В двух шагах от войны, стр. 42
— Какие песцы? — ничего не понимая, спросила Людмила Сергеевна.
Прилучный переминался с ноги на ногу и что-то бормотал, потом махнул рукой и решился сказать:
— В баньке у меня те песцы лежали. Пять штук. Так вот, нет их сейчас… Понимаешь?!
Людмила Сергеевна подавленно молчала. «Вот оно, — думала она. — Я-то, дура, на себя понадеялась: справлюсь, пригляжу…»
— Найдем, Иван Иванович, — с трудом выговорила она, — не беспокойтесь.
— Да я не о себе беспокоюсь. Пропади они пропадом, те песцы шелудивые. У меня за тебя, комиссар, душа болит. Тут и еще дело есть…
— Что еще?! — взволнованно спросила Людмила Сергеевна.
— Гагачий пух кто-то из гнезд выбирает. А это уже дело, считай, государственное. Пух этот — валюта, золото чистое.
— А… может, другой кто? Со стороны?
— Других тут нет. Ненцы ежели когда забегают, так они знают, что тут мы с Ванюшкой промышляем, чужого они никогда не тронут… Уж ты сейчас-то промолчи, не тревожь ребят, а дальше присмотри. Да кому-нибудь из надежных парнишек своих скажи. Нельзя ведь так-то… А на меня не серчай, что сказал. — Он снял шапку, поклонился ей в пояс и ушел вниз.
«Что делать, что делать? — лихорадочно думала она. — С Антоном, с Антоном поговорить. Только с ним…»
Она нашла Антона и пошла с ним в тундру.
— Я так виновата перед всеми вами, — сказала она.
— Да что с вами, Людмила Сергеевна?! — изумился Антон.
— Ты слушай, не перебивай…
И она рассказала ему о разговоре с Прилучным. Антон помрачнел.
— Этих гадов или гада мы найдем, — сказал он. — А вы-то в чем виноваты?
— Виновата, — сказала Люмила Сергеевна. — Я должна была раньше рассказать вам про Баландина и Петра Иванова. Вы ведь не знаете, как они в экспедицию попали. Милиция настояла, чтобы при деле были, а я под свою ответственность взяла. Чем они оба в Архангельске занимались, ты знаешь. Иванов сбежал еще в начале войны из детского дома, там его не раз на воровстве ловили. Да и в Архангельске было…
Она замолчала.
— Так. Так, значит… — сказал Антон сквозь зубы. — Вы себя не терзайте. Разберемся…
— Только…
Антон молча кивнул.
Последнее время погода не баловала. Мы уставали и спали как убитые. Стонали, ворочались, кто-то даже по-щенячьи поскуливал, но все-таки спали…
Проснулся я от какого-то шума. Кричал Арся:
— Какая сволочь подсунула? Узнаю — убью!.. — Он стоял у выхода из палатки и тряс какой-то шкурой.
— Подожди, Арся, — говорил Антон, — разберемся.
— Выходит, я вор?!
— Никто на тебя не думает, — сказал Толик Находка.
— Как не думает?! — бушевал Арся. — В моем мешке песец этот драный? Или не в моем? Значит, я вор и есть!
— Так и есть, — сказал Шкерт.
— Ах ты… — сквозь зубы сказал Арся и бросился к Шкерту. Антон и Толик силой удержали его.
— Пусти, Тошка, — бешено сказал Арся, — не трону я его, только в глаза посмотрю.
Его отпустили, и он почти вплотную подошел к Шкерту и заглянул ему в глаза. Шкерт стоял, засунув руки в карманы, и смотрел спокойно и насмешливо. Арся глядел на него долго, и Шкерт не отводил глаз.
— Не он, — сказал наконец Арся и повернулся к Баланде. — Значит, ты?!
Тот сидел на койке, положив руки на колени и неестественно выпрямившись. Глаза у него тревожно бегали по сторонам, а губы тряслись. Все молча смотрели на него, а тут вперед выступил Витька Морошкин.
— Он это, — сказал Витька, — я сам видел, как он в сарай к Прилучному лазил. — Витькин голос дрожал.
К Ваське подошел Шкерт и молча со всей силы ударил его по носу. Баланда закрыл лицо руками. Арсю колотила мелкая дрожь.
— Отомстить хотел, сволочь? — спросил он почти шепотом.
Баланда молчал, и тогда к нему подскочил Славка. Он схватил Ваську за плечи, рывком поднял его и стал наотмашь бить по толстым щекам.
— Шкура! Как ты мог?! — кричал он. — Да тебя под трибунал за мародерство надо! Это ж, это ж… Тюремная морда!
