Ночная музыка, стр. 33

– Разваливающиеся полы, крысы, ружья? Ну что это за место такое?! – ни к кому, собственно, не обращаясь, воскликнула Изабелла. – И что же я, черт возьми, наделала? – Изабелла повернулась, прижала к груди скрипку и медленно вышла из кухни, словно никого вокруг не было.

В тот вечер над озером эхом разносились неистовые звуки музыки. Они пронизывали воздух резкими, яростными нотами, утратившими привычную меланхолическую красоту.

Китти лежала в кровати и думала о том, что надо встать и поговорить с мамой, хотя, если честно, она была не в силах сердиться на Байрона с этой его дурацкой крысой. Нет, сейчас ее мысли были заняты Энтони, она вспоминала, как он ухмылялся ей, размахивая красной портьерой, словно отнюдь не считал ее семейку чокнутой. И впервые за все это время Китти не пожалела о переезде.

Генри и Асад, направлявшиеся домой, буквально застыли, когда отзвучала последняя сердитая нота.

– ПМС [6], – со знанием дела заметил Генри.

– А мне казалось, она говорила что-то насчет ЛСО [7].

А в доме на другом конце развилки Лора Маккарти заканчивала с мытьем посуды.

– Этот шум, – сказала она, вытирая руки посудным полотенцем, – когда-нибудь сведет меня с ума. Не понимаю, почему лес не поглощает звуки, как все остальное.

– Ты бы слышала, что было до того, – отозвался Мэтт, весь вечер пребывавший в благостном настроении, которое не смогли испортить даже сетования Лоры по поводу лысых колес у ее машины. – Никогда такого не видел. А ты, Энт?

Однако Энтони, который сидел, вперившись в телевизор, в ответ лишь что-то нечленораздельно пробормотал.

– Ты о чем? – удивилась Лора.

Мэтт открыл банку пива:

– Лора, она окончательно трeхнулась. Помяни мое слово. Крайний срок – Рождество.

11

Вряд ли на свете есть более красивые места, чем Норфолк в начале лета, подумал Николас. До Литл-Бартона осталось всего каких-нибудь несколько миль, и Николас проезжал сейчас мимо каменных коттеджей и бесконечных рядов тощих сосен с зеленеющими макушками.

Хотя, что уж там говорить, на фоне хмурых северо-восточных пригородов Лондона любая другая местность будет выглядеть приветливо и живописно. Но сегодня, когда водохранилища, технопарки и бесконечные столбы – характерные приметы окраин большого города – остались позади, сочная листва живых изгородей и свежая зелень по обочинам дороги таили в себе особую привлекательность. И для Николаса Трента это было крайне символично.

В банке заявили, что просто счастливы финансировать его возвращение в большой бизнес, хотя и попросили представить детальные бизнес-планы.

«Очень рад тебя видеть, – похлопал его по спине Ричард Уинтерс. – Разве мы можем дать пропасть хорошему человеку?»

Николас неоднократно говорил себе, что женщина эта, возможно, и не захочет ничего продавать. Что вокруг тысяча других вполне подходящих для застройки мест. Но как только Николас закрывал глаза, он видел Испанский дом и земли, на которых тот стоял. Он видел сказочную лощину в окружении таких пейзажей, что невозможно было поверить, что эта картинка не взята из детской книжки.

И хотя Николас отлично знал, что вернуться в бизнес ему будет гораздо легче с менее масштабными проектами, например со вторичной застройкой участка в городе, он уже в третий раз за месяц покидал Лондон ради поездки в Литл-Бартон. Чтобы опять, в очередной раз, оказаться в очаровавшем его месте, которое он уже представлял как шикарный объект недвижимости на ярких страницах глянцевых брошюр своей мечты.

