Джура(ил. И.Незнайкина), стр. 4

Аксакал жил по заветам предков и сена не запасал. Киики и архары осенью ушли на юг. Кишлак голодал.

Джура ожидал спокойно и важно, как и подобает охотнику, хотя ему и самому не терпелось рассказать об удивительных событиях.

II

В ночь перед обвалом Джуру разбудил голос аксакала. Боясь темноты, он сердито спрашивал у женщин, почему не горят светильники.

— Весь земляной жир кончился, — оправдывались сонные женщины. — Почему холодно? Почему деревянные камни не горят в очаге? Ленивый Кучак опять принес мало?

Кучак неподвижно сидел в своей кибитке на корточках, устремив глаза на луну сквозь дыру дымохода, и пел легенду «о лунной бабе». Он мог так сидеть часами.

Утром к Кучаку пришел Джура и приказал ему собираться. Кучак никуда не хотел идти и визгливо сказал:

— Я заболел, я не могу.

— Ты взрослый мужчина, а не хочешь выполнить даже женскую работу и принести деревянных камней! — закричал на него Джура. — А если ты болен, я пущу тебе, как больному, кровь!

— Нет, я здоров, я здоров! — поспешно захныкал Кучак.

— Тогда собирайся. Поможешь мне сделать новый нож.

Джура и Кучак пошли к обнаженной ветрами скале. Спустившись по узкой щели к трещине, откуда всегда сочилась нефть, они подставили бурдюк и подождали, пока он доверху наполнится «земляным жиром».

Возвращаясь домой, у подножия холма, в яме, они топорами накололи горючего сланца, который называли «деревянными камнями». Пришли женщины и унесли топливо в кибитки.

Позже Джура работал в своей маленькой кузнице. Он делал нож из куска железа, украшая его насечками.

— Глупым делом занимаешься, — сказал Кучак, раздувая огонь в горне.

— Отец мой носил ножи только с насечками, — ответил Джура.

— Так то твой отец — батыр!

— А я не батыр? Тебя одной рукой валю, больше всех могу мяса съесть. Меня все боятся!

— Ну, я тебя переем, — уверенно сказал Кучак, поглаживая отощавший живот. — А вот сколько врагов ты убил?

— Я ещё убью. Я много убью! — гордо ответил Джура.

Они заспорили, и рассерженный Джура в гневе намял бы Кучаку бока, если бы тот вдруг не показал на Бабу.

Огромная черная охотничья собака дремала, свернувшись калачиком. Ее короткий, обрубленный хвост напрягся и приподнялся. Бабу дремала, но её уши насторожились и повернулись в сторону наружной стены, заваленной снегом, верхняя губа злобно поднялась, обнажив клыки: Бабу чуяла приближение врага. Она вскочила, подошла к стене и, опустив голову, стала напряженно вслушиваться. Потом тихо зарычала. По этому еле слышному сигналу все кишлачные собаки злобно и вызывающе залаяли.

Джура прислушался, но не заметил ничего подозрительного. Все же, зная, что Бабу улавливает много таких звуков, которых никогда не услышит человек, он быстро влез на крышу и внимательно осмотрел все вокруг. На занесенных снегом горах никого не было видно. Но собака, влезшая вслед за Джурой на крышу, подняв уши, пристально смотрела на север. Джура посмотрел туда и удивился: невдалеке от подножья скалы шевелились черные точки.

— Люди, люди с севера! — крикнул Джура.

— Как — с севера? — спросил Кучак.

Непроходимые пропасти преграждали на севере путь к кишлаку. Кучак последовал за Джурой, бормоча:

— Это горные люди. Они пасут стадо козлов. Теперь ты убьешь самого большого козла, и мы не будем больше голодать.

— Открой шире глаза! — сердито сказал Джура. — Там люди и один як. Тебе везде мерещится еда!

— Но с севера к нам нет пути. Купец приезжает осенью с востока.

— А снежный мост, образовавшийся над пропастью после недавнего обвала! Или ты забыл, что по нему ушли дикие козлы?

Кучак похолодел от страха. Джура громко крикнул в дымоход о приближающейся опасности. Всполошились женщины, заплакали дети. Но больше всех встревожился аксакал.

— Неужели наступило время возмездия, пришел час большой крови, которым грозил Тагай? — шептал он.

