Корсар, стр. 2
– Что случилось? – тихо спросил Кнол.—Обычно ты так не злишься.
Гарет сидел и смотрел на воду, потом взял кусочек соленой рыбы из ведра для приманки и задумчиво пожевал его.
– Отец получил утром письмо, – сказал он наконец, – которое должен передать герольдам, чтобы о нем узнали все. Письмо от отца Вел.
– Ого, – тихо произнес Том.
Вел Кес была на год младше друзей и слыла первой красавицей в поселке. Ее отец до недавнего времени владел одним из двух магазинов в поселке, потом заявил, что денег здесь не заработать, и переехал с семьей в другой поселок в двух-трех днях пути. Вел была подругой Гарета с семи– или восьмилетнего возраста, и все жители считали, что они поженятся.
Гарет считался неплохим женихом. Он был сыном местного волшебника и учился в школе семь лет. Все полагали, что он не простой рыбак, несмотря на то что никто не замечал в нем ни малейших признаков Дара отца.
– Герн Кес имеет честь объявить, что его дочь помолвлена и скоро станет второй невестой какого-то поганого торговца сидром, который, несомненно, осчастливит ее, и так далее.
– О, – тихо произнес Кнол.
– Жаль, что отец не отправил меня в Тикао к дяде. А так приходится торчать здесь и думать… неважно о чем…
Том похлопал Гарета по колену.
– Наплевать, – сказал Гарет. – Давайте лучше поищем хорошее место, чтобы забросить снасти.
– Думаю, – Кнол явно обрадовался смене темы, – нужно попробовать обойти ту скалу, на которую ты когда-то забрался, с востока и встать на отмели.
– Почему бы и нет? – откликнулся Гарет и добавил с горечью в голосе: – Хватит думать о том, как устроить собственную жизнь, что бы это ни значило. Мне просто хочется, чтобы здесь произошло хоть что-нибудь интересное.
Море вокруг поднимавшейся из глубин огромной скалы было неспокойным, почти угрожающим. Несмотря на то что трое друзей начали выходить в море с тех пор, как научились ходить, они часто бросали тревожные взгляды в сторону пучины, чтобы не пропустить высокую волну, которая могла бросить их на острые скалы.
Приближался вечер, на горизонте виднелись суденышки – это возвращались домой ловцы крабов.
Два года назад Гарет на спор поднялся на скалу с помощью пенькового каната, цепляясь ногами и руками за трещины и пучки травы, росшей на почти отвесном склоне. Один раз он едва не сорвался, – когда прямо в лицо, шумно захлопав крыльями, взлетела с гнезда чайка. Наконец он поднялся на вершину – площадку, едва ли большую, чем та, что отец использовал дома для заклинаний. Порывы ветра пытались сбросить его вниз, он отчаянно цеплялся за скалу и думал, какого дьявола выставил себя таким дураком и как спуститься вниз.
Спуститься ему удалось, и все жители поселка утверждали, что он был первым, ну, может быть, вторым человеком, которому удалось покорить эту вершину, а имени первого все равно никто не помнил.
Стало прохладно. Пальцы Гарета распухли и воспалились от соленой воды, уши, казалось, превратились в тончайшие пластинки фарфора, которые могли разбиться при малейшем прикосновении.
– Эй,—вдруг воскликнул Кнол. – Смотрите!
Откуда-то из-за скалы над морем поднимались клубы дыма.
– Пожар, – сказал Том. – Горит что-то большое.
Кнол стал выбирать снасти, а Гарет подошел к рулю и развернул лодку, пока Том поднимал парус. Течение подхватило суденышко и пронесло его совсем рядом с острыми скалами и пещерой, в которой глухо раздавались удары волн.
– Господи, – едва слышно произнес Кнол. Что-то действительно горело.
Это горел их поселок. Из дымных облаков показались четыре корабля, не похожие на те, что друзьям доводилось видеть. Гарет смог разглядеть, что они черные, трехмачтовые, с треугольными красными парусами.
– Кто это? – спросил Том.
– Не знаю, – ответил Гарет, но пламя, охватившее дома, подсказало ответ.
– Линияты, – прошептал Кнол. – Работорговцы! Я не слышал, чтобы они заходили так далеко на север.
