Дневник Джанни Урагани, стр. 17

Вскоре Профессор Мускул вызвал Бетти к доске, и весь класс, прочитав на его белоснежном воротничке эти три красные строчки, так и покатился со смеху.

Сначала Мускул ничего не понимал, и Замарашка тоже, как в тот раз, когда я подложил ему на лавку смолу и он прилип. Но потом учитель обнаружил этот стишок и рассвирепел как лев.

Он бросился к директору, который, разумеется, стал проводить расследование.

Я тем временем уже сунул пузырёк с красными чернилами под ножку парты; но директор стал обыскивать наши портфели (дикость какая – рыться в чужих вещах, как будто мы в какой-нибудь России!) и нашёл у меня перо, измазанное в красных чернилах.

– Я так и знал, что это вы! – сказал директор. – И вы подложили смолу на его лавку… Хорошо же! Повадился кувшин по воду ходить, там ему и голову сложить…

Вот так директор написал на меня жалобу.

– Видишь? – взревел папа, тыча мне под нос письмо директора. – Видишь? Не успеваю я отругать тебя за одну выходку, как всплывает новая, ещё хлеще!..

Да, с этим не поспоришь. Но разве я виноват, что письмо от директора пришло ровно в тот момент, когда папа ругал меня за историю с чучелом?

6 декабря

Пишу, глотая слёзы. В буквальном смысле: доедаю суп, в который наплакал с досады, что приходится его есть.

Папа вчера распорядился, в наказание за выходку с чучелом для Вирджинии и за эту пустячную эпиграмму на Профессора Мускула, шесть дней подряд кормить меня только супом.

Само собой, такое наказание они изобрели ровно потому, что я терпеть не могу супов. А люби я супы, они бы, наоборот, держали меня шесть дней без супа. И они ещё говорят, что я злой!

Надо сказать, весь день я держался и вообще отказывался от еды – лучше умереть с голоду, чем терпеть такое жестокое обращение. Но, к сожалению, к вечеру я не выдержал и смирился, обливая горькими слезами свою несчастную судьбу и суп с вермишелью.

7 декабря

Вот уже восьмая тарелка супа за два дня… и опять с вермишелью. Интересно, во времена инквизиции кто-нибудь додумался до такой изощрённой пытки?

Но всему есть предел, и я нашёл способ сопротивляться этим гонениям. Час назад я пробрался на кухню и подсыпал пригоршню соли в кастрюлю, где тушилось мясо.

Сегодня они как раз ждут к ужину синьора Маралли! Что ж, тем лучше: я в своей комнате буду есть девятый суп с вермишелью, но и им вкусного жаркого не видать!

Проглотив свой суп, я не смог удержаться и спустился вниз посмотреть, как им понравилось щедро посоленное мясо. Я просунул голову в дверь столовой, и как раз вовремя, потому что уловил обрывок очень интересного разговора.

– Значит, – сказала мама, – послезавтра надо встать в пять!

– Безусловно, – отозвался папа, – бричка будет ровно в шесть, дорога займёт часа два, не меньше. Служба длится где-то с полчаса, значит, к одиннадцати мы уже будем дома…

– Я приеду к шести, – сказал Маралли.

Он хотел ещё что-то добавить, но, откусив кусочек мяса, стал сильно кашлять, часто дышать и размахивать руками, как мельница.

Все заголосили:

– Что такое? Что случилось?

– О?хо?хо! Попробуйте жаркое! – ответил адвокат.

Тут уже все хором принялись кашлять, махать руками и звать Катерину.

Я больше не мог сдержать смех и убежал в свою комнату.

Интересно, куда это они послезавтра собрались в шесть утра, да ещё в экипаже?..

Надеются улизнуть без меня, но я буду держать ухо востро!

9 декабря

Я уже на девятнадцатой тарелке супа с вермишелью… но у меня ещё есть силы мстить.

