Лейла. По ту сторону Босфора, стр. 54

И перед мысленным взором обеих женщин возник образ маленькой девочки, которая нараспев читала басню Лафонтена в честь Розы, приглашенной в парадный салон бабушки.

— Простите меня, — взмолилась она, схватив руку Лейлы и склонив голову. — Умоляю вас… Простите меня…

Потрясенная, Лейла не могла найти слов утешения. Когда она вспоминала о Перихан, ее сердце обливалось кровью. У нее уже давно иссякли слезы. Теперь она носила свою боль в самом потайном уголке души, как когда-то носила в утробе ребенка. Всякая надежда была мертва.

Она ни в чем не упрекнула Розу. Обида бесполезна. Ненависть тоже. Лейла не желала поддаться этим чувствам. Она знала, что ее дочь счастлива. И это единственное, что имело значение, единственная мысль, за которую она цеплялась в молчании ночи.

Не произнося ни слова, молодая турчанка гладила по волосам сокрушающуюся женщину, ожидая, пока та успокоится. Ведь боль француженки была не так уж велика. Лейла не торопилась. Она подождет столько, сколько будет нужно, весь вечер, и всю ночь, и, если понадобится, несколько дней, все то время, пока снег будет окутывать купола мечетей и крыши Стамбула. А по ту сторону Золотого Рога электрический свет и оркестры кабаре по-прежнему будут призывать к упоению и сладострастию, к азартным играм и плотским утехам.

Глава 10

Роза заканчивала собирать чемоданы. Она отказывалась слушать Марию, которая со слезами умоляла ее остаться в Стамбуле, женщина не хотела смотреть на мужа, который молча стоял в комнате с бокалом виски в руках. Она даже старалась не проходить вблизи него, чтобы не вдыхать запах его одеколона.

— Мама, это подло! — воскликнула Мария. — Я приглашена на многие чаепития, но теперь должна все отменить. Что обо мне подумают подруги? И папа, его нельзя оставлять совсем одного!

— Не первый раз мы проведем Рождество без твоего отца, — парировала Роза. — И прошу тебя, Мария, не говори со мной в таком тоне. Иди, собери вещи. Скоро приедет извозчик, который отвезет нас на вокзал.

Девушка жалобно вскрикнула и побежала к себе.

Роза проверила документы, резким движением захлопнула сумочку. Она позвонила Одили в Измир и предупредила, что приедет на Рождество вместе с Марией. Сестра не задавала вопросов и заверила, что их примут в монастыре с распростертыми объятиями.

— Мне жаль, — произнес Луи настолько тихо, что Роза хмыкнула, не сдержав удовлетворения. — Ты не могла бы остаться до января? — вздыхая, добавил он. — Это доставило бы удовольствие Марии.

— Я не могу находиться с тобой рядом и, в отличие от тебя, не желаю притворяться.

Роза бросила на мужа презрительный взгляд. Утро только началось, а он уже пил. Но она воздержалась от комментариев.

В тот злополучный вечер, когда вернулся Луи, она приперла его к стенке. По крайней мере, он имел мужество не отрицать очевидное. Конечно, он просил прощения. Он что-то бормотал об отчаянии. Дрожа от злости, Роза выплеснула на супруга всю свою злость и боль. Он ушел из дому и вернулся лишь на рассвете, мертвенно-бледный. Когда он рухнул на кровать рядом с ней, она задрожала от отвращения, уловив прогорклый запах его одежды.

Луи считал, что его жизнь — словно карточный домик. Роза реагировала, как какая-то природная стихия. Всего за пару дней она приняла решение оставить мужа. Ему пришлось отклонить приглашение на благотворительный костюмированный бал под предлогом, что супруге нездоровится. С тех пор его постоянно спрашивали о самочувствии Розы. Какие теперь придется придумывать отговорки, чтобы объяснить ее отсутствие на следующей неделе, когда начнутся редкие и желанные приемы в посольстве Великобритании?

Какой же он кретин! Он кусал себе локти оттого, что в тот день отправился к Нине, хотя знал, что Роза тоже поехала в Пера. Но желание увидеть любовницу было таким же нестерпимым, как и в начале их знакомства. К тому же появление русского мужа только подхлестывало Луи. Пусть он разумом и понимал, что ведет себя жалко, но он не мог отказаться от всепроникающего внутреннего удовольствия, которое испытывал, когда Нина таяла в его объятиях от оргазма.

