Лунный камень(ил. В.Высоцкого), стр. 67

— Я не понимаю вашего намека на мою мать, — сказала она, — будьте так добры, мисс Клак, объяснитесь.

Прежде чем я успела ответить, подошел мистер Брефф и предложил руку Рэчель, стараясь увести ее из комнаты.

— Вам лучше не продолжать этого разговора, милая моя, — сказал он, — и мисс Клак лучше не объясняться.

Будь я палкой или камнем, подобное вмешательство и тогда заставило бы меня сказать правду. Я с негодованием оттолкнула мистера Бреффа и торжественно, приличным случаю языком поведала ей воззрения христианского учения на то, каким страшным бедствием является смерть без покаяния.

Рэчель отпрянула от меня, — пишу об этом, краснея, — с криком ужаса.

— Уйдем отсюда! — сказала она мистеру Бреффу. — Уйдем, ради бога, прежде чем эта женщина не скажет еще чего-нибудь! О, подумайте о невинной, полезной, прекрасной жизни бедной моей матери. Вы были на похоронах, мистер Брефф, вы видели, как все ее любили; вы видели, как бедняки плакали над ее могилой, лишившись своего лучшего друга. А эта негодная женщина старается возбудить во мне сомнение, будет ли моя мать, бывшая ангелом на земле, — ангелом на небе! Перестанем говорить об этом! Пойдемте! Меня убивает мысль, что я дышу одним воздухом с нею! Для меня ужасно сознание, что мы находимся в одной комнате!

Глухая ко всем увещаниям, она побежала к двери. В эту минуту ее горничная вошла со шляпкой и шалью. Рэчель напялила их на себя как попало.

— Уложите мои вещи, — сказала она, — и доставьте их к мистеру Бреффу.

Я попыталась подойти к ней, я была огорчена, но — бесполезно говорить — я не была оскорблена. Я только хотела сказать ей: “Дай бог, чтобы ваше жестокое сердце смягчилось! Я охотно прощаю вам!” Но она опустила вуаль и, вырвав у меня из рук кончик своей шали, торопливо выбежала из комнаты и захлопнула дверь у меня под носом. Я перенесла это оскорбление со свойственной мне обычной твердостью. Я вспоминаю это теперь со своим обычным терпением, привыкнув ставить себя выше всякого оскорбления.

Мистер Брефф на прощанье сказал мне насмешливое словцо.

— Лучше бы вам не объясняться, мисс Клак, — сказал он, поклонился и вышел.

Вслед за ним обратилась ко мне особа в чепчике с лентами.

— Легко догадаться, кто перессорил их всех, — сказала она. — Я только бедная служанка, но, право, мне стыдно за вас!

Она тоже вышла и захлопнула за собою дверь.

Я осталась в комнате одна. Поруганная и покинутая всеми, я осталась в комнате одна.

С тех пор я никогда больше не встречалась с Рэчель Вериндер. Я прощала ее, когда она оскорбляла меня. Я молилась за нее в последующие дни. И когда я умру, то, — как ответ мой ей добром на зло, — она получит “Житие, послания и труды” мисс Джейн-Энн Стампер, оставленные ей в наследство по моему завещанию.

ВТОРОЙ РАССКАЗ,

написанный Мэтью Бреффом, стряпчим

с Грейс-Инн-сквер

Глава I

Мой прекрасный друг, мисс Клак, положила перо; я принимаюсь за него тотчас после нее по двум причинам.

Во-первых, потому, что могу пролить необходимый свет на некоторые пункты, до сих пор остававшиеся во мраке. Мисс Вериндер имела свои тайные причины разойтись с женихом, и я был тому виною. Мистер Годфри Эбльуайт имел свои причины отказаться от всяких прав на руку своей очаровательной кузины, и я открыл их.

Во-вторых, уж не знаю, к счастью или к несчастью, но в тот период, о котором я теперь пишу, я сам оказался замешанным в тайну индийского алмаза. Я имел честь увидеть у себя в конторе иностранца с необыкновенно изящными манерами, который, бесспорно, был не кем иным, как главарем трех индусов. Прибавьте к этому, что на следующий день я свиделся со знаменитым путешественником, мистером Мертуэтом и имел с ним разговор о Лунном камне, оказавший важное влияние на последующие события. Вот краткий перечень моих прав на то положение, которое я занимаю на этих страницах.

