переодет, это правда. Будем надеяться, судья примет это во внимание.

— Только не говорите, что меня отпустят на волю!

— Я этого и не говорю, — покачал головой Рамон. — Ты так или иначе обвиняешься в сутенерстве.

— Ой, на этот счет я даже не переживаю. — Паргас успокоенно ухмыльнулся. — Ни один мужик сутенера слишком сурово не накажет и за решетку надолго не засадит. Будь он хоть кто — хоть самый разблагородный вельможа, все равно придет день и ему понадобятся мои услуги.

— Спасибо за подсказку, — улыбнулся Рамон. Стражник распахнул дверь темницы. Рамон стоял на пороге. — Я позабочусь о том, чтобы судила тебя самолично королева. Отдыхай, пока у тебя есть такая возможность, Паргас, потому что очень скоро тебе придется трудиться до седьмого пота, и притом долго.

Браваду Паргаса как рукой сняло. Рамон усмехнулся и вышел за порог. Звук запираемой стражником двери доставил ему невыразимое удовольствие.

Глава 6

Дверь темницы распахнулась, и Лаэтри, вскочив с лежанки, прижалась спиной к стене — она вся дрожала.

Озабоченно сдвинув брови, Химена шагнула ближе к девушке.

— Не бойся, деточка, я не... — Но тут она увидела синяки на лице Лаэтри и воскликнула:

— Кто тебя так избил? — Она подошла еще ближе и повернула девушку лицом к свету, проникавшему в темницу сквозь маленькое оконце. Под глазом у Лаэтри лиловел кровоподтек, на лбу чернела шишка, синяк на щеке приобрел сиреневый оттенок. — Не мог же принц такое сделать с тобой! Скажи мне, кто это сделал! Скажи немедленно!

— Я не смею... сказать, — пробормотала Лаэтри.

— А я догадываюсь, — гневно кивнула Химена, развернулась к двери и крикнула:

— Тюремщик!

Послышались неторопливые шаги, тюремщик толкнул дверь.

— Чего вам, миледи?

— Чья это работа? — сурово вопросила Химена. Тюремщик бросил взгляд на Лаэтри, и глаза его сразу забегали. Химене больше ничего и не нужно было.

— И не думай лгать, молодой человек! Прекрасно понимаю, чем ты тут со своими товарищами занимался! Отвечай, зачем вы это делали?

— Она не пожелала нам отдаться, — не глядя в глаза Химене, проворчал молодой тюремщик. — Это ее работа, и если она посажена к нам в темницу...

— Так вот: если она посажена к вам в темницу, то ваше дело — охранять ее, а не насиловать! Неужто я должна прислать сюда солдат, чтобы они охраняли ее от надзирателей? Но только учти: если здесь появятся солдаты, они не будут к вам милосерднее, чем вы были к ней! — Химена разошлась не на шутку. — Тебе все понятно, презренный? Если я увижу еще хоть один синяк на лице или на теле этой женщины, ты и твои дружки должны будете хорошенько помолиться о том, чтобы ваши шкуры остались целы! Да вы просто животные, алчные звери! Как же можно только помыслить о том, чтобы насиловать женщину, порученную вашим заботам? Какая мать тебя воспитала? Самка, предлагавшая себя каждому самцу, который об этом просил? Про отца я тебя не спрашиваю. Любой мужчина, который вот так обращается с женщиной, вряд ли что-то знает про своего отца и даже вряд ли знает, кто он такой! В чем бы ни провинилась эта женщина, в королевском замке он должна быть в безопасности, иначе ты и другие, кто пытался насиловать ее, предстанете перед судом и станете узниками здесь же, вот в этих самых темницах! Быть может, судья смилостивится, и тогда вам до конца ваших дней придется выгребать навоз из конюшен или вас отправят в бой в первой шеренге, как только грянет война! Ты меня хорошо понимаешь, мерзавец?