На работе он никому ничего не сказал. Каждый день он, вежливый и пунктуальный, появлялся в агентстве, где ему приходилось иметь дело с теми же нервными покупателями, с той же их уму непостижимой непостоянностью, с теми же проваленными сделками и невыполненными задачами. Дерек сделался ужасно придирчивым – его обошли при выборе кандидатуры на заветную должность регионального менеджера, – и Николас понял: тот просто отыгрывается на нем, заставляя разбрасывать рекламные листовки и разносить кофе. Однако Николаса теперь это нисколечки не трогало. По правде говоря, он был даже рад возможности держаться подальше от сотрудников офиса, с их мелочными обидами и хронической завистью, чтобы целиком погрузиться в свои мысли.

«И чему это ты так радуешься?» – спрашивала Шарлотта, словно хорошее настроение Николаса каким-то боком задевало ее чувства.

Двенадцать энергосберегающих домов с солнечными батареями, хотелось ответить Николасу. Пять домов класса люкс, каждый с участком не менее акра. Жилой массив из первоклассных апартаментов, застекленные фасады с видом на озеро. Такие широкие возможности, такой безграничный потенциал, но все упирается только в одно: согласие вдовы продать дом.

Когда-то я мог уболтать кого угодно, напомнил себе Николас, увидев указатель на Литл-Бартон. Когда-то я мог продать эскимосам кубики льда. Так что не вижу препятствий в том, чтобы и сейчас не справиться с задачей. Самое главное – найти верный подход. Ведь если, боже упаси, проявить слишком откровенный интерес, продавец решит, что сидит на золотой жиле. А если предложить слишком мало, он оскорбится и вообще не продаст ни за какие деньги.

Не стоит складывать все яйца в одну корзинку, а именно уповать на один-единственный объект недвижимости, какие бы выгоды он ни сулил. Николас лучше других знал, что это самый короткий путь к банкротству. Он въехал в деревню, продолжая мысленно спорить с самим собой и пытаясь обуздать свой энтузиазм. Не мешало бы узнать об объекте побольше, возможно, поездить по округе, навести справки в агентствах недвижимости, представленных тут в довольно ограниченном количестве. Ведь, помимо всего прочего, район этот явно относился к числу быстро развивающихся. Старые ветхие амбары приобрели теперь вполне жилой облик, бывшие халупы для рабочих расширялись и перестраивались с целью удовлетворения растущих потребностей. Он, Николас, внимательно изучит другие возможности и не позволит сердцу взять верх над разумом. Нет, он категорически отказывается разгребать последствия разбитых надежд.

Хотя справиться с эмоциями было, конечно, весьма нелегко.

Припарковавшись на тихой улочке, Николас Трент еще несколько минут сидел в машине. Но затем все-таки решился и вышел.

– То, что делает этот человек, безнравственно.

– Асад, ты не можешь так говорить. У тебя нет доказательств.

– Доказательства! – фыркнул Асад, продолжая раскладывать перец на прилавке с овощами. Красные, желтые, зеленые – в строгом порядке. – И ежу понятно, что он разрушает дом изнутри. Стоит только заговорить с миссис Маккарти о ремонтных работах, которые ведет ее муж, и она сразу становится вот такого цвета. – Он поднял красный перец. – Она отлично осведомлена относительно его проделок. Похоже, они вместе состряпали этот план.

– Тот факт, что миссис Маккарти смущена, еще ни о чем не говорит. Просто этот дом для нее по-прежнему больной вопрос. Ведь она столько сил потратила на старого джентльмена – и все впустую, – покачал головой Генри. – И вообще, есть множество других причин, почему Лоре Маккарти неловко говорить с людьми о муже, и ты не хуже моего их знаешь.

– Я знаю то, что знаю. И ты тоже знаешь. Муж Лоры средь бела дня грабит миссис Деланси. Причем делает это с улыбкой на губах, притворяясь добрым самаритянином.

В витрину магазинчика било щедрое летнее солнце, освещавшее ведра с цветами; обдуваемые сквозняком, цветы весело покачивали головками, словно предвещая жаркие месяцы впереди. Однако нарядные пионы и изящные фрезии, а также гиацинты в горшках на подоконнике явно не соответствовали царившей внутри атмосфере предчувствия беды. Генри увидел, что Асад напрягся и с присвистом задышал. Приближался сезон сенной лихорадки, и в это время года у Асада непременно разыгрывалась астма.