Собрание сочиненийв 10 томах. Том 2, стр. 144

Он со вздохом согласился и, отплыв ярдов на сто от берега, бросил якорь, то есть попросту пробуравленный камень, привязанный к канату.

Легко взбираясь по естественной лестнице скал, мы с Хансом подошли к ближайшей группе развалин.

— Смотрите, баас, вон собака! — воскликнул Ханс.

Я посмотрел в указанном направлении и действительно увидел большую остромордую собаку, которая, казалось, крепко спала. Мы подошли ближе. Она не двигалась. Ханс бросил в нее камень, угодивший ей в спину. Она и теперь не двинулась. Тогда мы подбежали и рассмотрели ее.

— Это каменная собака, — сказал я. — Живший здесь народ умел делать статуи, — я все еще не верил в легенду об окаменелых созданиях.

— Если так, баас, значит, они в свои изваяния вставляли кости. Смотрите, — и он потрогал сломанную переднюю лапу собаки. Из нее торчала окаменелая кость. Я понял все.

Животное бежало к берегу, когда во время извержения его застигла волна ядовитых газов. А потом на нее упал дождь из минерализующих жидкостей и превратил ее в камень. Это казалось чудом, но я не мог не верить очевидному.

Мы поспешили к следующий группе строений, стоявшей поодаль под защитой нависшей скалы. Судя по большим каменным колоннам, здесь некогда был храм или дворец. Через большую залу мы прошли в заднюю комнату. Необычайное зрелище представилось нашим глазам.

Здесь столпилось двадцать — тридцать человек, — мужчин, женщин, детей, — превращенных в камень. Некоторые сжимали друг друга в объятиях. Несомненно, минерализующая жидкость проникла сквозь трещины в скале, заменявшей этой комнате крышу, и сделала свое дело. Люди были обнажены все до единого. По-видимому, одежды или обгорели на них, или сгнили, прежде чем закончился процесс окаменения. Первое предположение подтверждалось тем фактом, что ни у кого на голове не было волос. Черты лиц было трудно разобрать, но общим телосложением они были похожи на вэллосов.

В безмолвном изумлении вышли мы из этого склепа и стали бродить по окрестностям. То здесь то там попадались нам на глаза тела погибших в великой катастрофе. Раз мы натолкнулись на торчавшую из лавы руку. Должно быть, многое было похоронено глубже. В краале мы нашли окаменелых коз. Какое место для раскопок! Новые Геркуланум и Помпеи [104].

И я погрузился в размышления о бренности нашей славы. Вдруг Ханс толкнул меня в ребра и воскликнул на своем убийственном бурско-голландском языке одно только слово: «Кек! — что, как вам, может быть, известно, означает «смотри», — и кивнул на озеро.

Наша лодка изо всех сил гребла к вэллосскому берегу.

— Почему они удирают? — спросил я.

— Вероятно, кто-нибудь гонится за ними, баас, — спокойно ответил Ханс и, покоряясь судьбе, сел на камень, достал трубку, набил ее и закурил.

Ханс, как всегда, оказался прав: не прошло и полминуты, как из-за поворота показались еще две лодки, очень большие, и с явно враждебными намерениями погнались за нашей.

— Должно быть, жрецы заметили наше судно и решили его поймать, — заметил Ханс и глубокомысленно сплюнул. — Впрочем, Иссикор уже далеко — может быть, им это и не удастся. Что же мы теперь предпримем, баас? Не поселиться же нам здесь с мертвецами? Каменными козами не наешься.

Я струхнул. Положение было отчаянное. Еще минуту тому назад я был полон восторга от этого окаменелого города. А теперь мне было тошно думать о нем. Лучше бы он провалился на дно озера. Так обстоятельства влияют на изменчивое наше настроение. Вдруг меня осенила идея, и я храбро сказал:

— Только одно и можно предпринять: мы отправимся с визитом к Хоу-Хоу и его жрецам.

— Да, баас. Но баас помнит картину в Драконовых горах? Если портрет не врет, Хоу-Хоу знает, как отрывать людям головы!

— Я не верю в существование Хоу-Хоу, — твердо сказал я. — Ведь ты заметил, Ханс, мы много наслышались россказней о Хоу-Хоу, а никто не видал его настолько близко, чтобы точно его описать. Как бы то ни было, лучше сразу лишиться головы, чем медленно умирать от пустоты в желудке. Эти вэллосы, конечно, никогда не приедут за нами сюда.

