Собрание сочинений в 10 томах. Том 3, стр. 126

Такое положение заставило сеньора высказать мысль:

— Нельзя ли вступить с ними в переговоры?

— Невозможно! — ответил я ему. — Что мы можем им дать, чего бы они не могли взять сами?

Тут вмешался старый индеец.

— Друзья, отчего вы не спасаетесь бегством? Сзади должна быть тропинка, а в лесу вам легче спрятаться от этих людей.

— Как же мы можем бежать, если вы так слабы, — заметил ему Стрикленд. — Нам остается храбро встретить смерть и тем окончить поиски Золотого Города!

— Я уже стар, — продолжал Зибальбай, — и мне не долго жить. А ты, дочь моя, ступай с ними. На тебе наш священный символ, и если этот чужеземец докажет тебе, что он и есть тот, кого мы искали, то ты отведешь его к нам домой, и все исполнится, как было предсказано!

— Нет, отец, мы оба останемся живы или погибнем! Эти сеньоры могут идти, если хотят, но я останусь с тобой!

— Я тоже, — сказал Молас, — так как не хочу избежать смерти, которая сторожит меня… Да и поздно бежать — смотрите, вот они поднимаются по лестнице, с доном Педро и американо во главе!

Я выглянул. Молас говорил верно. Разбойники уже поднялись до половины первого этажа.

— Если бы у нас были ружья! — вздохнул сеньор.

— Незачем печалиться о том, чего у нас нет, — ответил я ему. — Бог может помочь нам, если захочет, а если нет, то нам приходится только преклониться перед Его волей!

Мы все замолчали, и слышался только голос одного Зибальбая, который, подняв руки к небу, молился своим богам об отмщении врагам. Сквозь кусты я видел, что наши противники поднимались уже на второй этаж.

— Надо действовать! — воскликнул сеньор.

Он быстро подбежал к тем камням, которые мы с таким усердием собирали, и просил нас всех помочь ему сбросить вниз по лестнице самый тяжелый из них. Но на наше несчастье, корни кустов задержали движение камня, а вслед за тем нападающие открыли непрерывный огонь из своих ружей, и мы были вынуждены искать укрытия за высоким карнизом арки.

Враги продолжали подниматься, пока не дошли до третьего этажа, где остановились, чтобы передохнуть. Молас, не говоря ни слова, схватил отравленный дротик, подбежал к краю лестницы и с силой метнул его в нападающих; сеньор зачем-то последовал за ним, схватив другой дротик, хотя не умел пользоваться этим оружием. Дротик Моласа попал в шею Смита, и он зашатался на месте, стараясь обеими руками вырвать засевшее острие. Но силы ему изменили, и он свалился вниз. В ответ на это нападение раздался дружный залп, и хотя сеньор Стрикленд и Молас поспешили укрыться за наше прикрытие, но — увы! — на этот раз дело не обошлось благополучно. Молас упал, и сеньор остановился, чтобы помочь ему подняться, потом они оба добежали до нас. По лицу сеньора струилась кровь. Я очень испугался.

— Вы ранены?

— Пустяки! Пуля едва задела меня… Но Молас ранен в бок!

— Ничего, ничего. Я чувствую себя хорошо, — говорил Молас, но я видел, что он испытывает сильную боль.

Майя подошла к сеньору, стараясь куском от своего платья остановить кровь с его щеки.

— Не стоит, — ответил он ей, — так как скоро будут более серьезные раны, которых не залечишь. Что же нам делать?

Вместо ответа она указала рукой на отравленный дротик, который держала в руке.

— Я также не могу дать вам иного совета, но говорю вам, что очень рад тому, что встретил вас, и надеюсь, что мы еще свидимся. А теперь воспользуйтесь минутой затишья, чтобы проститься с вашим отцом!

Майя утвердительно кивнула головой. Подойдя к Зибальбаю, она нежно обняла старика. Я видел, что наши противники совещаются. Смерть Смита заставляла их быть осторожнее, они, по-видимому, опасались засады, но немного погодя все-таки стали подниматься по ступеням третьего этажа. Все мы стояли в полном безмолвии и неподвижности. Молас приложил руку к своей ране, чтобы несколько уменьшить страдания. Потом он опять ушел на внутреннюю площадку и вернулся с большим медным топором, который лежал в куче вещей Зибальбая, найденных нами при входе.

