Собрание сочиненийв 10 томах. Том 2, стр. 66

— Я рад вашему решению, — отвечал я, — по двум причинам. Первая — у вас есть обязанности по отношению к вашей жене и дочери, в особенности вы не должны забывать о ребенке. Флосси должна получить образование и жить среди таких же детей, как она, иначе она вырастет дикаркой. Другая причина: рано или поздно, но масаи отомстят вам за себя. Несколько человек их успели убежать — результатом будет новое нападение на вас! Ради одного этого я уехал бы непременно! Когда они узнают, что вас здесь нет, они, может быть, не пойдут сюда! [59]

IX. В неизвестной стране

Прошла неделя. Однажды вечером мы сидели за ужином в столовой миссии, в невеселом расположении духа, так как назавтра должны были проститься с друзьями и отправиться дальше. О масаях не было ни слуху ни духу. Кроме двух копий, забытых на траве, и пустых патронов, валявшихся у стены, ничто не напоминало, что в старом краале происходила ужасная резня. Макензи, благодаря своему спокойному темпераменту, быстро оправился и ходил теперь с помощью костылей. Из других раненых один умер от гангрены, а остальные понемногу выздоравливали. Люди мистера Макензи, ушедшие с караваном, вернулись, и в миссии теперь был целый гарнизон.

Несмотря на радушные и горячие просьбы остаться еще, мы решили, что пора двинуться в путь, сначала к горе Кения, потом в неизведанные области, искать таинственную белую расу людей. За это время мы смогли оценить достоинства осла, столь полезного в путешествиях, и приобрели их целую дюжину для перевозки нашего имущества и, если понадобится, нас самих. У нас осталось только двое слуг, тех же ваква, и мы сочли невозможным нанимать туземцев и тащить их за собой Бог знает куда.

Мистер Макензи сказал, что ему кажется странным, как мы, трое образованных людей, обладающих всем в жизни — здоровьем, значительными средствами, положением, — для собственного удовольствия отправляемся куда-то в глушь, в погоню за приключениями, откуда можем не вернуться совсем. Но мы — англичане, искатели приключений с головы до пят! Наши великолепные колонии обязаны своим существованием отважным людям и их чрезмерной любви к приключениям, хотя эта любовь, на первый взгляд, кажется чем-то вроде тихой формы помешательства.

«Искатель приключений» идет навстречу всему, что бы ни случилось. Я даже горжусь этим титулом, который говорит о смелом сердце, о горячей вере в Провидение. Кроме того, когда имена Крезов [60], перед которыми преклоняется мир, имена всяких политиков, которые управляют миром, — забывают, имена отважных старых искателей приключений, которые сделали Англию такой, какая она есть теперь, — эти имена будут вспоминаться всегда и с любовью и гордостью передадутся детям! Мы трое, конечно, не можем рассчитывать на это, мы довольствуемся тем, что есть!

В этот вечер, сидя на веранде, покуривая трубки, мы увидели Альфонса, который подошел к нам с изящным поклоном и заявил, что желает переговорить с нами. Мы попросили его объясниться.

Он сказал, что боится присоединиться к нам в нашем путешествии (это вовсе не удивило нас, ввиду его трусости). Мистер Макензи уезжал в Англию, а без него — Альфонс был в этом убежден — его схватят, препроводят во Францию и посадят в тюрьму. Эта мысль преследовала его, и расстроенное воображение придумывало тысячу опасностей. В сущности, его преступление было давно забыто, и он мог беспрепятственно появиться во Франции. Но он не допускал и мысли об этом и просил нас взять его с собой. Трус от природы, Альфонс готов был скорее идти на любой риск, подвергаться всевозможным опасностям в нашей экспедиции, чем обречь себя на столкновение с полицией в родной стране. Выслушав Альфонса, мы стали обсуждать его предложение и согласились взять его с собой.