— Да, баас, я тоже так думаю. Иссикор, с тех пор как вернулся на родину, сделался трусом. Только, баас, если хотите засветло попасть на ту сторону, надо идти, не теряя времени.

Мы тронулись в путь, держась восточного склона вулкана. Пройдя некоторое расстояние, мы оглянулись на озеро. Вдали маленьким пятнышком виднелась наша лодка, преследователи были совсем близко. Но вот из тумана вэллосского берега выступили новые пятнышки — несомненно, вэллосы выслали несколько кораблей на выручку Иссикору, так как жрецы прекратили погоню и повернули восвояси.

— Иссикор расскажет госпоже Сабиле занятную историю, — сказал Ханс, — только навряд ли она поцелует жениха, выслушав его рассказ.

— Он сделал очень умно, что удрал. Что пользы было оставаться? — возразил я и, когда мы поплелись дальше, прибавил: — Тем не менее ты прав, Ханс. Иссикор стал совсем другим.

Мы шли без дороги, прямо по целине. Идти было тяжело. Но вот мы обогнули вулкан, и характер местности резко изменился. Мы очутились на плодоносном возделанном поле, по-видимому искусственно орошенном.

— Должно быть, пашня лежит очень низко, баас, — заметил Ханс, — а то как бы в нее попадала вода из озера?

— Не знаю, — ответил я резко, так как зачастил дождь и мои мысли были заняты не озерной водой, а небесной. Тем не менее замечание Ханса запало в мое сознание, и впоследствии я извлек из него пользу. Мы вошли в пальмовую рощу, пересеченную дорогой.

Дорога привела нас к поселку, состоявшему из каменных домов. Посредине стоял большой дом, задним фасадом почти упиравшийся в подножие горы. Мы вошли в поселок незамеченными, так как все жители укрывались в домах по случаю дождя. Но скоро залаяли собаки. На пороге одного дома показалась женщина и, увидев нас, подняла крик. Со всех сторон показались бритоголовые мужчины в белых жреческих одеяниях и побежали на нас, потрясая длинными копьями.

— Ханс, — сказал я, — держи ружье наготове, но не стреляй без необходимости. В данном случае слова сослужат нам лучшую службу, чем пули.

— Да, баас, только думаю, что нам ни то ни другое не поможет.

И он сел, выжидая, на ствол срубленного дерева, лежавший у дороги. Я последовал его примеру и, воспользовавшись случаем, закурил свою трубку.

Глава IX. Пир

В нескольких шагах от нас жрецы остановились, по-видимому пораженные нашей внешностью, действительно не выдерживавшей никакого сравнения с их собственной, ибо все они были ярко выраженного вэллосского типа. Но еще больше удивила их зажженная мною спичка и дымившаяся трубка — ибо этот народ употреблял только нюхательный табак.

Спичка выгорела, и я зажег новую. При виде внезапно появившегося огня они отступили на два шага. Наконец, указывая на огонек, один из них спросил на том же арабском наречии, которое употребляли вэллосы:

— Что это, о чужеземец?

— Волшебный огонь, — ответил я по наитию, — который я приношу в дар великому богу Хоу-Хоу.

Это сообщение, по-видимому, умиротворило их. Они опустили копья и заговорили с новым человеком, появившимся на сцене в этот момент. Вновь пришедший был красивый статный мужчина внушительной внешности, с горбатым носом и черными блестящими глазами. На голове у него была также жреческая тиара, и белая одежда его была расшита золотом.

— Он у них большой человек, баас, — прошептал Ханс. Я кивнул головой и заметил, что жрецы низко кланялись, обращаясь к нему.

Сам Дэча, собственной персоной, подумал я — и не ошибся.

Он подошел и, глядя на серную спичку, спросил:

— Где живет твой волшебный огонь, чужеземец?

— В этой клетке, покрытой священными тайными письменами, — ответил я, показывая ему коробочку с этикеткой Wax Vestas. Made in England [105], и торжественно прибавил: — Горе непосвященному, если он тронет ее, ибо огонь выскочит и сожрет безумца, о Дэча.