Собрание сочинений в 10 томах. Том 4, стр. 159

— Да, мы с Мартином подумали, что долг обязывает нас дождаться конца войны. Когда Лейден освободится от испанцев, тогда и мы поедем в Англию, но не раньше.

— Когда Лейден освободится от испанцев… — Принц снова вздохнул и прибавил: — Оба вы, молодые люди, заслуживаете моего уважения, однако я опасаюсь, что при подобном положении дел ювфроу, в конце концов, не будет почивать совершенно беззаботно в Норвиче.

— Каждый из нас должен нести свою долю бремени, — грустно ответил Фой. — Я буду сражаться, она не будет спать.

— Я представляю, что иначе и не может рассуждать человек, в свое время и сражавшийся, и не спавший… Будем надеяться, что скоро наступит время, когда вам обоим можно будет отдохнуть вместе… Но заканчивайте свой рассказ.

— Конец близок. Сегодня утром мы прочли ваше обращение на улицах, и из него узнали то, о чем слышали и прежде, что вы сильно нуждаетесь в деньгах для морской войны и защиты Лейдена. Услышав, что вы еще в городе, и считая ваше обращение явным приказом, которого мы ждали, мы привезли вам богатство Хендрика Бранта. Оно в этой тележке.

Принц поднес руку ко лбу и отступил на шаг.

— Вы не шутите, Фой ван Гоорль? — спросил он.

— Нисколько, уверяю вас.

— Но постойте, вы не можете распоряжаться этим богатством, оно принадлежит Эльзе Брант.

— Нет, ваше высочество, я по закону могу распоряжаться им, так как отец мой был назначен Брантом его наследником и душеприказчиком, а я унаследовал его права. Кроме того, хотя известная доля назначена Эльзе, она желает (ее письменное, засвидетельствованное заявление при мне), чтобы все деньги до последнего дуката пошли на нужды отечества по моему усмотрению. Отец ее, Хендрик Брант, всегда был хотел, чтобы его состояние пошло на пользу родине. Вот копия завещания, в котором он выражает волю, чтобы мы употребили его деньги «на защиту нашей страны, на борьбу за свободу веры и на уничтожение испанцев, каким образом и когда — вам укажет Господь». Передавая мне это завещание, он сказал: «Я уверен, что тысячи и десятки тысяч моих соотечественников будут жить, благословляя золото Хендрика Бранта». Находясь в убеждении, что Бог, надоумив его, в свое время укажет и нам Свою волю, мы ради сохранения сокровищ были готовы идти на смерть и пытку. Теперь, как предрек Брант, наступило время, теперь мы понимаем, зачем мы, я и этот человек, остались в живых. Мы представляем вам все сокровище в целости, до последнего флорина, не взяв и суммы, завещанной из этого богатства Мартину.

— Вы шутите! Вы шутите! — повторял принц.

По знаку Фоя Мартин подошел к тележке и снял покрывало. Под ним оказались пять покрытых грязью бочонков с меткой Б на каждом из них. Тут же наготове лежали молоток и долото. Положив оглобли тележки на стол, Мартин влез в тележку и несколькими сильными ударами молотка выбил дно первого попавшегося под руку бочонка. Под дном показалась шерсть, Мартин снял ее, опасаясь в душе, как бы не произошло какой-нибудь ошибки, и затем, не имея терпения дольше ждать, высыпал содержимое бочонка на пол.

В бочонке находились драгоценные камни, в которые Брант, предвидя смутное время, постепенно превращал свое крупное недвижимое имущество. Теперь они сверкающим ручьем, переливаясь красными, зелеными, белыми и голубыми огнями, полились из заржавевших от сырости ящичков, где хранились, кроме драгоценных жемчугов, заключенных в плотно закупоренной медной шкатулке, и со звоном рассыпались по полу.

— Кажется, драгоценных камней всего один бочонок, — сказал спокойно Фой, — в других, более тяжелых, золотые монеты. Вот, ваше высочество, опись, сверившись с которой, вы можете убедиться, что мы ничего не утаили.

Но Вильгельм Оранский не слушал его, он смотрел на драгоценности и говорил про себя:

— Корабельный флот, войско, запасы, средства для подкупа сильных и приобретения помощи, свобода, богатство, счастье для Нидерландов, вырванных из когтей испанцев! Благодарю Тебя, Господи, направившего сердца людей к спасению нашего народа от грозной опасности…

В приливе радости и облегчения великий принц закрыл лицо руками и заплакал.

