Момо (другой перевод) (с илл.), стр. 42

Кассиопея уже ступила на него и посеменила к Дому-Нигде. Момо вспомнила, что не могла продвинуться здесь, пока не пошла задом наперед. Поэтому она и сейчас поступила так же.

И тут сердце ее чуть не остановилось от ужаса.

Серой, живой стеной за ней шагали воры времени, выстроившись плечом к плечу, занимая всю ширину улицы, ряд за рядом и так далеко, насколько хватало глаз.

Момо вскрикнула, но не услышала собственного голоса. Она побежала задом по Переулку-Никогда, широко открытыми глазами глядя на текущую за ней серую массу.

Но тут случилось нечто необычное: когда первые преследователи попытались ступить на мостовые Переулка-Никогда, они прямо на глазах Момо стали растворяться в ничто. Сначала исчезали их протянутые руки, потом ноги и туловище и, наконец, лица, на которых застыло выражение удивления и страха.

Но не только Момо видела это, наблюдала за происходящим и наступающая сзади лавина серых господ. Передние упирались, сдерживая натиск, и на какое-то мгновение в плотной толпе возникло что-то наподобие рукопашной схватки. Момо видела злобные лица серых господ и угрожающе размахивающие кулаки. Но никто уже не отважился преследовать девочку дальше.

Наконец Момо добежала до Дома-Нигде. Огромные ворота из зеленого металла распахнулись, и девочка бросилась внутрь. Она промчалась по коридору с каменными статуями, открыла маленькую дверь на другом его конце, проскользнула в нее, пролетела сквозь зал с бесчисленным множеством часов, вбежала в маленькую комнатку, образованную задними стенками стоячих часов, и бросилась на изящный диван, спрятав лицо под подушку, чтобы ничего больше не видеть и не слышать.

Глава 19

Узники должны освободиться

Звучал чей-то тихий голос.

Момо медленно выходила из глубокого сна без сновидений. Она чувствовала себя чудесным образом отдохнувшей и окрепшей.

— Дитя и не могло сделать иначе, — услышала она, — но ты, Кассиопея, почему ты так поступила?

Момо открыла глаза. За столиком у дивана сидел Мастер Хора. Он озабоченно глядел себе под ноги, где примостилась черепаха.

— Разве ты не могла догадаться, что серые господа последуют за вами?

«Знаю только вперед, — показался текст на спине Кассиопеи, — не думаю назад».

Мастер Хора покачал головой.

— Ах, Кассиопея, Кассиопея, иногда ты и для меня становишься загадкой!

Момо поднялась и села.

— A-а, наша маленькая Момо проснулась! — ласково сказал Мастер Хора. — Я надеюсь, ты опять чувствуешь себя хорошо?

— Очень хорошо, спасибо, — ответила Момо, — извини, пожалуйста, что я прямо здесь заснула.

— Ни о чем не беспокойся, — улыбнулся Хора, — все в порядке. Ты можешь мне ничего не объяснять. Все, что я не сумел разглядеть в свои всевидящие очки, мне рассказала Кассиопея.

— А что с серыми господами? — спросила Момо.

Мастер вытащил из кармана пиджака огромный синий носовой платок.

— Они осадили нас, окружили Дом-Нигде. То есть, на таком расстоянии, на какое они могут приблизиться к нему.

— Но к нам они не зайдут?

Мастер Хора высморкался.

— Нет, не зайдут. Ты же сама видела: они просто растворяются в ничто, когда вступают в Переулок-Никогда.

— Как же это получается? — поинтересовалась Момо.

— Все дело в отсосе времени, — объяснил Мастер Хора, — ты же знаешь, что в этом месте все нужно делать в обратную сторону, правильно? Вокруг Дома-Нигде время бежит наоборот. Обычно время входит в тебя. Чем больше в тебе времени, тем ты становишься старше. Но в Переулке-Никогда время из тебя улетучивается. Можно сказать, что ты стала моложе, пока шла через него. Ненамного, только на то время, что ты проходила по нему.

— Я ничего такого не заметила, — с удивлением пробормотала Момо.

— Конечно, — усмехнувшись, сказал Мастер Хора, — для человека это не так много значит, потому что он намного больше находящегося в нем времени. Но у серых господ все по-другому. Они состоят только из украденного времени. И оно мгновенно выходит из них, как воздух из лопнувшего баллона, когда они попадают в отсос времени. И если у баллона остается хотя бы оболочка, то у них — ничего.