Баланда даже не защищался.
— Перестань, Славка, — крикнул Антон, — разобраться надо!
— Чего тут разбираться, на морде у него все написано! — зло сказал Колька.
— И молчит, — сказал Толик, — другой бы оправдывался…
Антон отшвырнул Славку от Баланды и тихо спросил:
— Ты?
Баланда молчал.
— Он! — завопил Колька и сильно ударил Ваську подвздох.
Васька скрючился, и тут все словно озверели. Я тоже, будто какая-то яростная волна сбросила меня с койки. Антона и Шкерта вытолкнули из палатки, и Баланду били. Били, будто вымещали на нем все свои беды. Будто не Васька Баландин, соломбальский парнишка, был перед нами, а лютый враг, из-за которого погиб мой отец, изранены отцы у Арси и Антона, утонула в море Колькина мать, умер Саня… Не знаю, до чего бы мы дошли, если бы в палатку не вбежали Людмила Сергеевна, Громов и Антон. Они расшвыряли всех в разные стороны.
— Кто начал избиение? — сухо спросила Людмила Сергеевна.
— Я! — с вызовом сказал Арся.
— Я, — сказал Славка.
— Пошто ты? — сказал Карбас. — Я.
— Все! — сказал я.
— Все, — подтвердили ребята.
Молчал только Витька, а Шкерта в палатке не было. Он почему-то не вернулся.
— И ты, Соколов? — жестко спросила Людмила Сергеевна.
— И я! А что? А что!..
Я задыхался. Мне жалко было всех… даже Баланду, который, стоя у печки, размазывал грязной рукой кровь по лицу.
— Кончай базар! — яростно крикнул Громов. — Самосуд мне еще тут устраивать будете.
Я сразу замолчал.
— Разбираться будем в Архангельске, — сказал Громов.
— А пока, — сказала Людмила Сергеевна, — пока я снимаю тебя с бригадирства, Корабельников.
— Его-то за что? — устало спросил Славка.
— За то! — ответила Людмила Сергеевна. — Всем завтракать и на работу. Баландин вместо Бори Малыгина пойдет на кухню. Бригадиром будет Толя. Ты бил?
— Один раз ударил, — смущенно сказал Находка, — все били и я тоже… сорвалось.
— «Сорвалось»! Не думала я, что вы можете стать похожими на фашистов. Кто не бил?
— Я, — тихо сказал Морошкин.
— Бригадиром будет Морошкин.
И она вышла из палатки, уведя с собой Баланду. На него страшно было смотреть. Он вышел согнувшись, за ним потянулись подавленные ребята. «Похожие на фашистов» — такое просто не переживешь. Все вышли, а я остался лежать, и около меня стоял Антон.
— Почему лежишь? — спросил Громов.
— Оставьте его, Афанасий Григорьевич, — сказал Антон. — Трудно ему.
— Встать! — скомандовал Громов. — Кому сейчас легко? Тебе легко? А мне легко?
И он тоже вышел из палатки.
— Пойдем, горюн, — сказал Антон.
И я пошел. И собирал несчастную кайру, пока у меня не потемнело в глазах.
22
Перед ужином Людмила Сергеевна зашла на кухню. Баландина там не было.
— Где он? — спросила она у Кольки.
— Ушел, — спокойно ответил тот. — Взял полбуханки хлеба, винтовку и ушел.
— А ты? Где был ты? — побледнев, спросила она.
— Я его не удерживал, — грубо ответил Карбас, — пусть походит, подумает.
Людмила Сергеевна выскочила из кухни…
Громов уже уехал, захватив бочки с тушками, на своем «Альбатросе». Ушли и оба Прилучных. Напоследок Иван Иванович сказал Людмиле Сергеевне:
— Да плюнь ты, комиссар, на этих песцов паршивых. А гагачий пух обирать вроде бы перестали…
— Ах, да разве в этом дело, — сказала Людмила Сергеевна.
— Понимаю, — сказал Прилучный серьезно, — но ведь и робятишек понять можно. Такая беда у всех… вот они и не выдержали… Ну, ты — комиссар, тебе и решать. Теперь такие дела. Мы с Иваном на Гусиную Землю пойдем. Здесь никакой охоты нет. И Ольга с нами просится. Марье с мальцом в Кармакулы к доктору надо. Других малых с собой возьмем, чтоб вам не мешали. Справитесь тут?
— Справимся, — ответила Людмила Сергеевна. — И спасибо вам…
— И двух собачек с собой возьму, а уж за остальными вы присмотрите. Недельки через две вернемся…