Лондон. Биография, стр. 122

Лондонские радикалы

Масонский «дом заседаний» на Кларкенуэлл-грин. Он составил часть того ритуала неповиновения и наказания, с которым этот маленький участок Лондона был связан не одну сотню лет.

Глава 51

Кларкенуэлл, где твой родник?

У Артура Макена есть рассказ с описанием места в Стоук-Ньюингтоне, где иногда можно увидеть волшебный пейзаж, а изредка даже и войти в него. Возможно, это где-то рядом с Эбни-парком – несколько запущенным кладбищем близ Стоук-Ньюингтон-Хай-стрит. На этой улице жил Дефо, здесь же нехотя ходил в школу Эдгар Аллан По. Зачарованное место это мало кто видел, и мало кто даже имеет о нем понятие – но видевшие не могут говорить ни о чем другом. Рассказ (он называется «N») написан в начале 1930?х годов, но впоследствии внимательному взору являлись и другие волшебные места Лондона. Увидеть их и почувствовать их силу может всякий, кто того пожелает. Один из таких участков – окрестности Кларкенуэлл-грин.

Вопреки второй части названия, здесь нет никакой особенной «зелени»; это небольшая площадь, окруженная домами, посреди которой находится вышедшая из употребления общественная уборная. По обе стороны – узкие улицы, от которых, в свой черед, ответвляются другие улицы и переулки. На «грин» имеются рестораны, два паба, коммерческие конторы, офисы архитекторов и консультантов по «пиару». Словом, типичный и рядовой участок центрального Лондона. Но поблизости дает о себе знать и иной, более древний город. Совсем рядом с Кларкенуэлл-грин – фрагменты церкви XI века и странноприимного дома при монастыре, где группировались рыцари-тамплиеры и рыцари-госпитальеры; церковная крипта сохранилась до наших дней. Чуть южнее крипты – ворота Сент-Джонс-гейт начала XVI века. Они тоже сохранились. В северной части Кларкенуэлл-грин в Средние века был «родник клириков», давший этому месту название. В XVIII и начале XIX столетия о роднике напоминал лишь сломанный железный насос, вделанный в фасад жилого здания; впоследствии насос восстановили и забрали стенкой из толстого стекла. Здесь же находилась сцена, где «с незапамятных времен» разыгрывались мистерии, и надо сказать, что Кларкенуэлл не одну сотню лет славился своими спектаклями. Есть сведения о том, что во дворе гостиницы «Красный бык» к востоку от Кларкенуэлл-грин в театральном представлении впервые приняли участие женщины. Это один из многих примеров преемственности, которой Кларкенуэлл и его окрестности пронизаны до самых глубин. Но начинать – так уж лучше с начала.

По археологическим данным, в доисторические времена здесь располагалось поселение или стоянка – следовательно, эта часть Лондона была непрерывно обитаема в течение многих тысячелетий. Унылость или дряхлость, которую подметили здесь такие разные писатели, как Джордж Гиссинг и Арнольд Беннетт, возможно, объясняется усталостью от долгого человеческого житья с его заботами и бедами.

Впервые район упоминается в ранних документах собора Св. Павла: в VII веке он вошел во владения епископа и каноников этого церковного учреждения. В XI веке Вильгельм I пожаловал эту землю, лежавшую в пределах поместья Степни, одному из самых удачливых своих сподвижников – Ральфу Фицбрайану, который стал кларкенуэллским ленным владельцем, обязанным рыцарской службой епископу Лондонскому. Здесь стоит отметить, что Кларкенуэлл находился за городской чертой Лондона и принадлежал к графству Миддлсекс.

Наследники Ральфа, став владельцами поместья Кларкенуэлл, пожертвовали землю и постройки двум религиозным организациям. Примерно там, где сейчас стоит церковь Сент-Джеймс, возник женский монастырь Сент-Мэри, а немного юго-восточней, по другую сторону Кларкенуэлл-грин, был основан монастырь рыцарей-госпитальеров Сент-Джон-оф?Джерусалем. Так что начиная со Средних веков Кларкенуэлл знали и отличали по его связям с религиозным, духовным миром. Будучи первым монастырем, принадлежащим Ордену иоаннитов (госпитальеров), Сент-Джон-оф?Джерусалем служил сборным пунктом для крестоносцев; постепенно он рос и присоединял к себе соседние участки. Женский монастырь Сент-Мэри тоже не упускал случая расшириться, но, как всегда бывает, жизнь города в свой черед нет-нет да и прорывалась сквозь его стены.

