Дневник Джанни Урагани, стр. 12
Я промолчал, тогда она обняла меня и, заглядывая в лицо, тихо сказала со слезами в голосе:
– Видишь, Джаннино, мой мальчик, сколько из-за тебя бед!
Я хотел утешить её и ответил так:
– Вижу, но ты же сама говоришь, это беда, я же не специально! Просто несчастный случай…
Она припомнила мне, что это я затеял показывать фокусы, но я возразил:
– Когда я начал представление, все зрители были довольны и счастливы!
– Они же не могли предвидеть, что ты вытворишь потом…
– А я как мог предвидеть? Я же не пророк!
Тогда она напомнила мне про шляпу Карло Нелли, который страшно рассердился, что я её испачкал.
– Ну да, – сказал я. – Но я же взял первую попавшуюся шляпу с вешалки, я не знал, чья она.
– Но Джаннино, разве не всё равно, чья это шляпа?
Я только того и ждал:
– Нет, не всё равно… для Карло Нелли не всё равно! Ведь сам он, даже когда смекнул, что номер провалился и шляпе конец, покатывался со смеху и приговаривал: «Вот это здорово! Просто прелестно!», полагая, что это шляпа другого зрителя. Но стоило ему узнать свою собственную шляпу, как он заявил, что я «прирождённый бандит»!.. Вот так всегда! Все они такие! Да и Маралли тоже смеялся и веселился, потому что видел, что это не его шляпа, и прострели я её, ему бы это показалось ещё смешнее… Но волей случая дротик воткнулся ему под глаз, и все набросились на бедного Джаннино, тюрьма, мол, по нему плачет… Взрослые всегда так делают! Вот и тётя Беттина говорила то же самое, разобиделась ужасно… Ну а что я такого сделал в конце-то концов? Подумаешь, вырвал из горшка фикус… Но – опять случайно! – оказалось, что именно это дурацкое растение подарил тёте Беттине некий синьор Фердинанд, и вроде даже, ну так она говорит по крайней мере, в этот фикус вселился его дух…
Тут мама насторожилась и перебила меня:
– Что-что? Расскажи-ка поподробнее: что там произошло у тёти Беттины?
Я слово в слово передал ей разговор тёти Беттины с фикусом. Тут мама наконец развеселилась и сказала:
– Сиди тихо. Будь умницей, я сейчас вернусь и принесу тебе персикового джема.
Она пошла вниз, и я услышал её голос:
– Ада, Вирджиния, скорей сюда, я расскажу вам кое-что очень забавное!
Ну слава Богу. Я всегда говорил: мама лучше всех понимает, что к чему, и может отличить несчастный случай от умышленного злодейства.
Ужин мне принесла Ада и попросила ей тоже пересказать всю историю с фикусом тёти Беттины.
Она сообщила мне прекрасные новости. Час назад заходил доктор: синьору Маралли намного лучше, но ему придётся ещё неделю, не меньше, просидеть в тёмной комнате.
Понимаю, это скука смертная, но сидеть взаперти в комнате, если ты абсолютно здоров, как я, пожалуй, ещё хуже.
Что ж, нужно набраться терпения. Ада сказала, что папа в бешенстве и видеть меня не хочет. Придётся подождать, пока он немного утихомирится и мама сможет замолвить за меня словечко.
А теперь я иду спать, я страшно устал.
1 ноября
Сегодня, пока папы не было дома, Ада пришла с новостями о синьоре Маралли, который уверенно идёт на поправку, и сказала, что я могу спуститься в гостиную – с условием, что через полчаса вернусь к себе.
Я охотно согласился – хоть какая-то смена обстановки. Вскоре к маме зашла синьора Ольга, она мне очень обрадовалась и стала говорить, как я вырос, какие у меня умные глаза и всё такое прочее, что женщины обычно говорят мамам об их детях.
Но тут вошла Вирджиния, которая сочла, что меня тут слишком уж хвалят, и рассказала о позавчерашнем происшествии. Разумеется, на свой лад, сильно сгущая краски и преувеличивая смирение бедной жертвы (так она называет адвоката), который на всю жизнь останется калекой.