Мистер Макензи также советовал нам взять француза. Нас было немного, а француз был живым, деятельным парнем, который умел приложить руки ко всему и отлично стряпал. Ах, как он умел стряпать! Я уверен, что он состряпал бы великолепное кушанье из старых штиблет своего героя-дедушки, о которых он так любил говорить. Затем, маленький человек имел прекрасный характер, был весел, как обезьяна, и его смешные, тщеславные рассказы были нескончаемой забавой для нас; кроме того, он был удивительно незлобивым. Даже его трусость не мешала нам, потому что мы знали эту его слабость и могли остерегаться ее. Предупредив француза, что он рискует натолкнуться на опасности, мы сказали, что принимаем его предложение при условии полного повиновения нашим приказаниям. Мы также решили положить ему жалованье по десять фунтов в месяц, чтобы, вернувшись в цивилизованную страну, он мог всегда получить их. На все это он согласился очень охотно и отправился писать письмо Анетте, которое миссионер обещал отослать.

Потом он прочитал нам свое письмо, сэр Генри перевел его, и мы удивлялись этому. В нем было много всего — и преданности, и страданий: «Далеко, далеко от тебя, Анетта, ради которой, обожаемой, дорогой моему сердцу, я обрек себя на страданья!» Все это должно было растрогать сердце жестокосердной прелестной служанки!

Наступило утро. В семь часов ослы были нагружены. Пора отправляться! Печальное было прощание, особенно с маленькой Флосси! Мы были с ней хорошими друзьями, часто беседовали. Но ее нервы всегда расстраивались при воспоминании об этой ужасной ночи, которую она провела во власти кровожадных масаев.

— О, мистер Квотермейн! — вскричала она, обвивая руками мою шею и заливаясь слезами. — Я не в силах проститься с вами. Когда мы снова увидимся?

— Не знаю, мое дорогое дитя, — сказал я, — я стою на одном конце жизни, а вы — на другом! Мне не много осталось впереди, целая жизнь прожита в прошлом, а вам, я надеюсь, предстоят долгие и счастливые годы жизни и много хорошего в будущем! Мало-помалу вы подрастете и превратитесь в прекрасную женщину, Флосси, и вся эта дикая жизнь будет казаться вам каким-то сном! Если мы никогда более не встретимся, я надеюсь, вы будете вспоминать вашего старого друга и его слова! Старайтесь быть всегда доброй и хорошей, моя дорогая, а главное — правдивой. Доброта и счастье — одно и то же! Будьте сострадательны, помогайте другим, мир полон страдания, моя дорогая, и облегчить его — наш благороднейший долг. Если вы сделаете это, вы будете милой, богобоязненной женщиной, озарите счастьем печальную участь многих людей, и ваша собственная жизнь будет полнее, чем жизнь других женщин. Я даю вам добрый совет по старомодному обычаю. Вы видите этот клочок бумаги, который мы называем чеком? Его надо отдать отцу вместе с этой запиской. Когда-нибудь вы выйдете замуж, моя дорогая Флосси, вам купят свадебный подарок, который будете носить вы, а после вас — ваша дочь, если она будет у вас, в память об охотнике Квотермейне!

Маленькая Флосси долго кричала и плакала и дала мне на память локон своих золотистых волос, который хранится у меня до сих пор. Я подарил ей чек на тысячу фунтов и в записке уполномочивал ее отца положить их под проценты в правительственное учреждение — с тем, чтобы по достижению известного возраста или выхода замуж купить ей лучшее бриллиантовое ожерелье. Я выбрал бриллианты потому, что ценность их не падает и в трудные минуты последующей жизни моя любимица может всегда обратить их в деньги.

Наконец, после долгих прощаний, рукопожатий, приветствий, мы отправились, простившись со всеми обитателями миссии. Альфонс горько плакал, прощаясь с своими хозяевами, у него было мягкое сердце. Я не особенно огорчался, когда мы ушли, так как ненавижу все эти прощания. Тяжелее всего было смотреть на грусть Умслопогаса, когда он прощался с Флосси, к которой он сильно привязался. Он говорил, что она так же мила, как звезда на ночном небе, и никогда не уставал поздравлять себя с тем, что убил лигонани, который посягал на жизнь ребенка. Последний раз взглянули мы на красивое здание миссии — настоящий оазис в пустыне — и простились с европейской цивилизацией. Но я часто думаю о Макензи, о том, как добрались они до Англии, и если они живы и здоровы, то, вероятно, прочтут эти строки. Дорогая маленькая Флосси! Как поживает она в стране, где нет черных людей, чтобы беспрекословно исполнять ее приказания, где нет снежной вершины величественной горы Кения, на которую она любовалась по утрам? Прощай, моя дорогая Флосси!