Молча, не говоря ни слова, он взобрался, пользуясь трещинами в своде, на самый верх арки и лежал, удерживаясь одной рукой и расширяя все больше самую большую трещину.

— Сойди скорее вниз, Молас! — крикнул ему сеньор. — Ведь если арка упадет, то и ты свалишься вместе с ней!

— Ничего! — ответил Молас. — Сегодня все равно мой Судный день: попавшая в меня пуля поразила меня насмерть, и я больше не жилец на этом свете!

— Прощай, благородный человек, — сказал ему сеньор. — У меня нет другого орудия, а то я был бы с тобой.

— Прощай, возлюбленный брат мой, верный слуга Сердца! — послал я ему свой последний привет. — Твой поступок получит свою награду.

Цементная крепь с трех сторон была разрушена, но оставалась еще одна, на вид самая прочная.

— Далеко ли они? — спросил Молас.

Мы осторожно глянули через край карниза и увидели, что наши враги опять остановились футах в шестидесяти под нами, точно опасаясь чего-то неизвестного. Один из них что-то горячо говорил дону Педро, стараясь его в чем-то убедить, но тот, по-видимому, не соглашался. Наконец он сдался и отдал соответствующее приказание. Этих нескольких минут промедления было достаточно, чтобы дать Моласу время справиться с его работой.

— Скорее! — шепнул ему сеньор. — Они идут!

Молас отбросил топор и теперь уже работал своим охотничьим ножом, стараясь разрушить цементную крепь, сковывавшую камни столько веков.

— Назад, Молас, назад! — повторял сеньор, но тот не слушал, а быть может, и не слышал.

Крепь становилась все тоньше и тоньше, но все еще держалась. Тогда Молас переполз на внешнюю сторону свода, и вес его тела пересилил сцепление. Раздался треск, потом глухой шум, и каменная громада упала вниз, на ступени лестницы, увлекая с собой и бесстрашного Моласа. Нашим глазам представилась перемешанная груда камней и человеческих трупов: ни один не избег своей участи, только дон Педро, шедший впереди всех по лестнице, остался в живых. Но новый, неожиданно оторвавшийся обломок карниза свалил его с ног, и он с высоты третьего этажа полетел вниз.

Все было кончено.

— Пойдемте искать тело нашего спасителя, — предложил сеньор, и мы все последовали за ним.

Внизу мы нашли трех привязанных мулов с большим запасом провианта, потом не постеснялись отобрать у павших врагов их ружья и патроны, которые могли нам еще пригодиться.

Все они были убиты наповал, и только дон Педро, упавший на мягкий грунт, еще шевелился и стонал.

— Воды, воды! — слышались его мольбы.

Сеньор подошел к нему и влил в рот немного водки из фляги, которую мы нашли на одном из мулов.

— Как вы милосердны! — заметила ему Майя. — Я бы, кажется, ничего не сделала, чтобы облегчить участь этой собаки.

— Кто из нас без греха, — ответил сеньор, — и потому мы должны быть милосердны.

— Я умираю! — слабым голосом произнес дон Педро. — Мое предчувствие, что я погибну под развалинами, оправдалось. Но как могу я спокойно умереть, будучи убийцей и разбойником с самого детства?

Сеньор только пожал плечами, не находя ответа на этот вопрос.

— Отпустите мне грехи! — продолжал взывать дон Педро. — Ради самого Христа, отпустите мне грехи!

— Это не в моей власти, — ответил ему сеньор. — Молитесь Богу, потому что время ваше коротко.

Но тот не внял этому совету, и до нас еще долго доносились вопли и страшные проклятия умирающего непокаявшегося разбойника.

XI. Рассказ Зибальбая

Когда мы немного успокоились и подкрепили наши силы едой, я, видя, что мы вполне можем в тот же вечер двинуться в путь, обратился к Зибальбаю: — Месяца два тому назад ты, Зибальбай, послал Моласа, который погиб ради нас, к тому из индейцев, которого они признают Владыкой Сердца. Твой посланник странствовал по суше и по морю и наконец передал твое поручение!

— Кому?

— Мне, так как именно я и есть тот человек, которого вы ищете. Я и мой товарищ пустились в путь, во время которого пережили множество опасностей.