Момо долго и напряженно обдумывала его слова.

— Нельзя ли тогда, — наконец спросила она, — просто пустить время наоборот? Только на чуть-чуть. Тогда все люди немного помолодели бы, ведь это не страшно. Зато воры времени успели бы раствориться.

Мастер Хора усмехнулся.

— Конечно, это было бы здорово. Но, к сожалению, такого сделать нельзя. Оба потока уравновешивают друг друга. Если убрать один поток, исчезнет и второй. Тогда вообще не станет никакого времени.

Он передвинул на лоб свои всевидящие очки.

— Это значит… — пробормотал он, затем встал и в глубокой задумчивости забегал по маленькой комнате. Момо с интересом наблюдала за ним, следила за Хора и Кассиопея. Наконец он сел напротив Момо и внимательно посмотрел ей в глаза.

— Ты подала мне идею, — сказал он, — но не только от меня зависит, сумеем ли мы осуществить ее. — Он наклонился к черепахе, пристроившейся у его ног. — Кассиопея, моя дорогая! Что, по-твоему, нужно делать, когда тебя осадили?

«Завтракать», — появилась надпись на спине.

— Да, — кивнул Мастер Хора, — совсем неплохая мысль!

И в то же мгновение стол оказался накрытым. Или он всегда был накрыт, и Момо просто не заметила этого? Во всяком случае, на нем сейчас стояли те же маленькие золотые чашечки и разная снедь, тоже отсвечивающая золотистым цветом: горячий шоколад в кувшине, мед, масло и хрустящие хлебцы.

После первого посещения Момо часто вспоминала эти удивительные яства и теперь с аппетитом принялась за еду. Сегодня она показалась девочке еще вкуснее, чем в тот раз. Между прочим, Мастер Хора ел с не меньшим удовольствием.

— Они хотят, — сказала Момо, утолив первый голод, — чтобы ты им отдал время всех людей. Но ты этого не сделаешь?

— Нет, дитя мое, — ответил Мастер Хора, — никогда не сделаю. Время однажды началось и когда-нибудь закончится, но только тогда, когда людям оно станет ненужным. От меня серые господа не получат ни мгновения!

— Но они говорят, — заметила Момо, — что заставят тебя.

— Прежде, чем продолжить наш разговор, — очень серьезно произнес он, — я хочу, чтобы ты сама все увидела.

Он снял свои золотые очки и протянул их Момо.

Она надела их, и сначала ей в глаза бросился тот же фонтан красок и форм, от которых у нее, как и в первый раз, закружилась голова. Но сегодня все скоро прошло. Она очень быстро привыкла к очкам. И вот она увидела осаждающих!

Серые господа стояли плечом к плечу в бесконечно длинных рядах. Они располагались не только перед Переулком-Никогда, но и дальше, образовывая большой круг, проходящий через район с белоснежными домами, с Переулком-Никогда в центре. Сплошной круг без всяких разрывов. Но потом Момо отметила и нечто другое, непонятное. Сперва она решила, что линзы у очков не совсем чистые, или она сама еще не вполне привыкла к ним, ибо масса серых господ виделась как-то неясно, расплывчато, словно ее скрывал чуть заметный туман.

Но вскоре она поняла, что это марево никак не связано ни с очками, ни с ее глазами: оно поднималось там, на улицах. В одних местах туман сделался уже настолько плотным, что скрывал предметы, в других он только появлялся. Серые господа стояли неподвижно. У каждого, как обычно, на голове был котелок, под мышкой папка, во рту коптила маленькая серая сигара. Но дымные облака от нее не расплывались и не таяли в воздухе. Здесь, где не было ни малейшего ветерка, в этом стеклянном воздухе, дым тянулся шлейфами, как нити пряжи, к фасадам белых домов, и длинными флагами обматывал все вокруг. Эти шлейфы накладывались друг на друга и поднимались все выше и выше, сплошной стеной ограждая Дом-Нигде.

Момо заметила и то, что сюда стекались все новые серые господа, которые занимали места уходящих. Но что там затевалось? Что задумали похитители времени? Она сняла очки и вопросительно посмотрела на Мастера Хора.