Подлинная причина разрыва помолвки хронологически всему этому предшествовала и должна, следовательно, занять первое место и в настоящем рассказе. Озирая всю цепь событий с одного конца до другого, я нахожу необходимым начать свой рассказ со сцены, — как ни странно это вам покажется, — у постели моего превосходного клиента и друга, покойного сэра Джона Вериндера.

Сэр Джон имел свою долю — может быть, слишком большую долю — самых безвредных и симпатичных слабостей, свойственных человечеству. Среди этих слабостей упомяну об одной, относящейся к настоящему делу: о непреодолимом нежелании, — пока он находился в добром здоровье, — написать завещание.

Леди Вериндер употребила все свое влияние, чтоб побудить его выполнить свой долг; пустил и я в ход свое влияние. Он согласился со справедливостью нашего взгляда, но дальше этого не пошел, пока с ним не приключилась болезнь, которая впоследствии свела его в могилу. Тогда наконец за мною послали, чтобы выслушать решение моего клиента относительно завещания. Оно оказалось самым простым, какое я когда-либо выслушивал за всю свою юридическую карьеру.

Сэр Джон дремал, когда я вошел в комнату. Он проснулся, увидя меня.

— Как вы поживаете, мистер Брефф? — спросил он. — Я буду очень краток, а потом опять засну.

С большим интересом наблюдал он, как я вынимал перья, чернила и бумагу.

— Вы готовы? — спросил он.

Я поклонился, обмакнул перо и ждал указаний.

— Я оставляю все своей жене, — сказал сэр Джон. — Вот и все.

Он повернулся на своей подушке и приготовился опять заснуть. Я вынужден был потревожить его.

— Так ли я понимаю? — спросил я. — Вы оставляете все свое имущество, которым владеете по сей день, в полную собственность леди Вериндер?

— Да, — ответил сэр Джон, — только я выразился гораздо короче. Почему вы не можете написать покороче и дать мне опять заснуть? Все — моей жене.

Вот мое завещание.

Его имущество находилось в полном его распоряжении и было двух родов: земельное (я нарочно не употребляю юридических выражений) и денежное. В большинстве случаев подобного рода я счел бы своим долгом просить моего клиента обдумать свое завещание. Но в данном случае я знал, что леди Вериндер не только достойна безусловного доверия (все добрые жены этого достойны), но и оправдает это доверие надлежащим образом (на что, насколько я знаю прекрасный пол, способна одна из тысячи). В десять минут завещание сэра Джона было написано и засвидетельствовано, а сам сэр Джон повернулся и продолжал прерванный сон.

Леди Вериндер вполне оправдала доверие, оказанное ей мужем. В первые же дни вдовства она послала за мною и сделала свое завещание. Ее понимание своего положения было настолько здраво и умно, что не было никакой надобности ей что-либо советовать. Ответственность моя началась и кончилась переложением ее указаний в юридическую форму. Не прошло и двух недель, как сэр Джон сошел в могилу, а будущность его дочери была обеспечена с любовью и умом.

Завещание пролежало в моей конторе, в несгораемом шкафу, гораздо менее того времени, нежели мне хотелось бы. Уже летом тысяча восемьсот сорок восьмого года пришлось мне взглянуть на него опять, при весьма грустных обстоятельствах.

В то время, о котором я говорю, доктора вынесли бедной леди Вериндер свой приговор, который в буквальном смысле можно назвать смертным приговором. Мне первому сообщила она о своем положении и пожелала пересмотреть свое завещание вместе со мною.

Невозможно было лучше обеспечить положение своей дочери. Но с течением времени ее намерения наградить некоторых менее близких родственников несколько изменились, и стало необходимо прибавить три или четыре пункта к документу. Сделав это тотчас, во избежание непредвиденных случайностей, я получил разрешение леди Вериндер перенести эти последние инструкции во второе завещание.