Но синьора Ольга – человек очень образованный и пишет книги, она сказала, что жертве можно только посочувствовать, но мальчик не виноват. Я тут же подхватил:
– Конечно, это был несчастный случай, он сам виноват: стой он неподвижно, как я просил, я бы не промахнулся…
После долгих разговоров синьора Ольга наконец достала часы и сказала:
– Боже мой! Уже четыре!
Тогда мама заметила:
– Забавно! У вас часы в точности как мои…
– Ах да? Неужели? – отозвалась синьора Ольга и снова спрятала их на груди, не замечая, что Вирджиния, стоя у неё за спиной, делает маме какие-то непонятные знаки.
Когда синьора Ольга удалилась, Вирджиния, которая вечно сплетничает и суёт нос не в своё дело, воскликнула:
– Мама! А ты заметила, что у неё не только часы, но и цепочка точь-в?точь как у тебя? Очень странно!
И они все бросились в мамину комнату посмотреть на её часы… Но их там не оказалось, я же забрал их третьего дня для фокусов в саду.
У мамы, Ады и Вирджинии вытянулись лица. Ада бросилась в свою комнату и вернулась со словами:
– Я проверила и могу сказать вам кое-что ещё более странное. Когда синьора Ольга достала платочек, я заметила, что он такой же, как те, что ты, мама, подарила мне на именины, помнишь, батистовые с вышивкой? Ну так вот, я заглянула в ящик – и как раз одного не хватает!
Ещё бы! Это тот самый платочек, который я взял для фокусов в саду и всучил Маринелле, завернув в него мамины часы!
Всю эту пустяковую историю мама с сёстрами обсуждали, охая и ахая, битый час. Стали вспоминать, когда синьора Ольга была у нас последний раз, оказалось, в прошлый понедельник, вспомнили даже, что мама провела её в свою комнату, наконец Ада заключила:
– Это типичный случай клептомании.
Я-то знаю, что это: не раз встречал это слово в папиной газете. Это такая удивительная болезнь, когда человек, сам того не замечая, берёт чужое.
Тут я не выдержал:
– Вечно вы делаете из мухи слона!
Я хотел им всё объяснить и спасти синьору Ольгу от клеветы, но Вирджиния перебила меня: мол, я ребёнок и должен сидеть тихо, да ещё пригрозила, чтоб я не болтал о том, что услышал. Я махнул рукой, раз так, пусть сами разбираются.
Вечно эти взрослые задирают нос, считают себя самыми умными! Но теперь-то они поймут, что дети кое в чём разбираются получше, чем они.
2 ноября
Сегодня День поминовения усопших. Как всегда, вся семья идёт на кладбище навестить могилы дедушки с бабушкой и дяди Бартоломео, который, как назло, два года назад скончался, так и не подарив мне обещанный велосипед.
Мама велела мне скорей одеваться – вдруг по этому торжественному случаю папа меня простит, если, конечно, я обещаю хорошо себя вести.
Ну слава Богу! Наконец-то справедливость восторжествует и тот, кому следовало бы сразу разобраться, кто прав, кто виноват, перестанет сваливать всё на беззащитного ребёнка!
Прежде чем лечь спать, я хочу записать в свой драгоценный дневник важную новость: папа меня простил, но всё чуть было не сорвалось, и снова из-за сущего пустяка.
Итак, сегодня перед выходом папа протянул мне венок и строго сказал:
– Надеюсь, что мысли об усопших пробудят в вас желание исправиться…
Он всегда обращается ко мне на «вы», когда решает заговорить в первый раз после того, как я его сильно разозлю.
Я, само собой, ничего не ответил, мне ли не знать, что детям в моём плачевном положении не стоит свободно высказывать своё мнение: я пониже опустил голову и смотрел исподлобья на папу, который не сводил с меня укоризненного взора.
Тут нас позвала мама – экипаж, за которым она послала Катерину, прибыл. В него уселись все, кроме Вирджинии – она осталась дома принимать доктора, лечившего синьора Маралли.
– Можно мне на облучок? Так вам будет просторнее.