В 1301 году настоятельница обратилась к Эдуарду I с петицией, прося «дать управу и избавление, потому как люд лондонский топчет и губит монастырские поля и луга своими мираклями и состязаниями в борьбе, а доходу от них никакого нет и не будет, ежели только король не возымеет жалость, ибо дикие они люди и мы ничего супротив них не можем и закон не спасает». Это одна из первых характеристик лондонцев как «диких» людей, и интригующе звучит замечание настоятельницы о том, что миракли – «их» затея; это бросает совершенно иной свет на средневековый театр, который считается всецело религиозным. Двумя поколениями позже монастырь Сент-Джон подвергся еще более «дикому» и яростному нападению: в 1381 году люди Уота Тайлера подожгли в каменных зданиях ордена то, что могло гореть. Монастырь сильно пострадал, хоть и не был полностью разрушен, а настоятеля обезглавили на месте, ибо он был главным сборщиком налогов для короля Ричарда II. Стоя лагерем на Кларкенуэлл-грин, люди Тайлера глядели, как полыхают зал собраний и опочивальня рыцарей, а вместе с ними – контора, винокурня, прачечная, скотобойня, конюшни и многие другие помещения. Казалось, что весь Кларкенуэлл в огне.

Одной из самых известных улиц округи была Тернмилл-стрит, получившая такое название благодаря мельницам (mills) на реке Флит. Ее называли также Тернбулл-стрит (bull – бык) из-за пересекавших ее гуртов скота, который гнали к Смитфилдскому рынку. В конце XII века из-за «грязи, навоза и прочего», что сбрасывалось во Флит, санитарное благополучие района оказалось под угрозой; столетие спустя Генрих IV приказал «прочистить реку». Он также обязал власти «починить каменный мост около Тримилл-стрит». Это был отдаленный предок моста над линией метрополитена, который чинили в конце 1990?х годов.

Общественные работы не могли, однако, повысить общественную репутацию Кларкенуэлла; находясь за чертой города, он стал прибежищем отверженных и тех, кто не хотел жить по закону. Так с самого начала он сделался обиталищем группировок, стремившихся отделиться и отмежеваться. В 1414 году некто Уильям де Парчментер с Тернмилл-стрит приютил лолларда – сэра Джона Олдкасла – и был за такое гостеприимство повешен, выпотрошен и четвертован. Позднее Кларкенуэлл давал приют иезуитам и иным противникам англиканской церкви – район «прослыл папистским логовом»; в конце XVI века на Кларкенуэлл-грин были казнены трое подозреваемых в католицизме. Под угрозой новых преследований католики ушли, чтобы 235 лет спустя вернуться в новом обличье: Кларкенуэлл стал итальянским кварталом. В промежутке в этом районе собирались разнообразные диссидентские религиозные группы – квакеры-либертарианцы, браунисты, фамилисты, схизматики (тайные католики). Еще одно проявление лондонской преемственности – на сей раз в гонениях и бунтарстве. Впоследствии район облюбовали франкмасоны, чья штаб-квартира находилась в «доме заседаний» на Кларкенуэлл-грин.

Начав как убежище для еретиков-лоллардов и других религиозных радикалов, Тернмилл-стрит вскоре приобрела более легкомысленную репутацию. Указ 1422 года, предписывавший «упразднить в городе публичные дома», отмечает эту улицу особо, но, поскольку формально она находилась вне города, административные меры мало ее затрагивали. В 1519 году кардинал Вулси предпринял облаву на злачные места Тернмилл-стрит и переулка с игривым названием Кок-элли [102]. «Прости-прощай, о Тернбулл-стрит, – писал в 1600 году анонимный автор „Зарока весельчака“, – / Тех радостей уж нет». Э. Дж. Берфорд в книге «Лондон: многогрешный град» реконструировал топографию этой улицы, от которой ответвлялось по меньшей мере девятнадцать «отростков» – переулочков, двориков, тупичков. Тамошние условия обычно характеризовались как «отвратительные», что применительно к Лондону XVI века, видимо, означает такую мерзость, какую сейчас и представить себе нельзя. Один из этих двориков составлял в длину всего двадцать футов, в ширину – два фута шесть дюймов, так что «гроб оттуда выносить – надо набок поворачивать». Тернмилл-стрит очень часто фигурирует в городских анналах как средоточие преступности и проституции. В 1585 году «Бейкерс-хаус, Тернмилл-стрит» упоминается как известный притон «безначальственного люда и таких, что пробавляются воровством и иным непотребством». Семь лет спустя в памфлете «Мечта нежного сердца» говорилось, что на Тернмилл-стрит владельцы берут «сорок шиллингов в год за каморку с дымным очагом… где живет несколько таких венерических дев». Кларкенуэлл в целом и Тернмилл-стрит в частности были связаны с проституцией и в XVII веке. В 1613 году Джоан Коул и еще трех «шлюх с Тернмилл-стрит» по приговору суда провезли, хлеща кнутами, по улицам на тачках; одну из них – Хелен Браун – нашли «в похабном доме на Тернбулл-стрит в темном погребе», где она пряталась.