– О боги, – скорее простонал, чем взмолился Том. – Давай, Гарет! Быстрее!
Поселок был практически уничтожен – превратился в объятые пламенем развалины. Слышался только треск пламени и грохот рушащихся крыш.
Рыбацкие лодки сгорели полностью – их пропитанная рыбьим жиром древесина мгновенно вспыхнула от брошенных факелов.
На причале лежали два мертвеца с торчащими из спин стрелами. С полдюжины крабов выбрались из ловушки и спешили по телам мертвецов к воде.
Гарет перепрыгнул через трупы, двое приятелей последовали за ним, спеша добраться до своих домов.
В начале улицы в луже крови лежало тело с неуклюже раскинутыми руками. Рядом с ним валялся сломанный рыбацкий крюк, а чуть дальше Гарет увидел трупы троих темнокожих мужчин в странной, по виду шелковой, одежде. Гарет успел подумать, что старик Балтит, видимо, не был отъявленным лгуном, как считали все жители поселка, если смог справиться с тремя налетчиками, и побежал к дому, чувствуя, как бешено колотится в груди сердце.
Отец лежал на спине рядом с порогом дома. Рука, которой он пытался выдернуть из груди дротик, была отрублена.
Мать Гарета сидела на ступенях лестницы. Он на мгновение решил, что она жива, пока не увидел глубокую рану на горле и неестественный поворот головы.
Он упал на колени, и в голове крутилась одна-единственная нелепая мысль: “Я даже не попрощался с ними. Я даже не попрощался с ними”.
Он не знал, сколько времени простоял так, потом услышал шаги за спиной, но не стал оборачиваться.
Раздался голос Кнола:
– Они забрали… всю семью Тома… мой отец погиб… мать и сестра исчезли. Они всех забрали. Никого не осталось в поселке. Только мертвые, Гарет. Они оставили только мертвых.
Еще одна мысль пришла Гарету в голову: “И я не сказал, как сильно люблю их. Не помню, когда говорил им об этом”.
А потом из глаз потекли слезы.
2
Гарет Раднор притаился за печной трубой, стараясь не думать о крутых скатах крыши, о падении с высоты четырех этажей, если поскользнется на черепице, и булыжной мостовой, которая вряд ли смягчит падение.
На другой стороне площади величественно возвышался храм Мегариса – любимого бога всех тикаонцев и, соответственно, всех жителей Сароса. На плоской крыше храма четыре колонны поддерживали каменный купол, под которым висел огромный гонг.
Удары в гонг, раздававшиеся каждый час, разносились над всем Тикао до самой реки Нальта и даже до трущоб на другом берегу. Звук был привычным для жителей города.
Но сейчас, хотя время близилось к полуночи, на площади собралось дюжины три горожан, с любопытством и благоговейным ужасом смотревших вверх.
Все потому, что творилось что-то непонятное с поклонением богу или, как шептали люди, с самим богом.
Уже десять ночей подряд вместо двенадцати ударов в гонг раздавалось тринадцать, и никто не знал почему. Монахи и жрецы неистово молились, чтобы понять смысл этого предзнаменования, но пока безуспешно.
Не удалось им и скрыть происшествие. Два дня назад свидетелями феномена стали четверо горожан, через день – уже одиннадцать, и теперь, на глазах у Гарета, все больше и больше людей собиралось на площади.
Он усмехнулся, достал из кармана рогатку и специально отобранный круглый, гладкий камешек.
На крыше храма открылся люк и показались четверо монахов. Один нес в руках огромный, обитый войлоком молот, другой – песочные часы.
Обычно в церемонии участвовало двое монахов. Другие, как полагал Гарет, были верховными жрецами, которые, видимо, собирались отгонять злых духов, если те появятся, или разоблачить ответственных за столь серьезную церемонию монахов, если те соберутся валять дурака.
Монах с молотом закатал рукава рясы и поднял инструмент. Обычно он делал это нарочито эффектно, но на этот раз Гарет заметил в его движениях некоторую скованность и неловкость.
Монах с часами поднял и резко опустил руку.
Раздался один удар, второй…
Третий… четвертый… пятый… шестой… седьмой… восьмой… девятый…