Они и не представляют, как может разозлиться ребёнок, обречённый на пять-шесть тарелок одного и того же супа в день, да ещё с вермишелью!

Сегодня утром я прокрался на кухню и насыпал щепотку перца в кофе… вот было весело смотреть, как они плюются!

Весь день в доме была страшная суета: все сновали туда-сюда, последним пришёл мальчишка-посыльный из кондитерской с огромной картонной коробкой и пакетом, которые Катерина сразу запихала в буфет и заперла на ключ.

Но я-то знаю, что ключ от Адиной комнаты отлично подходит к буфету, поэтому, улучив момент, я залез посмотреть, что же там такое. Открою вам тайну: коробка оказалась набита маленькими круглыми коробочками, на которых золотыми буквами было выведено «Свадьба Стоппани – Маралли» [14].

Вот это новости!

«Ах так! – подумал я. – В доме свадьба, а мне ничего не говорят? У всех праздник, а бедного Джаннино держат в неведении и пичкают с утра до вечера супом с вермишелью?»

И, открыв пакет из кондитерской – теперь-то я уже догадывался, что там драже для тех круглых коробочек, – я вдоволь полакомился, приговаривая:

– Нет, дорогие мои! Джаннино тоже хочет повеселиться, ведь эта свадьба – моя заслуга, и лишать меня праздника с вашей стороны просто неблагодарно!

10 декабря

Да здравствуют жених и невеста! Да здравствует Джаннино! Долой супы с вермишелью!

Наконец-то в доме воцарился мир, и всё благодаря мне.

Итак, сегодня утром я, как и собирался, ничего не упустил: едва заслышав шорохи в доме, я вскочил, оделся и приготовился действовать.

Все про меня забыли.

Я слышал, как папа, мама, Ада и Вирджиния спустились вниз из своих спален, потом прибыл Маралли, наконец, позвонил извозчик, и все ушли.

Тут я стрелой выбежал из дома и понёсся догонять бричку.

Вскоре я уже ухватился за деревянную ось и уселся на неё, как уличный мальчишка. «Ну теперь-то вам от меня не убежать!» – подумал я.

Здесь было слышно всё, что говорили взрослые, а меня за откидным верхом они увидеть точно не могли.

Маралли, к примеру, причитал:

– Умоляю, смотрите, чтобы этот оголтелый Джанни Урагани не прознал о нашей поездке… не то он всему городу разболтает!

Мы ехали и ехали, наконец бричка остановилась и все вышли. Я подождал чуть-чуть и тоже спрыгнул.

Ну и чудеса!

Передо мной возвышалась деревенская церквушка, в которую как раз входили родители, сёстры и Маралли.

– Что это за церковь? – спросил я какого-то крестьянина, что стоял неподалёку.

– Церковь Святого Франческо на Горе.

Я вошёл вслед за остальными и увидел у алтаря Маралли и Вирджинию на коленях перед священником, за ними стояли Ада, папа и мама.

Я прокрался вдоль стены к самом алтарю, никто меня не заметил, и я смог наблюдать всю церемонию с начала до конца. Когда священник спросил у Вирджинии и Маралли, хотят ли они заключить супружеский союз, и они ответили «да», я вышел из тени и сказал:

– Я тоже хочу, чтобы вы поженились, но почему же вы мне ничего не сказали? Как вам не стыдно?

Сам не знаю почему, но я чуть не разревелся: мне и правда было очень обидно. Все остальные так удивились, увидев меня, что не могли вымолвить ни слова.

Но тут мама заплакала, стала меня обнимать и целовать, приговаривая дрожащим голосом:

– Джаннино, мой Джаннино, как же ты здесь оказался?

Папа проворчал:

– Очередная выходка!

После венчания Вирджиния тоже плакала, обнимала меня и целовала, а вот Маралли был очень недоволен: он схватил меня за руку и сказал:

– Смотри, Джаннино, не проговорись никому о том, что здесь видел. Понятно?