Итак, в ту минуту, когда Лейден был при последнем издыхании, богатство Хендрика Бранта пошло на уплату жалования солдатам и на постройку флота, который благодаря благоприятному ветру получил в надлежащее время возможность двинуться по затопленным лугам к стенам Лейдена, вынудил испанцев снять осаду и тем самым подписал смертный приговор испанскому владычеству в Голландии. Недаром, стало быть, пролилась кровь предусмотрительного Бранта и Дирка ван Гоорля, недаром перенесла Эльза на Красной мельнице ужаснейший страх, какой только в состоянии перенести женщина, не напрасно Фой и Мартин оборонялись в литейной башне, в тюрьме и во время осады, не напрасно тетка Марта, бич испанцев, нашла себе могилу в водах Харлемского озера!

Вероятно, из этого рассказа можно было бы сделать и другие выводы, применимые к нашей жизни, но предоставим читателю самому поразмыслить о них.

Вторая сцена

Лейден был наконец освобожден. Фой и Мартин появились на его обезлюдевших от голода улицах, пробравшись через разрушенные плотины на спасших город кораблях, с криками радости на устах и руками, обагренными кровью врагов. Испанцы, оставшиеся в живых, бежали из своих затопленных фортов и траншей.

Место действия переносится из залитой кровью, разоренной, но торжествующей Голландии в спокойный город Норвич, в уютный домик с высокой крышей, недалеко от собора, где почти год назад поселились Лизбета ван Гоорль и Эльза Брант. Они благополучно прибыли в Норвич осенью 1573 года перед самым началом первой осады Лейдена, и прожили здесь двенадцать долгих месяцев, полных страха и тревог.

Слухи о происходившем в Нидерландах по временам доходили до них, даже два раза приходили письма от самого Фоя, но последнее пришло уже много недель тому назад, перед тем как железное кольцо осады сомкнулось вокруг Лейдена. В это время Фоя и Мартина, как сообщало письмо, не было в городе, они находились с принцем Вильгельмом Оранским в Дельфте, занятые снаряжением флота, который строился и вооружался для освобождения города.

После этого долгое время не было никаких известий, и никто не мог сказать, что случилось, хотя прошел ужасный слух, что Лейден взят, разграблен, сожжен, а все его жители перебиты.

Лизбета и Эльза жили ни в чем не нуждаясь, так как фирма Мунт и Броун, с которой Дирк вел дела, оказалась честной, и состояние, вверенное ей, когда подступали тяжелые времена, было выгодно помещено в дело и приносило хороший доход. Но что могли значить удобства жизни для бедных сердец, знавших только один страх!

Однажды вечером обе женщины сидели в гостиной нижнего этажа, точнее, сидела лишь Лизбета, а Эльза стояла возле нее на коленях, положив голову на ручку кресла, и плакала.

— О, это слишком жестоко… невыносимо! — с рыданием говорила она. — Как вы, матушка, можете быть такой спокойной, когда Фоя, может быть, уже нет в живых?

— Если сын мой умер, Эльза, то такова воля Божья, и я спокойна, потому что покоряюсь теперь так же, как много лет тому назад, Его воле, а не потому, что я не страдаю. Мать так же может чувствовать, как и невеста.

— Зачем я рассталась с ним! — жаловалась Эльза.

— Ты сама просилась уехать, дитя мое. Что касается меня, то я бы осталась в Лейдене, чтобы пережить там и хорошее, и дурное.

— Правда, во мне нет мужества, но и он хотел этого.

— Раз он так хотел, значит, все к лучшему, будем терпеливо ждать исхода. Пойдем ужинать.

Они сели ужинать вдвоем, но стол был накрыт на четверых, как будто ожидались гости. Однако приглашенных не должно было быть, просто такова была фантазия Эльзы.

— Фой и Мартин могут приехать и рассердятся, если им покажется, что мы вовсе не ждали их, — говорила она.

И в последние три или четыре месяца на стол всегда ставилось четыре прибора, чему Лизбета не препятствовала, и в ее душе жила надежда, что Фой может неожиданно вернуться.