— Ты не расскажешь Марии правду? — скрепя сердце, спросил он.

— Конечно же нет! Твои мерзкие поступки ее не касаются. Я не хочу, чтобы наш ребенок терзался из-за твоей низости.

В конце концов прямолинейность жены его взбесила.

— Роза, я никого не убивал!

— Нет, ты просто часто пользуешься услугами проституток в убогих комнатах Пера. Ничего не может быть банальней для французского офицера, супруга и отца, не так ли?

Роза любила сарказм. Усмешка на ее губах сводила его с ума.

— Я этим не горжусь, но я не первый мужчина, который познал такое приключение.

— Я не замужем за другими мужчинами. Я вышла замуж за тебя и сегодня об этом сожалею.

«Боже правый, как же мы любим поучать! И сами никогда не грешим…» — подумал он, но спорить с ней не было сил. Жена его осудила и признала виновным. Роза никогда не снизойдет до размышлений о том, нет ли здесь и ее вины. Такие женщины не судят себя. Роза обвиняла его в притворстве, но по крайней мере он был честен с самим собой. Он умел признавать свои слабости. И первая из них — в том, что Луи не находил в себе силы избавиться от слабостей.

— Ладно, полагаю, нам больше не о чем говорить, — устало произнес Луи. — Будь любезна сообщить, когда решишь вернуться.

— Не знаю, вернусь ли я вообще в Константинополь. Вероятно, потом я поеду во Францию.

— Напоминаю тебе, что мы женаты.

— А я тебе — что ты клялся мне в верности.

Он залпом выпил содержимое стакана, спрашивая себя, испытает ли облегчение, если бросит стакан через плечо, как это делали прилично выпившие русские.

— Я должен валяться у тебя в ногах? Мне жаль, что ты стала свидетельницей той встречи. Я не хотел тебя унизить. И я огорчен, что заставил тебя страдать.

— Очень мило с твоей стороны! — с издевкой выпалила она. — Но могу ли я тебе верить? Я больше не знаю, когда ты говоришь правду, а когда лжешь. Не ведаю также, со сколькими проститутками ты встречался и как давно. Если, конечно, речь не идет об одной и той же, в которую ты, может быть, влюбился? От этой мысли мне было бы еще больнее.

Она отвернулась. Только бы не заплакать перед ним! Как они могли так опуститься? Хлопнула дверь, и Роза сжала кулаки. Трус! Ушел и ничего не ответил.

За несколько минут до отъезда Роза в последний раз взглянула на сад через окно селямлика. Небо было затянуто дымкой, бледное солнце цеплялось за золотые звезды и месяц над куполами мечетей. На крышах лежал снег. Чуть дальше над обгоревшими руинами поднимались клубы дыма. «Кто там может жить в такой холод?» — подумала она. Ей никогда не понять этот город. Ее пугали восточный беспорядок и его контрасты, обманчивая беспечность, беспорядочная похоть. Она чувствовала себя здесь чужой, была не в силах постичь здешние тайны. А если бы она сумела приручить и мужа, и этот город, то все вышло бы иначе? Смогла бы она обучиться каким-нибудь чарам, чтобы вернуть сбившегося с пути супруга?

— Я хотела убедиться, что все в порядке, — прозвучал тихий голос за ее спиной. — Недим уже приехал за вами. Он проведет вас до поезда.

На Лейле-ханым было элегантное платье из шерстяного крепа цвета беж, корсаж которого опускался до бедер. Жемчужная кайма украшала манжеты. Два черепаховых гребня удерживали строгий узел волос, что подчеркивало чистую красоту ее лица и затылка.

— Я готова, — с легкой улыбкой сказала Роза. — Лейла, благодарю вас за все. Вы стали для меня подругой, хотя я этого не заслуживаю.

Лейла обняла ее и поцеловала в щеку. Роза закрыла глаза, наслаждаясь тонкими нотками аромата розы. Османская женщина, которую француженка так резко критиковала, стала наверняка единственной, кто жалел мадам Гардель. Лейла-ханым могла бы порассказать многое о жизни и о мужчинах.

— Роза, нужно научиться прощать.

— Как вы простили Селима за то, что он взял себе вторую жену? Я знаю, что Нилюфер-ханым теперь живет со своим сыном у вас. И вы это принимаете?