Аксакал приказал Джуре отправиться на разведку к Сурковой скале, над которой высилась гора Ледяная Шапка. Сначала Джура хотел бежать напрямик, но осторожность победила любопытство. Зачем было наводить врага на кишлак? Джура быстро достиг Сурковой скалы и осторожно пробирался вверх по засыпанному снегом карнизу. Бабу шла впереди. Время от времени она останавливалась, поджидая хозяина, и нетерпеливо помахивала обрубленным хвостом. Каждый неверный шаг грозил падением в пропасть, и потому Джура внимательно выбирал место, куда поставить ногу. Шаг за шагом он медленно поднимался вверх.

Джура достиг вершины Сурковой скалы и, надеясь, что его в сумерках не будет видно, посмотрел вниз. В наступающей темноте он еле различил трех людей и кутаса. Злобный отрывистый лай чужой собаки раздался совсем близко. Бабу ответила таким же громким и злобным лаем. Джура шепотом приказал ей замолчать и присел за камень, но его уже заметили. Вдруг Бабу попятилась и зарычала. Джура удивился: люди, которых он заметил с крыши, не могли так быстро взобраться на гору. Бабу снова залаяла, повернув голову в противоположную от врага сторону. Опасность, очевидно, была с двух сторон.

«Плохо!» — решил Джура. Он снял со спины старый карамультук — фитильное ружье, высек искру и зажег фитиль.

— Кто ты? — донеслось снизу. — Эй, ты, отвечай, если не хочешь, чтобы твой труп жрали волки! Боишься?

— А кто вы? — громко крикнул Джура.

— Отвечай!

Джура никогда не видал столько чужих людей. Однако первая встреча с ними нисколько не испугала его. Он мог бы уложить их всех поодиночке — им некуда было укрыться. Но, твердо зная, что стрелять здесь нельзя, он потушил фитиль: от выстрела могла сорваться лавина. Не раз, затаив дыхание, стараясь не кашлянуть и не чихнуть, проходил он, как тень, у подножия крутых склонов. Над ним свисали огромные ледяные глыбы и снежные сугробы, готовые слететь вниз от малейшего сотрясения воздуха.

Бабу опять грозно зарычала. Невдалеке, на склоне Сурковой скалы, показались два человека с ружьями. Назад пути не было. А снизу пришельцы кричали нестройным хором простуженных голосов:

— Эй, ты! Долго мы будем ждать тебя?

Джура не хотел идти к враждебно настроенным незнакомцам. Путь назад тоже был отрезан. Если бы ему удалось спуститься по крутому склону вниз, он пробрался бы к дальним камням на подступах к кишлаку и там устроил засаду, не боясь обвала. Но северный склон высокой скалы, где он находился, был покрыт очень глубоким снегом. Был только один способ спуститься по такому склону, но его запретил аксакал. «Ты, Джура, последний кормилец кишлака, — говорил аксакал, — и тебе нельзя играть со смертью!» Но сейчас выхода не было.

Джура свистнул Бабу. Повесив за спину карамультук, он подтянул полы халата из кутасьей шерсти, сел на наст и с легким шуршанием сначала медленно, а потом быстро заскользил вниз, в сторону от незнакомцев.

Он скользил по насту все быстрее и быстрее. Сквозь прищуренные веки он видел, как прямо на него несется торчащий из — под снега «каменный палец», и, чтобы не расплющиться о него, Джура изо всех сил затормозил правой ногой, силясь свернуть в сторону. Пятка пропорола наст, и нога мгновенно ушла в рыхлый снег, взгромоздив впереди несущегося Джуры снежный сугроб. А ещё через мгновение он несся на этом сугробе мимо «каменного пальца». Небольшая лавина ломала наст на своем пути и увлекала всё новые и новые массы снега. На этом снежном валу, взмахивая руками, как при плавании, несся Джура.

Стоило только растеряться, перестать управлять движением, и спуск на лавине окончился бы гибелью, к радости злых духов, о чем его не раз предостерегал аксакал. Джуру то подбрасывало в воздух, то швыряло вперед, то зарывало в снег, но вместо ужаса им все сильнее и сильнее овладевал буйный восторг от захватывающей дух быстроты движения… Много раз аксакал запрещал спускаться таким образом с гор, но стремление бороться со стихией и побеждать, радость от сознания своей силы у Джуры были сильнее всего. Джура даже громко засмеялся от восторга…